Книги
Сегодня — день похорон Чарльза. Уже через час ему нужно быть на месте.
Мужчина взглянул в окно, где, словно назло, стремясь посмеяться над его потерей, погода прекрасная, светит солнце, а птицы заливаются счастливой трелью. День начался мерзко.
Эрик не успел даже подняться с дивана, как в гостиную спустилась Крис. В любой другой ситуации он, как её возлюбленный супруг, с большим удовольствием оценил бы её наряд, и с ещё большим помог бы ей его снять. Но сегодня был не тот день для такого наряда.
На ней лёгкое, что словно олицетворяет весну, бело-зелёное приталенное платье с узором из листьев. В нём девушка напоминает лесную нимфу.
Эрик еле удержал себя от приказа ей немедленно надеть что-нибудь чёрное.
— Вам нравится? — кружась перед ним, спросила Крис. — Я надела это, так как мне кажется, что оно самое красивое из всех.
Она просто хотела порадовать его платьем, которое понравилось ей самой. Она ведь не помнит.
Эрик кратко кивнул.
— Прости, но сегодня мне нужно уехать на несколько часов. Я могу оставить тебя ненадолго одну?
— Боитесь, что я засуну пальцы в розетку? — шутливо спросила она.
Эрик же был серьёзен, и казалось, вообще не настроен шутить сегодня.
— Некоторым амнезия стирала и эти знания.
— Вот как? Что ж, значит, мне на самом деле ещё повезло, — задумчиво нахмурилась Крис. — Не беспокойтесь, я буду в порядке. Эрик, вы даже не позавтракаете?
— Нет.
Сейчас ему почти физически больно находится с Кристиной, которая не помнит.
— О, ну тогда, вам нужно сменить бинты на ладонях… — напомнила Крис.
— Когда я вернусь, — коротко и отстранённо ответил он.
Сегодня Эрик был совсем другим. Вся обходительность, «джентельмизм» и чувство юмора, наравне с обожанием и мягкостью, просто испарилось. Это напугало Крис, но вида она не подала. Перед ней стоял почти-бесчувственный робот, а не Эрик.
Крис быстро одёрнула себя, решив, что возможно, у него какие-то проблемы, что никак с нею не связаны. Ведь такое может быть. Или это связано с Кристиной, что помнит его. Сомнения закрались, когда она поняла, что Эрик пытается избегать её.
Что же происходит?
***
На похоронах маленького Чарльза только мужчина в маске. Чарльз совсем недавно начал жить, друзей у него пока не было, мальчик был доволен компании мамы и папы. Потому только Эрик видел, как его сына, почти как живого, кладут в гробик. Только он видел его перед тем, как гроб закрыли и опустили под землю. Только он слушал речь священника и засыпал гроб землёй.
Все его мысли на тот момент были печальны. Он не может провести день памяти по своему сыну, ведь тогда Кристина обязательно спросит, что происходит, а он не в силах ответить. Да и зачем такая непосильная ноша Кристине, которая не помнит? Скорбеть о ком-то, кого не помнишь. Кажется, она действительно использовала амнезию, как защиту, чтобы не помнить, что Чарльз погиб. Сын, которого в её мире нет и никогда не было, и уже никогда не будет. Не будет… Но Чарльз существовал.
Эрик только сейчас осознаёт, что больше Чарльз никогда не будет больше смеяться, никогда не будет плакать, больше он не услышит его голос.
Родители не должны хоронить своих детей. Но это — их последнее «прощай».
Вся жизнь Эрика — череда неожиданностей, что постоянно сбивают с толку.
Глядя на ясное небо, Эрик вдруг подумал, что Чарльз будет не только под присмотром дедушки Густава, но и его матери, то есть бабушки. И от этого стало ещё больнее на душе.
Всё своё детство до шестнадцати лет Эрик считал, что мать ненавидит его из-за ужасной деформации. Но однажды… Кажется, тогда это тоже было воскресенье.
Эрик рисовал у себя в комнате. Из освещения — солнечный свет, так как был день, рабочий стол, за которым сидит Эрик — это творческий беспорядок из всего, что можно — домашка, чипсы, несколько чашек с кофе, тетрадь с нотами, чертежи. Портрет, что он пишет сейчас, получился сам собой — девочка из седьмого класса, Кристина Дае, в которую он влюбился.
Вдруг на первом этаже раздался грохот, будто упало тело. Эрик где-то пятнадцать минут делал вид, что ничего не слышит — ему вообще лучше не высовываться, иначе мать обязательно наорёт на него, и это в лучшем случае.
Но…
— Эрик! Пожа…луйста, п-помоги мне.
Голос его матери звучал так жалобно и непривычно тихо, что Эрику внезапно стало интересно, что за спектакль устроила его мать.
То, что он увидел, озадачило его — мать, бледная и слабая валялась на полу, словно не могла подняться сама. Её каштановые волосы распластались по полу, а зелёные глаза несколько минут смотрели вдаль расфокусировано.
Эрик вспомнил, что в спешке забыл надеть маску, и ему может сильно достаться за это. Он было поспешил назад, но мать протянула к нему руки.
Парень отодвинулся назад, в шоке расширив глаза. Мать никогда не прикасалась к нему, даже первую его маску просто кинула в его сторону. А сейчас…
Что происходит?
Неужто от того, что он — единственный, кто может помочь, она не побрезгует его коснуться?
Эрик хмыкнул.
— Пожалуйста… помоги… — снова взмолилась она.
Эрик закатил глаза, но всё же помог матери подняться — уже тогда он был сильным достаточно, чтобы взять свою мать на руки. (Ему показалось, или она похудела?). Он старался заметить признаки отвращения или недовольства. Но видимо, она была слишком истощена даже для эмоций.
Эрик уложил её на кровать в её комнате. Мать, заметив не верящий взгляд сына, попыталась снова его коснуться, но он отшатнулся, как от огня.
Виновато отведя взгляд, молодая женщина вынула кое-что из-под подушки и протянула Эрику.
— Это — фотоальбом. Посмотри… пожалуйста…
Ей физически трудно говорить, что он также замечает. Эрик удивлён, но всё равно берёт фотоальбом в руки.
То, что он увидел… Снимки были о маме, до его рождения, и о нём. До шести лет. На всех фото вместе, он был без маски, она запросто держала его на руках, дарила подарки на День Рожденье, обнимала…
— Что это? Какой-то монтаж? — с ядовитой ухмылкой бросил он. — Здесь всё указывает на то, что ты… — голос дрогнул. - …меня любила.
— Люблю, — твёрдо ответила она. — Никто из нас не должен был быть участником этой ужасной истории, но… — она вынула из-под подушки документ. — Возьми, думаю, ты имеешь право знать. Больше скрывать бессмысленно.
Эрик бегло пробежался взглядом по документу, и зацепился лишь за одно слово, что перевернуло его мир с ног на голову.
— У тебя рак? — бумага выпала у него из рук. — О, Боже! Ты больна, и вдобавок тебе достался такой, как я!
— Нет, нет, Эрик, — она взяла его длинные пальцы в свои. — Ты был счастьем для меня.
Эрик всерьёз запутался, пристально глядя на то, как мама держит его ладонь в своей.
