За ужином Эрик вдруг сказал:
— Ты можешь подать на развод.
Кристина подавилась бы булочкой, но не успела поднести ту ко рту. Не будь ситуация такой печальной, это было бы даже забавно.
— Простите?
— Я сказал, что ты можешь развестись со мной, — Эрик старается говорить отстранённо.
— Но я сейчас нахожусь в проигрышном положении. Мне некуда идти, и с деньгами я сейчас не…
Эрик перебил её.
— Я бы помог тебе с этим. С жильём и деньгами, с ориентированием на улицах, пока не освоишься. Врач уже предупреждал, что амнезия порой стирает даже название улиц… — глядя на то, что его слова её испугали, он понял, что она могла интерпретировать их неправильно. — Я не собираюсь тебя выгонять, если ты об этом. Просто… чтобы ты не обременяла себя обществом с тем, кого не помнишь.
— И вы всерьёз не собираетесь заставлять меня спать с вами? И в эту ночь, и в остальные?
— Я уже сказал, что не собираюсь заставлять тебя делать то, что тебе не нравится, Крис. И это правда. Я понимаю, или стараюсь понять, потому что сам никогда не терял память и не представляю, как это ощущать; как тебе сейчас трудно. Всё незнакомо… Всё ново…
— И всё такое чужое, — призналась она. — Вы рассказываете о нашей с вами жизни, но для меня это — чистый лист, пустота. Поэтому мне сложно вам верить. Но… я не хочу разводиться. Вы уже пообещали не тронуть меня, и сдержали слово. Я благодарна вам за это. И — вы единственная моя семья. Я бы не хотела остаться одна.
Эрик был поражён её словами, ведь учитывая, как себя с ним ведёт эта незнакомка, он думал, ей хотелось покинуть это место, покинуть его.
— И тебя устраивает такая семья? Такой, как я?
— Эрик, я уже сказала, что не лицо испугало меня.
***
Спустя несколько минут они прошли около комнаты, которая заинтересовала Крис. До этого Эрик старался обходить все места, которые могли бы натолкнуть её на мысль, что у них был ребёнок. И странно, что Крис всё ещё ничего не спросила о конструкторе в гостиной.
— Это — кладовка, — солгал Эрик. — Там очень пыльно, не советую туда заходить.
На самом деле это — комната Чарльза. И Эрику не хочется, чтобы туда заходила та, кто ничего не знает о нём. Будет столько вопросов, на которые он не захочет (и не сможет) ответить.
Крис попросила его ненадолго остаться в спальне, чтобы они вместе посмотрели фотоальбом. Эрик согласился.
— И я надеюсь, что в этот раз вы уснёте не на полу, — хихикнула она, находя забавным ту картину, что увидела утром.
— Да, я постараюсь, — не так весело отозвался Эрик, по-тихому завидуя ничего не помнящей жене.
Крис вынула фотоальбом, и пара вместе расположилась на постели. Эрик искренно улыбнулся, когда девушка, как и всегда, забралась с ногами на кровать и села по-турецки, будто никакой амнезии и не было. Крис, увидев вместо ожидаемого недовольства улыбку, покраснела и открыла фотоальбом, надеясь увидеть фото Эрика.
То есть, какой он на снимках? В маске или без? Прячется или наоборот? Но то, что она увидела… Быстро-быстро пролистав несколько раз, она заметила только одно фото с ним — свадебное, где они вдвоём, и он в маске. В остальном же на фото была Крис, её отец и кто-то ещё, кого она не помнит. А ещё, это был не совсем фотоальбом, а некий дневник событий, с ними произошедших, в виде их писем друг к другу.
«Моя дорогая Крис, ты всегда хотела купить студию звукозаписи…»
— Что это? — девушка протянула одно такое письмо ему.
— Как ты успела заметить, я не люблю фоткаться, и поэтому ты предложила иначе увековечить наши воспоминания. Мы писали письма на бумаге, когда случалось что-то, достойное упоминания.
— Вроде моей амнезии?
— Крис! — он буквально взвыл, горе слышалось в его голосе.
— Но я серьёзно. Лично я не хочу молчать, и хотела бы написать вам письмо об этом.
— Если хочешь, — хмуро пробормотал он, подумав, что это не будет так уж плохо, к тому же, ей действительно нужно выговориться.
— Эрик, а вы не могли подделать эти письма?
— Всё ещё мне не веришь. Ну, сравни. Только, у меня ужасный почерк. Я всегда пишу так, это было не второпях. И, наверно, вот одно из того, что я не умею — подделывать почерк.
Будто не слушая, Крис вынула несколько его и своих писем, из приклеенных к альбому конвертов, сравнивая. Его написаны криво, сложно (но не невозможно) разобрать слова. Её же почерк тонкий, все буквы написаны очень аккуратно. Совершенно разное.
— Убедилась? — мягко усмехнулся он.
— И вам не неприятно слышать, что я вам не верю?
— Мне больно это слышать, — честно признался Эрик. — Но я люблю тебя, и понимаю, почему ты мне не доверяешь.
Внезапно, Кристина обняла его за талию, прижавшись к нему.
— Спасибо.
— За что?
— Судя по вашим рассказам обо мне, случись с вами амнезия, я была бы не такой доброй, как вы со мной.
— Крис!
В этот раз оба неловко рассмеялись. Эрик позволил себе на несколько секунд забыть о её амнезии (это самый неудачный каламбур) и обнять её в ответ. Девушка напряглась, но ничего не сказала, отстраняясь.
— Вы сказали, что мы закончили школу. Мы учились в одном классе?
— В одной школе. Я был в одиннадцатом, ты — в девятом классе, мы ушли вместе.
— Из-за того, что я наскребла денег на студию, верно?
Он кивнул.
— По правде, я даже не знал, что ты так долго и старательно откладывала деньги. Если бы знал, то помог и с этим, но ты, видимо, не хотела, чтобы я помогал. Ты очень самостоятельная.
— Эрик, я так и не спросила. А у вас есть семья? Кроме меня?
— Нет. Никого не осталось, когда мне исполнилось восемнадцать.
— Получается, мы оба одиночки? Только мне повезло чуть больше, если папы и правда не стало совсем недавно, — также печально изрекла Кристина. — Эрик, побудьте со мной где-то до полуночи, пожалуйста.
Он только кивнул.
Крис задала ему вопрос о том, каким было их признание в любви, и Эрик рассказал ей. Услышав историю про обморок и подростков, меняющих возлюбленных, как перчатки, девушка смеялась.
— Это действительно на меня похоже! Пригласить вас, под предлогом помощи с домашкой… Я могу быть коварной, когда это нужно!
Она сверкнула на него глазами, и пара снова рассмеялась.
Они действительно читали письма и смотрели фото до полуночи, дошли только до периода после свадебного путешествия — в родную страну Крис, в Швецию.
Захлопнув фотоальбом и сказав, что продолжит потом, Крис опустила тот на прикроватный столик и попросила у Эрика чашку чая. Мужчина удивился, но просьбу исполнил.
В несколько глотков девушка осушила чашку, повертела ту в руках. А после, послав всё к чёрту, от души, с силой, на которую только была способна, швырнула чашку о стену, наблюдая, как та разлетается на мелкие осколки вдребезги.
— Я ничего не помню! — воскликнула Крис, чувствуя, как к горлу подступают слёзы.
Это произошло так быстро, что ошеломлённый таким поведением Эрик, просто застыл, силясь понять, что только что увидел.
Девушка заметила абажур рядом с мобильным и фотоальбомом, глаза её жадно заблестели, она потянулась к нему, и схватив, бросила в том же направлении, что и чашку.
— Почему я ничего не помню?! Я не помню папу, не помню, как его не стало! Только пустота, словно это совсем чужая жизнь! — она плачет и кричит.
Эрик преодолевает расстояние к ней и опускается на колени около постели, беря её за руку.
Она даже не знает, насколько же это является спасением сейчас — не помнить. Эрик тоже бы предпочёл забвение.
— Успокойся, всё в порядке. И это был ужасный абажур.
На последней фразе Крис вымученно улыбнулась.