И вот, она распахнула глаза, чтобы обнаружить себя в комнате, напоминавшей дворец из сказки. Сейчас девушке двадцать пять лет, как сказал Эрик. И он её муж. И если его слова хоть немного её успокоили, то всё, что она слышала на первом этаже — лишь ещё больше напугало Кристину.
Этот гнев, разбитые стёкла… Он злится на неё? За то, что потеряла память? И почему он плакал? Она права, и он просто лжёт ей?
У девушки предательски заурчал живот — со вчерашнего дня она ничего не ела — и пошла искать кухню.
Выйдя из спальни, Кристина запоздало поняла, что одета лишь в тонкую сорочку кремового цвета. Это рискованно, ходить перед мужчиной в таком, но голод толкает её вперёд.
Спустившись по лестнице, она ошеломлённо замирает, видя, как Эрик, без маски лежит на полу, свернувшись калачиком, и обнимает детский конструктор.
Девушка проникается жалостью к мужу, даже если не понимает ситуации, даже если не помнит его и садится на колени рядом с ним.
Сейчас бояться, что он, на чьём лице застыло несчастье даже во сне; воспользуется своими супружескими правами, почти невозможно. И, к его чести сказать, Эрик действительно не тронул её, хотя мог, и никто бы его не остановил, ведь в этом доме только они одни.
Кристина нашла его маску, что валялась под дверью его кабинета, взяла, и снова присела рядом со спящим мужчиной. Осторожно и ласково растормошила его за плечо.
— Эрик, проснитесь…
Мужчина вздрогнул и открыл глаза.
— Кристина… — блаженно прошептал он, решив поначалу, что как и всегда, они проснулись вместе в своей постели. Потом, поняв, что обнимал во сне конструктор Чарльза, вспомнил, что случилось вчера, и поспешно заозирался в поисках маски. — Кристина! Подожди! Не смотри!
Девушка, поняв, что он ищет, протянула ему маску.
— Вот, держите. Но я уже сказала, что не боюсь.
Эрик снова не поверил ей и потянулся за маской, которая снова упала на пол, так как Кристина внезапно вскрикнула.
— Боже! Эрик, что с вашими руками?
Тонкая кожа после ночного сражения с осколками, очень сильно кровоточила, но пребывая в сжирающем состоянии скорби, Эрику было не до того. Зато сейчас боль дала о себе знать.
Он не ответил, лишь зашипел и поморщился. Крис поднялась с пола сама и помогла подняться ему, сжимая тонкие запястья, после чего усадила мужчину на диван. Мышечная память подсказала, где искать аптечку (с малышом Чарльзом это было нужно почти постоянно, учитывая, насколько он любил исследовать мир вокруг него, что не обходилось без последствий вроде ушибов и синяков). Крис вынула оттуда всё, что было необходимо с такими ранами.
Был период, когда Крис была с ним очень тиха и молчалива.
В то время они оба учились в колледже и уже переехали в свой первый, маленький, но уютный дом.
Подозрительно-покладистое поведение девушки-задиры, которая иногда любила драться с парнями, насторожило Эрика. Он подумал, что Крис, не просто встречаясь, а живя с ним под одной крышей, стала бояться его. Ну, то есть, не его лица, а что он может причинить ей вред.
Однажды, прежде, чем лечь в постель, Эрик вдруг сказал Крис, которая задумчиво расчёсывала волосы:
— Я никогда не причиню тебе вред.
От его слов расчёска упала на пол, Крис обернулась к нему, находясь в ступоре.
— Что ты только что сказал?
— Я никогда…
Она подняла руку, прося его замолчать.
— Это я уже слышала. Спрошу иначе. Зачем ты это сказал?
Такое поведение было более в её характере, что озадачило Эрика.
— Но разве ты не боишься меня? Мы живём вместе, и многие мужчины смеют рукоприкладствовать… — он замолчал, неловко глядя на то, как Крис всё больше и больше офигевает с его слов.
— Смеют, я согласна, на постоянной основе и без причины. Только не пойму, а ты тут при чём?
— Но… почему тогда ты так молчалива, с тех пор, как мы переехали? Ты сама на себя не похожа.
Крис отвела взгляд и закусила губу, что значило, что ему не показалось.
Девушка, забыв о расчёске, села ближе, взяв возлюбленного за руки.
— Ну… это… когда я приехала встретить тебя у колледжа, я слышала, как твои однокурсники называют тебя подкаблучником. Это ведь из-за меня. И мне за это очень стыдно. Я подумала немного умерить свой характер, чтобы не так сильно стеснять тебя…
Он поднёс её руки к своим тонким губам и бережно поцеловал костяшки её пальчиков.
— Тогда, тебе не о чем волноваться. Я подкаблучник на добровольной основе. Это меня нисколько не ущемляет и не стесняет.
— Правда? Но тебя обычно очень расстраивает, что говорят о тебе другие.
— Верно. Школа была истинным адом на земле, потому что там я был живым трупом, дитя дьявола и прочие мерзкие прозвища, какие только могут дать жестокие подростки. Разумеется, мне неприятно выслушивать такое о себе. Но подкаблучник… я буду рад быть твоим рабом, если только это значит, что я буду с тобой.
— Так всё же, Эрик, что случилось? — снова, но уже спокойно спросила она, методично перебинтовывая одну его ладонь.
— Ничего, — почти беспечно ответил он, хотя сердце ноет от боли и потери. — Иногда бывает такое, когда злишься на себя.
— На себя?
«За то, что не смог вас защитить, за то, что потерял, за то, что вообще когда-то посмел думать о любви к тебе!»
— Да, злость на себя за всё, что только можно.
— О… То есть, вы не злитесь на меня? — осторожно спросила она.
— Нет. Я не умею злиться на тебя, никогда, Кристина, — со всей нежностью ответил он, пристально глядя на неё, и всё ещё без маски.
Крис приятно изумлена, но трепетную атмосферу нарушает урчание в её животе.
— Простите, — виновато шепчет она, всё ещё бинтуя его ладонь.
— Ты голодна?
Вместо упрёка, который она ожидала, в голосе Эрика сквозит искренняя забота, что удивляет девушку.
— Я не ела со вчерашнего дня. Как раз шла на кухню, но увидела вас в таком странном положении, — она взялась бинтовать его вторую руку.
— Тогда, ты не будешь против, если мы позавтракаем вместе?
— Мы так часто делаем?
— Да. Омлет с беконом, а потом я пью кофе, а ты — сок, с печеньем.
— Звучит неплохо, — задумчиво ответила она.
Закончив бинтовать, девушка поднесла его худые руки к своим губам, целуя длинные пальцы.
— Не заставляй себя! — воскликнул Эрик.
Одна только мысль о том, что Крис делает что-то, что ей не нравится, причиняет Эрику боль.
Крис удивилась, но рук не выпустила. Если ночью она боялась той вспышки гнева, думая, что это направлено на неё, то сейчас могла с уверенностью сказать, что Эрик её обожает.
— Но мы ведь муж и жена. Я хочу… может так память вернётся? Или вы удивлены, потому что на самом деле мы не женаты, и вам просто это непривычно?
— После завтрака отыщи документы и фотоальбом, — со смешком ответил Эрик. — И всё поймёшь.
Они поднялись с дивана и проследовали на кухню, где Эрик снова надел маску.
Эрик сделал омлет, сварил кофе себе, а в стакан Крис налил апельсиновый сок — её любимый.
— Вы знаете, что мне нравится именно апельсиновый сок?
— Да. Об этом мне сказал твой отец. Вы жили бедно несколько лет (Крис кивнула — когда ей было пять, именно так и было). Но даже тогда на праздники твой отец покупал апельсиновый сок, который у тебя после этого ассоциируется со счастьем. Поэтому ты хочешь начинать своё утро именно так, с глотка счастья, — с тёплой усмешкой сказал Эрик, цитируя её собственные слова о «глотке счастья».
— Верно. О, а вам разве не нужно на работу? — спросила она, глядя на часы, что показывали девять утра.
— Сегодня суббота, так что, нет.
— А мне? И раз уж я спросила, то кем мы оба работаем?