Прежде чем уйти, бойцы “прибирали за собой беспорядок”, как назвал это Кантил. Орвина оставили в покое, усадив рядом с телегой. Он перевязывал себе раны, пытаясь унять ещё сочащуюся кровь, и наблюдал, как стаскивают в одну кучу тела уже мёртвых защитников обоза, и тех, кто ещё дышал, но был весь переломан и разорван боевым колдовством. Кантил стоял рядом и следил за своими людьми, привалившись к борту и сложив руки на груди. – Поверить не могу! – сказал он, и в тоне голоса радости от встречи слышно не было. – Думал, глаза меня подводят! Рожа вся грязная, но до того что-то знакомая! – Я узнал тебя сразу… Кантил фыркнул: – А я помнил тебя несколько иным. Полагаю, сейчас ты должен мне кое-что рассказать. Объяснить, в какой Бездне провëл минувшие годы. А я выслушаю. По-дружески. Особенно хотелось бы понять, чего ради ты ведëшь безумные речи о службе у псов. Скажи мне, что эта мерзкая ложь тебе зачем-то нужна. Скажи, что это была первая, чудовищная придумка, пришедшая тебе в голову, чтобы не представляться людям Королевы настоящим происхождением и именем рода. Чего-то подобного он и ожидал. Просто потому, что иначе быть не могло. Но всё равно он был не готов к этому разговору. – Я сказал правду. Семь лет провёл в обители. – Что?!.. – резко выдохнул Кантил. Орвин выждал несколько мгновений, но бывший друг молчал, давая ему возможность говорить. – Скоро меня должны были посвятить, – начал он. – Я мог бы войти в Орден, это чистая правда… Но попал в плен. Так вышло… Повернувшись, Кантил уставился на него сверху вниз. Орвин принялся медленно, с трудом перебинтовывать ветошью предплечье. Изрядный кусок кожи был содран почти подчистую. Боевой артефакт оказался сработан на славу, нечего сказать. – Я думал, тебя уж нет среди живых, – глухо произнёс Кантил. – А я думал так же о тебе… – Лишь чудом я уцелел! И сколько мне довелось скитаться, ища помощи и поддержки! – в его голосе слышалась боль, и Орвин поморщился, словно эта боль принадлежала и ему. Словно он имел право её чувствовать. – Я приходил всюду, где чтили род Серого Дрозда, и видел лишь чёрные руины, да обгорелые останки, – говорил Кантил. – Не осталось никого в этом краю из тех, кто хоть слово мог сказать против Королевы и её извращенного, проклятого культа, осквернившего саму Великую Мать! Все, кто от души желал добра нашим землям, все они пали в одну страшную ночь. Лишь жалкие бродяги вроде меня, чудом уцелевшие, прятались по лесам и пустошам. С нами было покончено. Орвин тяжело сглотнул. Он чувствовал, как железные тиски сдавливают его голову – в висках ломило. Кажется, ударился головой. Снова, в который уже раз за эти проклятые дни? – Я знаю, Кантил. Мне не надо рассказывать то, что я сам пережил, – устало сказал он. – А ты не смей указывать, что мне говорить, а о чём молчать! – с неожиданной яростью прошипел тот, резко разворачиваясь, склоняясь над ним и заглядывая в лицо ледяным взглядом. – Я скорбел о друге! Горе моё было безмерно! Я бы многое отдал, лишь бы ты был жив… И ты впрямь оказался жив. Явился восемь лет спустя. Соизволил вернуться лишь сейчас! А потом вовсе заявляешь, что стал теперь псом!.. Орвин смотрел ему в глаза. Кантил действительно сильно изменился за эти годы. То, что было заложено в его характере, крошечные семена, теперь проросли, они стали прочными лозами, что несут на себе всё его существо. Его друг всегда был последователен в вопросах веры. Даже слушая, что говорил отец, соглашаясь, мол, произошла страшная трагедия, разрушившая его родной Культ, он всегда оставался предан тому же, чем жили его предки. Наверное, именно его алая вера и помогла пройти все испытания и стать тем, кто он есть теперь. Ему самому тоже помогла вера, но она была иной… – Я лишился дома, сначала своей семьи, потом той, что приняла меня, но пронёс сквозь все испытания Веру! – с горечью сказал Кантил, подтверждая его мысли. – А ты… ты предал даже её!.. Просто исчез и жил своей жизнью! Я думал, что тебя нет в живых. Возможно, было бы лучше, окажись это правдой, друг… Вернее, тот, кто когда-то был моим другом! Орвин прикрыл глаза. – Я не жил своей жизнью. У меня давно уже нет ничего своего – я отдал всё во имя служения. Чтобы этот мир… – Чужому богу! – То, что несёт мой бог близко к тому, во что веришь ты сам, Кантил… – Заткнись! – вскрикнул он. – Меня так больше никто не называет! – Тем не менее, это твоё имя, – сказал Орвин, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Прости, если оно теперь доставляет тебе боль. Но послушай меня, пожалуйста. Я больше ничего у тебя не попрошу – просто дай мне объясниться. Хотя бы потому, что раньше мы могли верить друг другу! За последние дни я видел… Кантил рассмеялся. –Хватит! Заткнись уже, мне наплевать! – … ужасные вещи, Кантил. Грядëт огромная беда, и ты… – Заткнись! – рявкнул Кантил и с силой пнул его в бедро. Перед глазами на мгновение потемнело. Орвин покачнулся, едва не завалился набок. – Я не желаю слушать слова предателя! Понял? Заткни свой поганый рот! Орвин подумал, что виноват сам. Красноречие никогда не было его сильной стороной. Следовало начать разговор иначе, подобрать какие-то иные, верные слова. Но он их, видимо, не знал. Оставалось только сказать главное: – Белая магия вернулась. Будет война! Кантил смерил его презрительным взглядом. – Она идëт уже давно. И ты встал в ней на сторону тех, кто истребляет заблудших детей нашей Матери! Как ты мог?! Ублюдок! – вскрикнул он. Это была черта, за которой любые слова становились бесполезны. – Надеюсь, ты не считал меня им хотя бы раньше. – Нет, нет, здесь иное, – сказал Кантил и покачал головой. – Происхождение не решает всë… Но твой собственный выбор… Родной сын Веррона, последний из Серых Дроздов. Когда казалось, что хуже быть не может… Что ж, надежды рушатся, я это давно усвоил. Но что-то ещë можно исправить. Клянусь, я исправлю, что могу. Кантил отошёл в сторону, вполголоса приказал что-то одному из своих людей. тот подошёл к телеге и попытался стащить укутанную в одеяло девку. Орвин встрепенулся, почуяв неладное: – Зачем?.. – Сирота говорит, что надо проявить милосердие. Помрёт ведь и так, пусть будет быстро. Послышался испуганный вскрик. Девка попыталась ударить мужчину, но лишь слабо шлëпнула его ладонью в грудь. На большее сил у неë уже не осталось. – Не надо! – в ужасе воскликнул Орвин. Он увидел, что Кантил обернулся и смотрит теперь на него с ухмылкой. – В отряде всë равно нет врачевателя. И думаю, тебе стоило бы печься о своей шкуре, – сказал тот, кого он считал когда-то своим другом. Это была правда. Но в больной голове прочно зацепились другие его слова, сказанные раньше. И возникла безумная идея. О том, что колдун мог добраться до какой-то заставы и попросить там помощи. Проклятый ошейник Морайны до смерти связал его путеводной нитью с “госпожой”. Если она захочет всë же вернуть своë, если отряд отправится в погоню… то шанс ещë есть. И для тех израненных воинов, которых решили взять в плен, и уж тем более для этой девки. – Не надо, она ведь живая! Кантил тяжело вздохнул. – Она – обуза. Мы пойдем через лес налегке, чтобы пройти по тропам в чаще. И кто ее потащит? Может быть, ты сам? В его взгляде читалось злое удовлетворение. Орвин ощутил, как в груди, там, где ещë недавно под одеждой покоился орб, пульсирует обжигающий ком. Он не знал точно, что это было. Быть может, то что его отцы и братья, слуги Пламенеющего называют благодатью… она всë ещë была с ним. Хранила его и давала последние силы.
