Невольник белой ведьмы

46. Две ведьмы

Девка заставила его выпить укрепляющее зелье, и Орвин мысленно приготовился к худшему, помня о том, чем такая помощь обернулась для него в прошлый раз. Но ведьма сбрасывать маску заботы всë не спешила. А ещë она, кажется, осталась в восторге от подарка старой суки. Тонкие пальцы всë ощупывали звенья артефакта, а потом зарылись в волосы, и от этого ощущения по спине пробежал холодок.

Подцепив кольцо на ошейнике, девка потянула и наклонилась, заглядывая в лицо. Тëмные глаза сверкнули лукавыми искрами. Алыми, как колдовство. Он с трудом заставил себя оторвать взгляд. Значит, не почудилось там, в подземелье. Но откуда?.. На мгновение Орвину показалось, что она собирается его поцеловать…

Мысль пугающая и неуместная.

Ведьма всë еще казалась ненормально притягательной, и даже сейчас, когда стала ясна причина, терпеть это было совсем не легче. Он напрягся, стиснул зубы, но девка, к счастью, будто почуяла что-то и отступилась.

У неë было прекрасное настроение, на губах блуждала улыбка. Она перебирала что-то в воздухе, и Орвин мог лишь догадываться, что происходит. И прислушиваться к себе. Невидимые иглы, вонзающиеся в тело, никуда не исчезли, и, кажется, проникли глубже. Неумолимый процесс шëл своим чередом, сила артефакта давила, безвозвратно врастала в плоть. Даже если бы он никогда не слышал об этой колдовской дряни, по ощущениям можно понять многое…

Девка двинула руками, и ошейник сдавил горло. Орвин нелепо дëрнул скованными руками.

– Ты что? – изумилась она.

И потянула невидимую привязь, затягивая удавку сильнее. Сознание померкло на мгновение. Следующий вдох отозвался тупой болью в груди. Но зелье действовало, заглушая ощущения измученного тела. Даже огонь, полыхающий в обожженном бедре, стал лишь докучливым жжением.

– Прости, я не нарочно, – жалобно промямлила девица.

Руки у неë почему-то дрожали, и это вызывало опасения.

Он смог лишь плечами пожать. Неважно. Мысли медленно прояснялись, и вновь сворачивали в одну и ту же колею. Белая ведьма, тайный визит в Фаррадию, к вратам Бездны, что-то страшное готовится, новое оружие, возвращение Гримвальда… И пока ещë была возможность размышлять, стоило прояснить хоть что-то. Попытаться, во всяком случае.

– Ты его дочь?

Вот было бы забавно…

Она растерялась:

– Чья?

Произнести это имя спокойно оказалось сложным испытанием.

– Гримвальда.

Не сходится, но это могло объяснить хоть что-то. У белых ведьм не бывает алой магии, светящейся в глазах. И носители алого колдовства не опекают тех, в ком скрывается белый дар. Это выглядит странно.

Она усмехнулась.

– Нет, конечно!

– Но ты – высокородная, – произнëс он самый очевидный вывод. Говорить оказалось тяжело, язык заплетался. Дело плохо, надолго его самого не хватит. – А солгала, что бездарна.

– Я не лгала!

Гримвальд знает о белом даре, раз опасается. А старая сука? А остальные?..

Он пытался уточнить, но она хорошо разыгрывала роль наивной дурочки, удивление и обида от вопросов были столь искренни, что хоть возьми да поверь. Если бы он однажды в лесу уже не поверил, что девице страшно, и не отвязал еë от седла… Себе на голову...

Он посмотрел ей в глаза. Притворяться можно до бесконечности, но времени мало, чтобы разменивать его на балаганный спектакль. Встретив его взгляд, ведьма нахмурилась, на хорошеньком личике отразилась тревога.

– Я ведь уже никому не смогу разболтать, – с трудом произнëс он. – Может, поведаешь всë же, во что я по глупости влез и за что теперь придется сдохнуть?

Но она, конечно, делиться ценными сведениями с врагом не собиралась. Если ривалонцы впрямь планируют что-то ужасное, никто не будет рисковать ради того, чтобы похвастаться этим перед полумëртвым псом-послушником.

Вместо того девка просто болтала. Об ошейнике, словно это милая безделушка, а не артефакт, созданный самой Безумной Морайной, тварью страшной даже по меркам алых колдунов. Ещë и вывернуть пыталась, будто это он ей лжëт… Вслед за старой сукой обвиняла его в выдуманной мерзости про насилие над ведьмами. Слышал бы это отец Бертар! Впрочем, он бы, наверное, не удивился…

Орвин сделал очередную ошибку, когда зачем-то попытался рассказать, что всë не так. Услышав, что его мать из простых, девка неприятно изумилась. Он такие гримасы видел, и не раз, за первые семнадцать лет жизни. Колдовская кровь должна быть чиста, без примеси, что дают жалкие простолюдины, чернь поганая... А у Орвина и в юности тон волос, да слишком тëмные брови давали понять, что мама была “поганью”, и смотрели на него высокородные вот так же... Как на нечто, чего и быть не должно. Это хорошо, что девка не знает, кто он по рождению. Небось, даже побрезговала бы руки марать. Или побежала докладывать Гримвальду…

Дурнота возвращалась, накатывала волнами. Мутила сознание и перемешивала мысли, превращая в бессмыслицу. А ведь правда всë нехорошо, если зелья теперь не хватает надолго…

Показалось, что голос девки стал странно меняться. Где-то далеко раздался, звонкий смех. Слишком узнаваемый. Кэри всегда чувствовала, когда ему плохо, она являлась, как самка шакала на запах крови.

Он сказал ведьме, что догадался, кто она такая. Уже плохо соображая, вдруг подумал, что, быть может, это заставит и еë вести себя открыто. Но нет. Девка вновь сыграла недоумение. Ну, что же… Дальнейший разговор уже не имел никакого смысла, и сил на него не осталось.

– Провались, тварь… – пробормотал он напоследок, толком не понимая, к кому обращается. К этой ведьме или той, другой, которой уже не было на свете.

А потом не стало ничего.

Рассудок рухнул в темноту.

В широко распахнутые объятья…

Кэри обитала на границе мира живых и Бездны. Юная ведьма погибла много лет назад, но смириться с этим так и не сумела, а потому и уйти ей было не дано. Осталось за что уцепиться, к кому привязать себя в мире живых. Из кого тянуть капли силы, что продлевала еë жалкое существование.

Кэри входила в его сны, раз за разом вытаскивая из памяти то прошедшее лето, от мгновений радости на освещëнной солнцем лесной поляне и у берега реки, до воняющего кровью и нечистотами сарая эрла Геллана и зловещего инквизиторского фургона, бесконечно повторяя эти сцены, обращая видения беспробудными кошмарами. Ведь она здесь, пока он о ней помнит. Пока воспоминания, сочащиеся ужасом и отчаянием, всë так же свежи…

Снова темнота беспомощность, боль в вывернутых суставах. Крики, угрозы порезать его на кусочки и скормить собакам, удары в грудь и живот, от которых хрустят кости, а нутро выворачивается наружу… Снова надвигающийся на него тëмный силуэт в капюшоне, с бляхой жуткого Ордена на поясе… Заливистый смех Кэри. Уколы иглы – бессмысленный поиск метки, которой у него никогда не было… Громом отдающиеся в ушах голоса, немыслимые обвинения…

– Глупый ублюдок, ты даже лгать толком не умеешь. Бесполезная тварь… Всех подвëл, даже твои мамаша и папаша сдохли из-за тебя!

И самое страшное в том, что это правда.

– Всех разочаровал, все надежды разрушил. И сам сгинул, как недоумок! Гореть тебе в Бездне вечно, а уж я там о тебе позабочусь!

Как она заботилась все эти годы.

Вспыхнул свет, рассеивая мрачные тени, и его потащило куда-то прочь.

Орвин повис в сияющей пустоте. Прислушался к ощущениям – не было ничего, ни внутри, ни снаружи. Исчезли страхи, сомнения, гнетущие воспоминания, ужас перед будущим, мысли о настоящем… Даже долгими истовыми молитвами он так и не сумел ни разу достичь хоть призрачного подобия этого изумительного состояния покоя, и вот, оно пришло к нему само. Ни прошлого, ни будущего, лишь пустота да белый свет. И это оказалось так хорошо, так приятно…

Что-то было не так.

Но думать об этом выше его сил.