Книги
45. Ошейник
Это было обидно, хоть Орвин и не мог объяснить себе, откуда взялось это бесплодное чувство, и уж тем более понимал, что нелепо это – будто он раньше не знал, какова сущность людей, отравленных магией.Впрочем, последствия не заставили себя ждать, ибо неразумные мысли порождают глупые поступки. И когда старуха снова дëрнула его за волосы, попутно рассказывая, как он, по её мнению, появился на свет, Орвин сорвался.
– С-сука! – прошипел он и дëрнулся вперëд.
Всë равно бы не достал ударить еë головой в лицо… Дрянь вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, и расплата последовала мгновенно.
– Заткни пасть!
Колдовство ударило его, вышибая воздух из груди. Тело скрутило судорогой. В груди словно что-то разорвалось, горло перехватило, и он закашлялся.
– Говорить будешь, когда разрешат.
Горло сдавило сильнее. Вдохнуть оказалось невозможно.
Ещë судорога…
– Это тебе псина, чтобы ты запомнил.
– Прекратите! – вскрикнула девка.
Горло сдавило спазмом так, что ему показалось, ещë чуть-чуть, и хрустнет глотка. Он замер с нелепо открытым ртом, тщетно пытаясь вдохнуть. Грудь разрывало от боли.
– Стоило бы вырвать тебе язык, но госпожа наверняка захочет найти ему более достойное применение.
Больная старая тварь…
– Не трогайте его! – не унималась девка.
Орвин хрипло вдохнул. Слабость навалилась, он повис на руках воинов. Весь мир будто отдалился.
Он лишь отмечал, что происходит. Вот его бросили на пол, вот чей-то сапог упëрся в плечо. Оскалившись, он намеревался сказать что-то, злое и бесполезное, но не сумел – из пережатого колдовством горла не вырвалось ни звука. От усилия сделалось совсем худо. Пришлось зажмуриться, чтобы не видеть тошнотворно покачивающихся пятен света перед глазами.
Его ощупывал какой-то парень, кажется, ученик лекаря. Тот, кто назвал его “фаррадийской дрянью”. Ведьма просила обработать раны, осторожно и без боли. Странное указание, и ещë более странные слова о том, что она не будет держать пленника в кандалах. Что она вообще намеревается с ним сотворить?..
– Тебе больно, да? – спросила девка.
В голосе ему почудилось сочувствие, которое звучало, как издевательство.
– Быть может, его следует чем-то опоить?
Он встрепенулся, мотнул головой, отчего перед глазами снова поплыло. Не хватало ещë лишиться ясного сознания, чтобы вообще не знать, что с ним делают. Ведьма нахмурилась, но, на удивление, настаивать не стала. Хорошо…
Кажется, он провалился куда-то в безвременье, лениво слушая, о чëм говорят у него над головой. Какая разница? Нужно подумать, что он ещë может сделать… Как выбраться… Это ведь не конец, он ещë и не такое смог пережить…
Вот только ничего не выходило. Мысли разбегались.
А ведьмы всë болтали и болтали…
– Это, милая моя, ошейник, который в прежние времена надевали на пленных псов ордена. Он из любой кусачей твари сделает покладистую и очень послушную.
В него будто кипятком плеснули. Орвин дëрнулся, напрягся, прислушиваясь.
Нет… Да быть того не может…
– Не переживай, ты не сможешь лишить своего щенка воли – силенок не хватит. Он останется в полном сознании, сможет двигаться по своей воле.
Они говорили спокойно, словно обсуждали местные сплетни.
Ведьма отчего-то стала спрашивать о своих силах и том, что случилось у алтаря алой дряни. Эти вопросы были начисто лишены смысла. Как у неë может быть “мало силëнок”, раз она сотворила такое?.. А Гримвальд убалтывал, утешал. Странное дело, но звучало это нехорошо, как-то неправильно… Почему?
Открыв глаза, он думал подробнее вникнуть в вызывающий тревогу разговор, но увидел, как девка протянула руку к артефакту в тëмной шкатулке.
В голове сделалось пусто.
Это же…
Нет, быть не может!
Она обернулась к нему, и Орвин не выдержал. Инстинкт жизни словно подбросил его. Ещë мгновение назад он не мог пошевелиться, а сейчас почти вскочил, попытался отползти. Откуда только силы взялись… Разумом понимал, что это бесполезно, что это их только позабавит, служить посмешищем не хотелось, но поделать ничего не мог. Как не мог и оторвать взгляда от шкатулки, где, обернутая тканью, лежала эта скверна…
Воины вцепились ему в плечи.
– Ты чего? – со злостью спросила девка.
“Не надо! Не делай, этого!”
К счастью позорные слова мольбы так и не вырвались из горла, и он дëрнулся опять.
– Хватит уже! Почему ты настолько глупый, что даже часа не можешь спокойно провести!
А ведь она интересовалась этим всерьëз. Будто Орвин сам напрашивался, чтобы его били, пытали, топили. И словно он мог этого избежать по собственной воле. Стоило бы даже посмеяться над этой глупой девицей и еë искренним недоумением, но…
– Животные, что с них взять!.. – усмехнулась старая сука.
Вот только звери чаще всего не понимают, что будет с ними дальше. А Орвин понимал слишком хорошо. Если это последние мгновения, когда он ещë может принадлежит себе, осознаëт происходящее…Он оскалился. Попытался закричать, выплëскивая отчаяние, но не смог издать ни звука.
Девка взяла ошейник Морайны в руки. Видеть его вот так, близко, настоящий, готовый использованию, было… странно. Ведьма прикрыла глаза, взывая к чудовищному артефакту. Орвин ещё успел подумать, что у неë, может, ничего и не выйдет – вряд ли белая ведьма сумеет управиться с порождением алого колдовства, да ещë настолько отвратительным еë природе. Но надежда угасла, когда он ощутил шлейф скверны. Ошейник ответил новой хозяйке.
Уже ничего не соображая, Орвин принялся вырываться. Его завалили на пол, прижали, не давая шелохнуться, но он извивался и пытался кричать, глядя, как девка приближается к нему с ошейником в руках.
– Переверните его лицом вверх.
Еë до омерзения радостное лицо оказалось совсем рядом.
– Довольно! – приказала ведьма. – Расслабься ты уже!
И всë равно им пришлось повозиться, чтобы подставить его шею под артефакт – помогать им Орвин не намеревался.
А потом полоса кожи сжал горло.
“Свет Пламени, прими мою душу…”
Раздался щелчок.
Из него словно вырвали саму жизнь. И за этим наступила пустота.
То, что происходило позже, слишком слабо отпечаталось в памяти.
Сознание вернулось, но казалось путаным, готовым угаснуть в любой момент. Кажется, девица пыталась доказать ему, что это была вынужденная мера, что он сам это заслужил. Ну, кто бы сомневался! Потом ведьма отвлеклась. Накричала на парня-лекаря, накричала на стражников. Еë звонкий голос болью отдавался в голове. Казалось, ещë немного, и череп лопнет. Когда, наконец, двери закрылись, оставляя их наедине, девица обернулась к Орвину
– Ты! Не хватило что ли?! Специально всë время напрашиваешься, чтобы стало хуже?.. Недоумок! Осел неблагодарный!
Это больше не имело никакого значения. Орвин прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Болело всюду, его тело словно переломали, не осталось ни единого живого места. Но хуже всего был ошейник. Слишком ясно чувствовалась, как невидимые иглы всë глубже вонзаются в плоть, как тянется тонкая нить, проходящая сквозь канал артефакта Морайны. Она ритмично пульсировала. Движение чем-то походило на вращение шестерëнок в часовом механизме, что отсчитывал мгновение за мгновением… или же это был стук капель воды… которая куда-то утекает, пока незаметно, но…
Он услышал, как девка решительно зашагала к нему и напрягся, ожидая пинка. От удара лекарские снадобья разлетелись по комнате. Что ж, выходит, пока злость вмещают не на нëм.
– Не нужно делать вид, будто меня здесь нет, когда я с тобой разговариваю!
“А я тут ещë есть? Почему?..”
– Хватит бревно изображать! Вставай давай!
Орвин с трудом разлепил глаза, попытался понять, что ей от него нужно.
– Вставай! – вскрикнула она. – Давай же! А то я теперь могу и поднять!
Она может, и напоминать об этом не требовалось. Только вот осознать не выходило.
