Невольник белой ведьмы

39.2. Дорожная

Он взглянул ей в глаза.

– Могу поклясться, что отец Бертар всегда поступает на благо. Я доверяю ему, потому что он спас мою душу. Без него меня не было бы уже на свете.

С таким выражением лица можно было бы говорить о чëм-то священном, почти божественном. Что никак не вязалось с образом жестокого человека, издевающегося над беспомощным пленником. Звучало смешно, но Авила сдержалась. И, видимо, мужчина по лицу прочëл еë мысли.

– Но тебя мои слова, конечно, ни в чëм не убедят, – закончил он. – Кто я такой, чтобы меня слушать, да?

Авила хмыкнула и покачала головой.

– Ты понял, о каком парне идëт речь?

– Да, – глухо подтвердил он.

– Это о нëм говорил Гримвальд. Сын его брата.

Он не возразил, лишь поджал губы.

– То, что с ним сотворили, тоже было во благо?

И снова повисла тишина.

Она уже успела подумать, что на этом их разговор запончится, но мужчина наконец произнëс:

– Он покрывал любовницу-ведьму. Которая едва не убила человека, чтобы просто украсть заговорëнный перстень. – Чуть помолчал и добавил таким спокойным тоном, будто это была светская беседа, а не рассказ о чьей-то смерти: – И, кстати, она намеревалась прикончить и своего дружка. Девка хранила тайком срезанную прядь его волос на всякий случай, и, когда увидела, что его из сарая выводят инквизиторы, побежала к себе в схрон, наводить пагубу. Испугалась, что он проболтается о ней, когда как следует спросят.

– Но он же ничего не сказал, он еë не выдал? Если то, что я видела, это правда…

– Не выдал.

Настала очередь Авилы молчать.

В тишине было слышно, как скрипят оси повозки. За окошком быстрой тенью пронëсся всадник из сопровождения, стук копыт затих где-то впереди. Служанка, о которой все забыли, скорчилась на скамье напротив, делая вид, что еë здесь и нет.

– И она провела ритуал?

На этот раз мужчина усмехнулся.

– Конечно. Влюблëнный дурак ведь отказался назвать имя и сказать, где она могла бы спрятаться. За что и поплатился.

Что ж, в этом была логика. У ривалонских мужчин принято клясться своей госпоже-ведьме в вечной верности, и обет включает обещание умереть, если потребуется. И правильно, ведь цель их жизни – защищать носительницу колдовской крови, продолжательницу рода, благословлëнного Матерью. Но своими руками убить любовника… да не просто ударом милосердия, а навести пагубу, чтобы он истлел живьëм…

“Глупая мысль. Разве гореть живьëм куда лучше, чем тлеть? Смерть ради сохранения дара почëтна, и не следует жаловаться на жребий Провидения, раз с удовольствием пользовался этой великой милостью – быть избранным истинной ведьмой…”

Этот внутренний голос, еë собственный, произносящий мысли, показался каким-то посторонним.

Наверное потому, что она чувствовала некое несогласие. Поëжившись от пробежавшего по спине холодка, Авила с трудом, но вообразила, что псы поймали бы Кассиана. И смогла бы она… Но нет, если той ведьме хватало сил навести такую сильную пагубу, почему она направила еë на своего возлюбленного? Почему не попыталась напасть на инквизиторов?..

“Ну, конечно… Верная гибель, глупая, бессмысленная, и ради чего?”

И правда, глупость…

Ладно! Но почему ведьма не извела дворянчика, который держал этого парня в сарае, пока церковники не приехали ко двору? Почему не попыталась помочь бежать, пока его уродовали, выбивая признание? Ей что-то помешало? Или почему тогда это оказалось невозможно?

Тишина, нет ответов.

Слишком сложно. И слишком мало знает она об этой истории… Не дай Богиня оказаться однажды перед схожим выбором!

– Что с ней стало? – спросила Авила.

– Отец Бертар догадался, что ведьма собирается совершить. И тоже провëл кое-какой ритуал. То, что она сделала, отразилось и на неë саму, но куда сильнее. Она погибла быстро, наверное, и ощутить ничего не успела. Схрон нашли по запаху гнилого мяса… а лицо у неë было такое сосредоточенное. Наверное, пыталась понять, что пошло не так, когда еë…

– Отвратительно!

Мужчина пожал плечами.

– Смерть и не бывает красивой. Это всë, что ты хотела… узнать о благе?..

Оттенок иронии в его голосе задел еë.

– Вполне, – сказала она. – Руки церковников ради этого “блага” превратили Фаррадию в преддверие Бездны со всеми еë тварями, так что вовсе не удивительно, когда кому-то приходится идти на ужасные поступки, чтобы хоть попытаться выжить в этом кошмаре и разминуться со священным костром.

Она ожидала, что эти слова ему не понравятся, но мужчина усмехнулся.

– Конечно, теперь-то я убедился, что руки ведьм несут совсем иное благо, настоящее. Ты-то мне жизнь спасла, подлечила, приласкала… И даже освободить, сняв ошейник, пообещала. Ты же его и впрямь снимешь, когда я помогу и стану уже не так нужен?

Да он насмехался! Но возмутиться этому Авила не успела, настолько резко беседа свернула к опасной теме…

Старая шлюха, как же она еë подвела!

Мысли лихорадочно метались в голове. Кажется, мужчина сам говорил нечто подобное – что снятие ошейника его убьет. Но это выглядело как-то слишком странно. Он сам предлагал попробовать его снять, это раз. Согласился на сделку – зачем, если знал, что это невозможно? И вот сейчас ещë переспрашивает. Два! Да он пытался сдëрнуть с себя проклятый артефакт только нынешним утром! Три. Нет, никак такое поведение не вязалось с уверенностью, что это смертельно. Значит, всë же блефовал, надеясь, что она проверит, и случайно в цель попал?.. Или – старая шлюха ошиблась. Вот это уж скорее всего.

– Да, сниму, – сказала Авила. – Я ведь обещала. Ты мне не веришь?

Он улыбнулся, хоть выглядело это странно – уголки губ приподнялись, но улыбка почему-то не затронула глаза, взгляд был холодным и внимательным.

– Отчего же?.. Охотно верю.

Что ж, уже хоть что-то… Осталось это доверие оправдать.

Авила тут же вспомнила ещë кое-что. Она и так собиралась спросить, но сейчас это было особенно нужно, чтобы уйти от опасной темы:

– Я понимаю, что прошло много времени, но это может быть важно… Может, ты знал… Может случайно помнишь, как звали ту ведьму?

– Кэри, – ответил он, даже не задумываясь.

– У тебя хорошая память, – удивилась она.

– Не жалуюсь…

Авила заметила, что он говорит словно через силу. Сделал странный жест, будто собирался поднять руки к лицу, но лишь звякнул цепями и поморщился.

– Орвин? – окликнула она с тревогой.

– Всë в порядке, – чуть слышно пробормотал мужчина.

И неожиданно встрепенулся. Уставился на неë.

– Что…

Она ничего не поняла, потом тоже услышала. Шорохи, позвякивание, взволнованные голоса.

Повозка встала. Где-то снаружи заржала лошадь. Авила потянулась к окошку, отдëрнула занавеску. Небо ещë не темнело. Отряд остановился на широкой лесной дороге. Лëгкий ветерок покачивал чахлые кустарники, тянущиеся по обочине. Вдалеке, где-то в зелëной чаще, кричали птицы.

– Вроде тихо всë, – заключила Авила. – Интересно, почему остановились.

– Авила…

От неожиданности она вздрогнула. Обернулась к мужчине.

– Освободи меня, – сказал он почему-то шëпотом.

В тоне голоса было что-то, вызывающее тревогу.

– Что с тобой? – спросила она, невольно сама переходя на шëпот. – Тебе дурно, да? Подожди, я сейчас…

– Ключ! – прошипел он. – Где, у тебя?..

Авила растерялась.

– Нет… У кого-то из конвоя…

Мужчина выругался.

Простучали копыта, и напротив повозки остановился Гримвальд верхом на своëм буланом коне, на светлой шкуре скакуна ярко выделялись тëмные начертанные руны. Колдун выглядел озадаченным, одной рукой он сжимал повод, в другой поблескивало заготовленное заклинание.

– А ведь догадываетесь, что вам тут не все рады, – усмехнулся мужчина, подвинулся к окошку, потеснив Авилу, и окликнул громче: – Эй, колдун!

Гримвальд обернулся.

– Чего тебе, псина?

– Здесь не водятся дрозды!