Невольник белой ведьмы

37. Ещë одно свойство артефакта

Леди Белория обнаружилась во внутреннем дворике замка, но не том, где проходил похоронный обряд, а в узком пространстве, зажатом между высокими стенами с северной стороны. Над крышами уже разливался золотой солнечный свет, а здесь еще царил рассветный сумрак, и пахло сыростью. Каменная кладка стен густо поросла мхом и странной белесой травой, которая, как показалось, шевелилась вовсе не от прохладного сквозняка. Авила даже протянула руку, нарочно, чтобы проверить, и тонкие стебли жадно потянулись к ладони.

Но сильнее еë впечатлило то, что занимало почти весь тесный дворик. Нечто, на первый взгляд требовавшее больше света и тепла, но лишь на первый взгляд… Это были чëрные розы. Никогда прежде цветы не вызывали у неë столь неожиданного чувства – липкой тошноты и необоримой гадливости. Хозяйка розария, старая ведьма, облачëнная в тяжелое и тëмное парчовое платье, брела по узкой тропинке между кустами, и, протянув ладонь, поглаживала головки цветов, будто им это могло понравиться.

– Как тебе мои питомцы, девочка? Не правда ли, эти мальчики прекрасны?

Обычно розу полагали женским цветком, но спорить Авила не собиралась. По пути сюда она боялась, что хозяйка замка скажет что-то о трëх мëртвых ведьмах. Да хотя бы даст понять, что понимает, кто виноват в случившемся! Но нет, ни слова, ни намëка. Почему?..

– Эти розы выглядят… очень необычно.

При дворе Королевы-Матери был обширный розарий, но таких угольно-чëрных лепестков Авила не видела никогда прежде. Те цветы, что обычно звались “чëрными розами”, были на самом деле лишь тëмно-синими, и вид имели благородный и почему-то печальный. От того, что росло перед ней сейчас, веяло лишь гибелью и тленом. И от них совершенно ничем не пахло, разве что, мокрой землëй.

Леди Белория повернулась, еë лицо осветила дружелюбная улыбка.

– Мудрость Матери-Природы неисчерпаема. И то, что было ей не годно и даже вредно при жизни, всегда послужит после смерти. Падаль отвратительна, но, уходя в почву, она даëт питание новой жизни.

Авила неуверенно шагнула вперëд. Еë влекло болезненное любопытство. Почему-то непременно хотелось понять, почему эти цветы вызывают тошноту.

– Что-то у тебя личико такое бледное!.. Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась старая ведьма светским тоном.

– Лучше, чем могло быть, – сказала Авила и поспешила начать то, ради чего явилась, лишь бы уйти побыстрее от неприятной темы: – Я пришла, чтобы поблагодарить за оказанное внимание и неоценимую помощь, леди. Не знаю, что бы я делала без вашей заботы и участия! И без вашей мудрости, коей вы так щедро со мной поделились…

Она говорила ещë что-то, выспренние и льстивые слова сами срывались с языка, никак не затрагивая разум, не давая осознать собственную смехотворную лживость. Умение, которым быстро овладеваешь, живя при дворе – произносить в лицо комплименты, в которые не веришь ни капли, и не краснеть, не отводить глаза от стыда на саму себя.

Леди Белории нравилось. Ещë бы! Она подхватила Авилу под руку и повела по дорожке вокруг кустов чëрных роз, и слушала, слушала… Иногда скромно возражала – а Авила настаивала. Она оценила и проницательность старой ведьмы, открывшей его глаза на подлость лживого послушника инквизиции, и еë изумительную находчивость по части этой идеи с цепями на постели, похвалила работу лекаря и идеально сваренные зелья, что прогнали усталость, уняли боль и головокружение, а так же привели в чувства еë новое имущество…

– Я рада, что ты осталась довольна, моя милая, – проворковала леди Белория. – Надеюсь, что и потом, когда ты исполнишь своë предназначение и возвысишься, всë равно не позабудешь, что старая ведьма, всеми позабытая в этом глухом краю, стояла на твоей стороне!

Тон был многозначительный. Вот здесь Авила мысленно сделала отметку – эта драная сука, кажется, знала что-то, или думала, что знает о каком-то важном “потом”. Попытаться вызнать?.. Нет, от этой болтовни нужна совсем иная информация.

Она напустила на себя важный вид и покивала, соглашаясь. Нужно было придумать, как половчее перевести тему, но леди Белория справилась сама.

– А как там поживает этот пëс-выродок, ошейник ведь пошëл ему на пользу?

– Ведëт себя смирно, – ответила Авила и перешла к главному: – Но, честно сказать, я всë равно немного опасаюсь его, леди.

Та округлила глаза.

– Почему же, девочка?..

– Как вы разумно подмечали, у меня слишком мало сил, чтобы применить этот изумительный артефакт так, как следовало бы, и сделать пса идеально послушным, – Авила подпустила побольше грусти в голос. – И он уже пытался сорвать ошейник сегодня утром – не вышло. Я боюсь… что у него однажды может получиться. И потому хочу подстраховаться. Мне нужно знать, как и при каких условиях артефакт может быть снят, чтобы избежать этого любым путëм.

Леди Белория неожиданно заливисто рассмеялась.

– Об этом ты можешь даже не переживать, девочка! Видишь ли, не зря подобные вещицы имеют огромную ценность – внешне это лишь ошейник, но он не просто красуется на шее, а вытягивает и замыкает на себе течение жизненной силы любого, на кого теперь надет. Та магия жизни, что заставляет биться сердце, вливается в этот закольцованный предмет, проходит сквозь него, и она же держит замок запертым. Размыкание кольца приведëт к разрыву жизненной нити. Даже если этот пëс каким-то немыслимым образом сумеет повредить артефакт, то ему же хуже – нарушив поток, он ничего не успеет тебе сделать, потому что издохнет от разрыва сердца.

На мгновение перед глазами потемнело, звуки окружающего мира как-то странно отдалились, а в ушах зашумело… Авила моргнула, и наваждение развеялось.

– А я могу его снять? – она словно со стороны услышала свой на диво спокойный голос.

Леди Белория степенно кивнула:

– Тот, кто надел артефакт на пленного, разумеется, может снять его так же легко. Но это стоит сделать, когда будешь уверена, что пëс тебе больше не нужен, ведь как бы замок не разомкнулся – итог будет один. Как видишь, опасаться тебе совершенно нечего, девочка, – старая ведьма усмехнулась, явно довольная собой. – В ошейнике ублюдок не сможет навредить тебе, а без него – и подавно!

Авила даже не запомнила ту порцию любезностей, что наговорила проклятой старой суке напоследок. Она существовала словно в горячечном сне, ненормальном, лишëнном логики и смысла.

Когда Авила в сопровождении служанки возвращалась в замок, взгляд сам собой зацепился за нечто белое, округлое, лежащее под кустом чëрных роз. Сделав шаг с тропинки, она преодолела омерзение и раздвинула руками тугие ветви. На неë глядел почти утонувший в рыхлой земле череп. Тонкие тëмные корешки оплетали белеющую лобную часть, погружались в глазницы, а чуть дальше, в густой тени листвы, светлел острый обломок рëберной кости…

И здесь смерть, очередная еë неприглядная форма… Потухшие орбы мëртвых инквизиторов, рассказы леди о былых “подвигах”, погибшие в одну ночь ведьмы, убивающий своего носителя ошейник, который она сама застегнула на шее человека, которому вовсе не желала такой участи, теперь ещë эти покойники, ставшие пищей для цветов. Слишком много смерти вокруг.

Авила поднялась на ноги. Служанка ждала еë на тропе. Леди Белория медленно брела прочь, всë так же ласково прикасаясь к тянущимся вверх цветочным головкам. Стало ясно, почему здешним растениям не требуется много света. Они питались чем-то иным, куда более сытным.

Узкие полутëмные коридоры, лестницы, переходы… Замок был велик, но впервые Авилу ничуть не трогал долгий путь до покоев. Она его даже не замечала. В голове было пусто и звонко. Ни одной мысли.