2.2. Судилище
Послушник наклонился и, положив руку на плечо старшему, стал что-то ему говорить. Старик качнул головой и отмахнулся. Послушник нахмурился, и Авила поймала его взгляд - он посмотрел на нее с досадой. Опять опустил голову и сказал старику еще несколько слов. Тот потер лоб ладонью и сказал:– Мы установили, что эта женщина - ведьма. Теперь следует установить, в чем она виновна. Остались ли где-то следы наведенной скверны?
Повисло молчание.
– Вы ведь еще не сожгли несчастную скотину, - сказал шериф.
Управляющий растерялся, но потом кивнул.
– Так и есть. Мы думали, потом, с этой…
И посмотрел на Авилу. Та, как ни старалась храбриться, вздрогнула.
"Нет!"
Она поняла, что чуть не крикнула вслух.
"Нет, нет, нет!"
Вновь попыталась отступить, не обращая внимания на тычки в спину. Двор закружился перед глазами в тошнотворном танце.
Послушник окинул ее тяжелым взглядом и дал знак двум воинам в черном. Те подхватили девушку под руки.
– Что ж, если туша коровы есть, тащите ее сюда.
Авила будто со стороны наблюдала за происходящим. Она то прикрывала глаза, надеясь, что это спишут на дурноту, и прислушивалась, прислушивалась, стараясь различить внутри хоть что-то. Но сосуд, хранивший силу, был теперь словно пустой кувшин. Тогда она открывала глаза и наблюдала.
Корову вытащили из хлева во двор и послушник, обнажив кинжал, залез к ней на волокуши. С таким видом, словно ему не впервой, вспорол брюхо падали и принялся копаться в зловонных вываливающихся внутренностях. Те и впрямь были странные, почернелые. Голова коровы скатилась, свесилась с волокуш, из пасти вывалился распухший, угольно-черный язык. Наблюдавшие за действом слуги на ходу вспоминали о каких-то срочных делах и спешили их выполнить подальше от двора, заполненного теперь гнилостным зловонием. Мужчина выпрямился, рассеянно оглянулся, взял протянутую одним из охранников тряпку и вытер руки.
– А теперь я хотел бы взглянуть на ваше сено.
– Что? – опешил управляющий.
Послушник тяжело вздохнул.
– Покажите мне денник и сарай.
Он кивнул одному из воинов, и вдвоем они скрылись в темном проеме, откуда выволокли корову.
– Не понимаю, чего мы ждем, – раздраженно сказал управляющий.
– Я тоже, признаться, в недоумении, – произнес эрл Коллахан. – Отец Эрик, вы приехали сюда вынести приговор ведьме, или же полюбопытствовать, хорошо ли мы ухаживаем за скотиной?
Инквизитор качнул головой, натянуто улыбнулся уголком рта.
– Милостиво прошу вас простить моего подопечного, – в голосе не слышалрсь ни капли сожаления. – Этот лишь послушник, Орвин. Он прибыл в приграничье недавно, ничего пока не понимает, но уже скоро должен будет скоро принести клятву. Желает показать мне служебное рвение, впечатление произвести. В молодости я и сам был таким…
– Полагаю, брат Эрик в молодости не тратил время на доказательства очевидных любому дураку фактов, – проворчал капеллан. – Сегодня он сомневается в словах старших братьев, а завтра что - начнет придираться к Наставлениям?
"Великая Мать, помоги мне. Я принесу тебе лучшие дары, золото, шелк, самоцветы возложу на твой алтарь. И кровь. Я принесу тебе горячую кровь… "
Послушник вышел из сарая, появившийся следом воин выглядел удивленным, но на лице самого мужчины ничего нельзя было прочесть. Он встал перед столом, поклонился.
– Разрешите мне сказать, что я сумел выяснить, отец Эрик.
– Говори, – бросил тот, подавив зевоту.
– Корова эрла Коллахана была отравлена простыми человеческими руками, без всякого колдовства.
Над площадью повисла тишина.
– Это ложь! – выкрикнул капеллан. – Вы сами видите черную гниль - это скверна!
– Что ты можешь знать, мальчишка! – вторил ему управляющий.
Послушник молча слушал их. Инквизитор вновь стукнул по столу, и оба замолчали.
– Да, я пока знаю немного, – сказал послушник, смиренно склонив голову. – Мне многому предстоит еще учиться, но что я усвоил хорошо, так это действие на любое живое существо разрыв-травы, собранной в полночь на убывающую луну. Я проверил запасы сена, мало ли, вдруг с покосом не успевали, работали в ночь, не знали, чего опасаться, мало ли как бывает. Но нигде не нашел ни былинки, зато в кормушке было это…
Авила не видела стебель, который он протянул через стол старику, но могла представить, как он выглядит. Тонкий, ломкий, и темный, будто тлел в костре, но не сгорел.
– Это ведьма ее подложила! – не сдавался управляющий.
Послушник хмыкнул.
– Судя по отпечаткам в грязи на полу хлева, у той ведьмы были либо деревянные башмаки прислуги, либо она ходила босиком, как отец-капеллан.
Авила окончательно перестала понимать, что происходит. Она смотрела то на эрла Коллахана, снова зашедшегося в приступе кашля, то на управляющего, круглое лицо которого покраснело от гнева, как яблоко по осени, то на отца Эрика, который чему-то улыбался.
Она почувствовала, как стражи отпустили ее. Тот, что был по левую руку, потянулся за мечом.
– Лжец! – кричал мужчина в серой рясе. – Подлый лжец! Ты знаешь, что это скверна! Ты, слуга Пламени, лжешь, чтобы обелить проклятую ведьму!
Люди эрла переглядывались, но тот все еще кашлял, скорчившись в кресле, и не мог ни прекратить свару, ни раздать указания. Из раззявленного в спазме рта сочилась кровь. Выглядело это ужасно.
– В чем моя ложь? – спокойно спросил послушник.
– Лжец! Предатель! – взревел капеллан и бросился на него.
В руке взбесившегося священника блеснул нож.
Послушник увернулся играючи, отступил, развернулся, схватил противника за шкирку и с силой встряхнул.
Люди эрла уже обнажали оружие.
Стражи отпихнули Авилу, выступая вперед, и та упала в грязь, неловко дернув связанными руками. Быстро поползла спиной вперед, отталкиваясь от каменной мостовой каблуками сапог. Не хотелось попасть под ноги дерущимся.
– Прекратить! – громом разнесся над двором голос отца Эрика.
И все вправду замерли.
Авила даже себе никогда не призналась бы, но в этот момент она была рада, что мерзкие фаррадийцы слушаются своих жрецов, как овцы пастуха.