Птицеферма

Глава 21

Сижу на краю кровати, заплетая волосы в косу. Пересмешник — у окна, только что натянул через голову футболку поверх перевязки на ребрах. Его лицо как раз появляется из горловины, когда я задаю вопрос.

Пожимает плечом.

— О тебе.

Очень интересно.

— И что он сказал?

— То, что я сделал опрометчивый выбор, и ты... э-э-э... дай-ка вспомнить... что-то вроде паршивой овцы в стаде. Да, так и сказал.

— А ты?

— Сказал: «Что поделать — у меня дурной вкус».

— А он?

— Сказал, что я не прав.

— А ты?

— Напомнил ему, что это совершенно не его дело.

— А он?

— Напомнил мне, что на Птицеферме любое дело — его.

— А ты?

— Это игра в перекличку? — припечатывает меня пристальным взглядом.

Не остаюсь в долгу: упрямо смотрю в ответ.

Пересмешник первым отводит взгляд.

— Нам на завтрак пора, — качает головой в сторону двери. — Филин не терпит опозданий. Это он мне тоже напомнил.

Не спорю. Завязываю узел на шнурке, закрепляя косу, и встаю.

Вместе выходим из комнаты, идем по коридору. Молчим.

Мне не нравится то, что происходит. Вчера потеря сознания и новые воспоминания выбили меня из колеи, и вместо того, чтобы задать сегодняшние вопросы еще прошлым вечером или отправиться на разведку к люку у реки, я завалилась спать. Мало того — на одной кровати с Пересмешником. Вторую ночь подряд. Чего никогда не делала с Пингвином.

Кровать довольно узкая, и лежать не касаясь друг друга практически невозможно. И все же я спала крепко и без снов, бессовестно греясь о бок человека, мотивов поступков которого все еще не понимаю. Как и не могу определиться со своим отношением к нему.

А Пересмешник... В эту ночь он руки не распускал и вообще вел себя паинькой на своей половине кровати. Даже во сне не обернулся ко мне ни разу.

Скорее всего, дело в ребрах и других последствиях состязаний. Но что будет, когда он полностью оправится? Сильно сомневаюсь, что нового сожителя остановят предупреждения Пингвина о моем древообразном поведении в постели. В конце концов, самого Пингвина не остановило.

И я должна буду подчиниться.

При одной мысли об этом сводит зубы.

Пересмешник прав: я испытываю к нему симпатию. Мне приятно его общество, нравится с ним разговаривать, комфортно находиться наедине. Но также я прекрасно понимаю, что стоит ему потребовать физической близости — на что по правилам Птицефермы он теперь имеет полное право, — все это рухнет.

А что, если я откажу? Пингвину ведь отказала.

После того как срослись мои ребра, больше не отказывала...

Станет ли Пересмешник применять физическую силу или просто-напросто пожалуется Филину? Пингвин делал и то и другое.

— Эй, у тебя такое лицо. — На подходе к столовой Пересмешник усмехается и легонько толкает меня локтем в бок.

Вскидываю на него глаза, хмурюсь.

— Какое? — огрызаюсь.

— Будто на плаху собралась. Брось, это всего лишь завтрак, — весело подмигивает, сияя ясными голубыми глазами.

Красивый, зараза. А у меня все внутренности скручивает в тугой узел при одной мысли, что он до меня дотронется не в дружеской манере.

Отворачиваюсь.

— Да, всего лишь завтрак, — бормочу.

Обычный.

Тюремный.

Завтрак.

* * *

Завтрак и правда проходит как обычно. Не считая того, что к его окончанию Глава лично шествует к нашему столу и останавливается, уже ожидаемо, возле меня и Пересмешника. Я как раз дожевываю последнюю ложку овощного рагу и едва не давлюсь — кусок встает поперек горла.

— Вижу, ты чувствуешь себя лучше. — Филин обращается непосредственно к Пересмешнику, без приветствия.

Когда с тобой заговаривает Глава, да еще и сам при этом стоит, нужно встать. Любой встал бы. Пересмешник только полуобернулся.

— Да, спасибо, — отвечает с вежливой, но откровенно холодной улыбкой. Мне он улыбается совсем не так.

Филин хмыкает. Не сомневаюсь, что от него не укрылись все нюансы поведения новичка.

— В таком случае, полагаю, ничто не мешает тебе отправиться сегодня на рудник вместе со всеми. — В голосе Главы отсутствует вопросительная интонация — это приказ.

Один день, черт его дери, он дал только один день и гонит человека со сломанными ребрами и сотрясением мозга на рудник, таскать тяжелые камни.

На лице Пересмешника — ни капли удивления.

— Разумеется. Было бы нечестно отлеживаться, когда другие работают.

Сидящий неподалеку Зяблик с перевязанной головой старательно смотрит в сторону. Чайка как раз вчера болтала, что у нового сожителя ее подруги сотрясение, и Филин велел ему в ближайшую неделю соблюдать постельный режим.

— Рад, что мы мыслим одинаково, — растягивает Глава губы в улыбке. После чего разворачивается и чинно шествует к двери.

Провожаю его взглядом. Не хватает только мантии и маленьких пажей, придерживающих ее концы, чтобы не волочилась по полу.

В столовой стоит мертвая тишина до тех пор, пока за Филином не захлопывается дверь.

— Что? Что он ему сказал? — кричит из-за соседнего стола Чайка. — Отсюда ничего не слышно!

Вот же любопытная. Послать ее куда подальше, что ли?

Но Пересмешник делает это первым.

— Сказал, что ему нравится шитье на моем лице! — громко бросает через плечо, не оборачиваясь к местной охотнице за сенсациями. — Хочет себе такое же!

Вот теперь я и правда закашливаюсь, давлюсь недоеденным куском.

Что там говорил про Валентайна сержант Хоппер? Что тот высказывает свое мнение где надо и не надо?

На Птицеферме не шутят про Филина. Это чревато.

А еще Хоппер сказал, что у Валентайна проблемы с субординацией.

Нет, я определенно не верю в такие совпадения.

* * *

Когда мужчины уходят на рудник, Сова оставляет меня заниматься стиркой в компании Майны, а сама забирает остальных женщин на огород.

Сегодня прохладно и ветрено, и в такую погоду я предпочла бы полоть редиску, чем мотаться с тачкой, полной белья, к реке и обратно. Но обязанности на день распределяет Сова, и спорить с ней не принято. Я и так чувствую себя ее троекратной должницей, поэтому покорно получаю назначение и отправляюсь в комнату «холостяков» собирать грязные вещи.

— Заберешь у Филина? — спрашиваю Майну.

Майна — женщина средних лет, среднего роста и комплекции. Для меня она средняя во всем: не сказать, чтобы я питала к ней особо теплые чувства, но и отрицательных тоже не испытываю. Работать с ней легко, не то что с Кайрой или Чайкой. Увы, теперь этот список пополнила и Олуша. Как она там, с Дергачом...

Майна равнодушно пожимает плечом.

— Зайду. Сама-то чего боишься?

Боюсь ли я Филина? Скорее, не хочу его видеть.

— Спасибо, — благодарю за первую часть фразы, вопрос игнорирую.

Майна уходит в одну сторону по коридору, я — в другую. Предстоит собрать вещи, затем выстирать, повесить, и если повезет, то высушить и вернуть на место. Впереди целый день, а ветер довольно сильный, так что велики шансы выполнить все пункты задания.

Гружу во дворе вещи в специально выделенную для поездок к реке тачку, когда из барака появляется Майна с охапкой постельного белья в руках.

— Филин велел тебе зайти к нему до ужина. Хочет с тобой побеседовать.

Напрягаюсь. Как чувствовала, что не хотела идти к нему прямо сейчас.

— Не сказал о чем?

Майна фыркает, заправляет кудрявую прядь цвета горького шоколада за ухо. Потом беззлобно усмехается.

— Так Глава и станет передо мной отчитываться.

— И то верно, — бормочу.

А самой неспокойно.

— Да ты иди. — Майна снова воспринимает мою реакцию как страх. — Он сегодня вроде не злой.

— Схожу, — обещаю.

А куда я денусь?

* * *

Стирка, пополнение запасов воды в бочках во дворе, уборка мест общего пользования в бараке — день пролетает быстро. Никаких падений в обмороки, неожиданных вспышек перед глазами или видений из прошлого. Все как всегда, как было до моего падения с крыши — рутина, когда работают руки и можно отключить голову.