Глава 3
Кайра без стука врывается в мою комнату, когда я переодеваюсь.— Эй, убогая... — начинает и обрывается.
Стою спиной к двери и как раз натягиваю на себя платье с длинными рукавами и глухим горлом — ветер на улице штормовой, и если я продрогла в низине, то на крыше в сарафане окончательно замерзну.
Торопливо одергиваю подол и оборачиваюсь. Не сразу понимаю, что так удивило Кайру и почему теперь она смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Потом доходит: шрамы. Моя спина весьма живописно исполосована вдоль и поперек.
— Чего тебе? — спрашиваю грубо.
Девушка встряхивается, будто только сейчас вспоминает, зачем пришла.
— Филин объявил сегодняшний день выходным. Вечером будет пир. Сова велела позвать тебя на кухню для подмоги, — объявляет скороговоркой.
Ясно. Крыша подождет. Ослушаюсь Главу — получу еще парочку «узоров» на своей шкуре.
— Поняла, — отзываюсь. Значит, придется лезть на крышу в темноте. Дождь все еще не пошел, так что, может, пронесет — успею.
А Кайра все еще топчется в дверях, кусает свекольные губы.
— Убогая... — начинает привычно. — Гагара, — вдруг исправляется, и я удивленно приподнимаю брови, — это с того раза? Ну, спина. — А на лице откровенный испуг.
Кажется, до нее только сейчас доходит, что в тот раз она могла оказаться на моем месте. Просто ей повезло и Филин признал виновной меня.
— Передай Сове, что буду через несколько минут, — говорю, игнорируя вопрос и давая понять, что отвечать на него не намерена.
— Убогая, — комментирует мое поведение Кайра. — Так тебе и надо! — И хлопает дверью.
В коридоре слышатся ее быстрые удаляющиеся шаги.
* * *
Возимся на кухне до вечера. Если Филин велел организовать пиршество, то стол должен ломиться.
На кухню согнали половину женского состава Птицефермы — не протолкнуться. Но и уйти нельзя — Сова бдит. Именно ей Глава поручил руководить процессом, и теперь она восседает на высоком табурете в углу и внимательно наблюдает за деятельностью каждой.
Кайре повезло снова: ее Сова отправила из кухни вон, несмотря на то что та сама порывалась участвовать. А меня, Олушу, Чайку, Рисовку и Майну оставила. И отнюдь не на добровольной основе.
Ненавижу готовить. Хотя опытным путем и выяснилось, что умею. Чего не скажешь о Кайре — дни ее дежурства, как правило, заканчиваются несварением желудка для большинства местных жителей. В моем случае — голоданием. Мне хватило одного раза, чтобы больше никогда не есть того, что приготовила Кайра.
Так что Сова поступила мудро, выдворив девушку из кухни прежде, чем она успела что-нибудь пересолить или поджечь.
На улице завывает ветер, засохшее дерево под стеной барака настойчиво бьет в стекло кривыми ветвями — начинается буря. То и дело оборачиваюсь, наблюдая за тем, как за окнами бушует стихия. С крышей нужно что-то думать, но никто не выпустит меня из кухни, пока не закончим. Да и потом — не присутствовать на «пиру» нельзя, Филин воспримет это как неуважение.
— Сова, а в честь чего застолье, Глава сказал? — спрашивает вдруг Чайка. Чайка — болтунья. Пять минут молчания — для нее уже страшная пытка. — Отмечаем новоселье Пересмешника или поминаем Тетерева?
Или празднуем то, что Филин и его подручные пополнили свои шкафы.
Сегодня и правда привезли постельные принадлежности. Пингвин гордо принес в нашу комнату новое одеяло и подушку и в порыве щедрости даже разрешил мне забрать его старые — раньше у меня было лишь шитое заплатками покрывало.
— Праздники нужны для поднятия духа. — Сова пожимает костлявыми плечами. — Так что не все ли равно? Работай, не болтай.
Чайка недовольно закатывает глаза, толкает Олушу локтем в бок.
— Слыхала? Все-то ей до лампочки. — И понизив голос: — Старая ведьма.
Олуша осторожно кивает, не понять, согласна или побаивается спорить. Олуша всегда очень осторожна и предпочитает держаться в тени. Маленькая, тоненькая, издалека ее можно спутать с ребенком. Вот и ведет себя соответствующе — понимает, что такие розги, как те, которые оставили росчерк на моей спине, ее бы убили. Первое время я даже думала, что Олуша немая.
Сова покашливает в кулак. Намекает, что слышала оскорбление? Но Сова тоже осторожна — сурова, а конфликтов старается избегать. Хотя, может, в данном случае понимает, что у Чайки язык как помело, и не воспринимает ее слова всерьез.
На самом деле, зря. Я давно заметила, что Чайка не любит Сову и при каждом удобном случае пытается обсудить ее за спиной, пока та не слышит. А Чайка — пара Ворона, правой руки Главы, так что...
— А ты чего встала?! — прикрикивает на меня Сова. — Лишь бы лентяйничать!
Нет, не думаю, что пожилая женщина не осознает, какую опасность может представлять Чайка, поющая по ночам в уши Ворону. Вот и срывает злость на мне. Кричать на меня не опасно — мое мнение последнее, чье станет слушать Глава.
Не отвечаю и принимаюсь за работу.
Жаль, что до возвращения остальных с добычей удалось только найти молоток и гвозди. Была бы порасторопнее, успела бы и на крышу слазить...
* * *
Так много еды у нас бывает нечасто. Никто не знает, когда и что привезут Тюремщики, поэтому запасы провизии расходуются бережно. Только время от времени Филин вдруг объявляет, что пришло время праздника, и все радуются и благодарят Главу за послабление. А Сова достает свой самогон, который варит каким-то мистическим способом из сахарной свеклы для таких особых случаев и держит рецепт в строжайшем секрете.
Застолье, выпивка, танцы и непременный атрибут подобных посиделок — мордобой.
Не думаю, что сегодня все пойдет по другому сценарию, поэтому единственное, чего хочу, это сбежать, слазить на крышу, а потом где-нибудь пересидеть, пока Пингвин не уснет. Всегда стараюсь улизнуть, когда Пингвин пьян. Обычно тот напивается настолько, что наутро и не помнит, была ли я в комнате, когда он засыпал.
Столовая нам досталась от первых поселенцев. Тех самых, которые были или контрабандистами, или наркоторговцами (от кого-то даже слышала версию про рабовладельцев). Огромное помещение с длинными столами, прикрученными к полу и, видимо, не показавшимися никому достаточно ценными, чтобы откручивать их и пытаться перевозить, стойка вроде барной, отгораживающая общий зал от кухни, в которой также остались несколько столов и шкафы. Жаль, что канализация давно прогнила и не функционирует, краны на месте, но водопровод не работает — носим воду из реки. Благо зимы здесь не слишком суровы, и она не замерзает настолько, чтобы не хватило сил пробить лед камнем.
Говорят, после открытия на Пандоре тюрьмы в одну из первых поставок сюда завезли посуду. Люди брали подносы и выстраивались в очередь, получали свою порцию и сами несли ее к месту за столом. Но дешевые пластиковые подносы быстро пришли в негодность, а новых в следующих поставках не было. Поэтому теперь все садятся на свои места и ждут, а дежурные по кухне сами разносят пищу.
Олушу и Рисовку, наших тихонь, Сова пожалела и отпустила, сама тоже ушла, чтобы сесть за стол — как обычно, в самом конце, поближе к выходу, — а меня с Майной и Чайкой поставила на раздачу: каждой по столу. Как назло, мне достался стол Филина.
С трудом дотаскиваю тяжелую горячую кастрюлю из кухни и водружаю ее на подставку на краю стола. Наполняю тарелки, прошу передавать. В помещении стоит гул, кто-то уже неторопливо постукивает ложками.
Действую привычно, мои движения отточены месяцами практики: взять, налить, подать, взять, налить, подать... Я давно не делаю ничего лишнего, не проливаю ни капли, не обжигаюсь и ничего не роняю. В такие моменты кажусь себе роботом.