2. Голубые зомби
- Ансгар Фридрихович, а зомби бывают «голубыми»?
– Я полностью отдаю себе отчет в том, – отвечал из своего освещенного лампой угла доктор Мерц, – что жизнь у тебя была нелегкой, но с момента ее окончания прошло уже два года, и я был бы тебе весьма обязан, если бы ты хотя бы в разговорах со мной обходился без этого вашего идиотского цветового жаргона. Позволю себе все же напомнить, что мы не в детском саду на приеме у психолога, а на даче, где я хочу отдохнуть от вызывающих тошноту заблуждений человеческого стада, гордо называющего себя «цивилизацией».
– Тут тоже цивилизация, – буркнул Ваня. – И она нас считает геями. Они же не знают, что я зомби. Вот если я им скажу…
– Они, конечно же, сразу успокоятся и потеряют к нам всякий интерес, – прошептал доктор Мерц, откладывая брошюрку: «Чудо-кабачок – правда или вымысел?».
– Нет, конечно, – неохотно признал Ваня. – По крайней мере, мне будет не обидно.
– Это следует понимать так, что в вашей деревне престижнее быть мертвецом, чем гомосексуалом?
– Да это во всех деревнях так…
– Хм.
– Я знал, что вы согласитесь! – просиял Ваня. – Я, в общем-то, уже кое-кому сказал, что вы некромант, – признался он.
Ответную речь доктора он не запомнил. Да и не понял половины. Только ему показалось, что Ансгар Фридрихович зря метал бисер перед ним, ни разу не студентом филологического факультета.
– Простите, шеф, – пробормотал он, когда доктор остановился перевести дыхание и даже выключил настольную лампу эпохи развитого социализма, освещавшую ему журнал. – Я не знал, что вы примете это близко к сердцу…
– Не знаю, заметил ли ты, – сказал доктор холодно, – что я приехал в деревню ОТДЫХАТЬ!
Доктору Мерцу было неудобно за этим столом. Ему было неудобно за всеми столами, потому что они не предусматривали позу, в которой ему было бы комфортно сидеть. В школе доктор был прогульщиком просто потому, что прямота школьных парт становилась для него орудием пыток. Не говоря уж об одноклассниках, подозрительно относившихся к людям с плечами разной высоты и разными глазами на не особенно симметричном лице. Впрочем, никто из одноклассников его не трогал, доверяя инстинктам, не желающим признавать в таком причудливом творении природы достойного конкурента.
Вот если бы правую ножку стола подпилить. Но тогда с него будет падать лампа и журнал.
– Ну, так вот как раз после этого отдыхать станет куда легче! – сказал Ваня почти жалобно. – А то ведь и побить могут. Тут никто не считает себя цивилизацией – по крайней мере, никто из тех, кого я знаю. Они верят в кикимор, домовых и неупокоенных солдат, оставшихся еще с войны и окликающих в лесу грибников.
– А зачем им окликать грибников? – живо заинтересовался доктор Мерц. С кабачками у него сегодня не складывалось.
– Я не знаю, – Ваня пожал плечами. – Это же ваши солдаты, немецкие. Может, шнапсу хотят.
Последний раз доктор Мерц был в Германии лет в пятнадцать, на похоронах отца. Едва ли он мог бы выступать в роли эксперта по особенностям менталитета своей родины.
– А они не поясняли, – продолжил лениво интересоваться он, – налить или выпить?
– Ну… – Ваня задумался. – Я бы с ними пить не стал. Во-первых, они не знают по-русски, во-вторых, фашисты, а, в-третьих, они все-таки мертвые...
– Ты тоже не живой.
– Не-е, – протянул Ваня, отмахнувшись, – к себе я уже привык, а вот к ним… мало ли что им в голову взбредет.
– На их месте я бы боялся того, что может взбрести в голову тебе! – рявкнул доктор, внезапно припомнив болтливость своего помощника. Теперь осталось только табличку на дверь повесить: «Доктор Мерц. Некромант. Отберем у души монополию вечной жизни».
– Последний год, – говорил доктор Мерц прошедшей весной, – цивилизация особенно активно пилит сук, на котором по глупости повесилась еще пару столетий назад. Меня раздражает этот скрип. У тебя случайно не осталось домика в деревне?
Перед тем как покончить с собой от несчастной любви, Ваня действительно жил в деревне «Укурино», по границе которой и протекала речка с красными водорослями, навсегда поселившимися теперь в его волосах. И там у Вани действительно был дом, ныне пустующий.
Ваня погрузил пятерню в жесткие розовые волосы.
– Сестра в город переехала, – сообщил он, подумав, – можем поехать погостить.
– Сколько соток? – осведомился доктор Мерц деловито.
– Да гектар почти… и к речке выходит, я когда топился, помню, даже на улицу выходить не потребовалось.
– Удобно… – взгляд разных глаз некроманта подернулся вереницей мысленных картинок – кусты роз, кабачки, яблони и сливовый компот без примеси свинца. – Топиться я не стану, стану купаться. Только мне после утопленника лезть в воду не особо хочется.
– Да уж столько той воды утекло! – воскликнул Ваня. – К тому же там и пляж есть… в другом месте. Купим вам розовые плавки.
Доктор Мерц представил себя на пляже – в розовых плавках – и счел это несмешным.
– Все девки, – уговаривал его Ваня, – ваши будут, доктор!
– Идиот, – вздохнул доктор Мерц. – Что я с ними делать буду? На голову натягивать? А как твои прижизненные знакомые отнесутся к твоему появлению?
– Скажу, что я на самом деле не утонул. Они ведь не видели свидетельства о моей смерти. Для них я все еще значусь пропавшим без вести.
– Тогда я не понимаю, чего мы ждем.
