10. Пытка дождем
21 мая, утро-день. Санкт-Петербург, Васильевский Остров“Дом не там, где вы родились, дом там, где прекратились ваши попытки к бегству”. Нагиб Махфуз
Ничего ему не снилось. Непривычно молчали будильники. Только шум дождя по крыше и шелест проезжавших по лужам мимо дома машин напоминал о том, что наступило утро.
Открыл глаза, нашел взглядом круглое окно. Серость, мрачность и едва различимые капли, стекающие по стеклу.
Заметил вдруг часы на стене с летящей полярной совой на фоне массивных кованых стрелок. Семь утра. В это время в Москве он уже сидел в машине, вяло рассматривая капот соседа по месту в утренней автомобильной пробке, и ругался с навигатором.
А сейчас он валяется на огромной кровати, в своей личной питерской квартире — «норе», и никуда не спешит. Словно попал в безвременье.
И нашедшие его тут проблемы были такими маленькими, словно игрушечными. Люди мучались, страдали, а его это почти не задевало. Очерствел? Ну и пусть.
Голодно заурчал желудок. На улице перед окнами пиликнула сигнализация — кто-то спешил на работу. Заработал двигатель, зашипели колеса, проезжая по луже. Запахло бензином — у антропоморфов острый нюх, даже в человеческом обличье, — к городским запахам и шумам Леру приходится привыкать.
На новом месте было в новинку, он прислушивался и принюхивался. Хлопнула дверь подъезда, затем лифта. Загремела кованая решетка, спустя некоторое время заработал двигатель подъемника. Этаж за этажом. Странно. Проехав пятый этаж, лифт не остановился. Лер напрягся.
Да кому он тут нужен? Вечная Тень великой Ди в отпуске. Раздался гул открывающейся двери лифта. Тяжелые шаги к двери, явно мужские. Пауза, потом тихий, словно шуршащий звук. Казалось, стальную дверь пытались открыть фантиком. Снова шаги, возвращающиеся в лифт. Шум грохочущей шахты. Спустя несколько минут непрошеный гость покинул дом на Васильевском.
Немного подумав, Гуло поднялся с постели, так и не потрудившись одеться, и подошел к входной двери. Глазка на ней не было, и ручек с замком тоже. Вспомнив, каким забавным способом он попал вчера в свою квартиру, Лер снова приложил ладонь к теплой, словно бархатной внутренней поверхности двери. Раздался щелчок, и она открылась. Из дверной щели на порог упала записка, написанная на обрывке выдернутой из дорогого ежедневника мелованной страницы.
Записка гласила:
«Ты ей не нужен, уходи».
Прочел. Удивленно оглянулся на лестничную площадку еще раз. Кроме этого лаконичного послания, ничего больше анонимный гость ему не оставил.
Создатель. Как смешно, нелепо и глупо. Можно было и не утруждать себя явкой под дверь. Кому он нужен? Ди? Ровно до того момента, пока она не пройдет этап ее инкарнации. Есть еще в этом мире некие «они», на необходимость которым он мог бы претендовать? Разве что вытереть беременные сопли Аленке при случае, выслушав очередную душещипательную семейную историю. Ох уж эти люди…
Вдруг развеселился. Захлопнул дверь и, мурлыкая, пошел на кухню готовить завтрак.
Хотели ранить, а ведь он неуязвим. И никому не нужен. Не вышло.
Завтрак вышел холостяцким. Готовить Валерий умел и любил, когда-то пришлось освоить эту немудреную науку, подкармливая Венди, истощенную после очередной смертельно опасной операции по спасению мира. Он тогда отделался исполосованным магическим оружием телом, а из нее едва не вытащили все доступные морфу воплощения.
Снова мысли вернулись туда, где им совершенно не место. Где она теперь? Закрыл глаза, попытался позвать, достучаться. Ощутил лишь наплыв азарта и тень кого-то сильного, к ней направляющегося. Очень сильного.
«Ключик от ее разума» — доступ к ментальному общению с Венди был у всех лидеров «группы ВВ», еще у него и у Канина, ограничено — у Ладона. Телохранитель и кураторы. У них был самый высокий уровень ментального доступа — всегда имели возможность найти ее и вступать в мысленный диалог, «входя без стука». Это давало дополнительную возможность оберегать ее и многократно им всем помогало.
Еще раз позвал. Да, это Пашка. Старый друг идет к ней, и это прекрасно. Каким образом он узнал об их неприятностях, уже неважно. Можно расслабиться, скучно рядом с Пашей ей не будет, но Ди в безопасности.
Налил себе кофе, выдохнул. Дождь теперь немилосердно бил в окно, размазывая капли по стеклу. Хотелось завернуться в одеяло с головой, нырнуть в постель и впасть в спячку. Он не медведь, но все приличные звери в непогоду так и поступают.
Подумал, пошел в ванную, собрал высохшую на теплом полу одежду, взглянул на себя в золотистое зеркало. Выглядел Лер куда лучше, чем вчерашним вечером. Натянул теплые штаны и толстовку, стало уютно. Все хорошо, отчего на душе снова скребут когтистые звери?
Попытался продумать план отпуска.
В ту ночь, когда он сбегал из портала московского отделения инквизиции, ему было совершенно неважно, куда бежит и зачем. Пережить бы одну ночь.
А теперь все иначе. Друзья отошли в сторону, зато теперь у него есть своя Нора и целый город, мокрый и серый, как большой северный волк.
И Валерий решил: будет думать. Вот просто: валяться, смотреть в окно, спать, есть, гулять и думать. О жизни своей, о целях и смыслах. О чувствах — куда же без них.
Долгие годы он провел, как спортсмен на беговой дорожке: бесконечный бег на месте, бесцельный и бездумный. Безупречный воин, он выполнял поставленные задачи. И боролся с собой, подавляя чувства и бурлящие в молодом мужском теле страсти.
Зачем? Во имя чего?
Вот об этом он теперь и подумает.
Сморило его быстро, непривычный процесс размышлений о смысле жизни оказался скучен и трудоемок.
Берег моря. Не промозглой и злой майской Балтики — другого моря: теплого, южного. Ночной бриз, такой ласковый, словно убаюкивающий. Лунные блики на волнах.
Он сидел на берегу, один. Со странным, непривычным ощущением вселенского одиночества. Будто остался во всей этой глупой Вселенной один лишь никчемный Валверине Гуло собственной персоной. И предстояло ему разгребать все беды этого мира. Как обычно.
Странная луна. Огромная, висевшая в небе, словно серебряный поднос. Или золотой.
Что это с луной?
Небесное тело, верный друг и спутник всех азеркинов, стремительно наливалось непривычным цветом. Темнело, будто на него накидывали покрывало. Словно наполнялось кровью.
Кровавая Луна. Очень тревожная, отчасти даже страшная.
Только чуткое ухо зверя могло уловить едва слышный шелест мягких совиных крыльев.
Лер вдруг почувствовал ее присутствие. Обернулся. Ди стояла совсем рядом. Босая, простоволосая, в какой-то смешной, совершенно детской пижаме, она пристально смотрела на него.
Хорошо, что это сон. Во сне все можно, и ничего ему за это не будет. Его территория.
Он поднялся навстречу. Осторожно, словно боясь разбудить себя самого, подошел к ней. Всего два шага, а как трудно их было пройти.
Мягко, несмело прикоснулся пальцами к ее подбородку, поднимая любимое лицо себе навстречу. Она грустно улыбнулась, но так искренне и светло, как умеют это делать лишь маленькие и очень хорошие дети.
Прищурилась, словно от солнца. Она всегда щурилась от переполнявших ее эмоций: и когда злилась, и когда была счастлива.
А была ли? Не помнит Лер ее счастливой. И себя не помнит. Разве что в далеком их солнечном детстве.
Не смог удержаться. Наклонился, вдыхая ее запах. Он так хорошо его помнил — отличил бы среди сотен тысяч других. Ди пахла снегом, только что легшим на осеннюю траву, немножечко — морем. И перьями, так пахнут только птицы. Сложный букет по имени Венанди. Стоявший у самой его груди, задрав беспомощно голову и закрыв глаза.