А этому ещё что от меня надо?
— Рита, стой! — голос Паши перебивает скрип двухстворчатых дверей гостиницы.
Идиот. Беспросветный. Если я на его первый окрик не отреагировала, это что, значит, нужно заорать снова, ещё и громче?
Тёплый ветер проходится по лицу и открытым участкам кожи. Это странно, но внутри меня будто какое-то разочарование. Я ведь представляла себе порой, как встречу отца, как выскажу ему всё… И что? Что вышло? Я и половины не сказала из того, что вертелось на языке! Что он сделал? Стал всё на маму валить… Мерзавец. Подонок! Ладно, он так же поступал при её жизни. Она всегда могла его остудить, отстоять свою правоту, но сейчас, когда моей мамочки больше нет…
Ненавижу!
— Я обещал отвезти тебя домой. Почему ты не отзываешься? — настигает-таки Медаев.
— В этом нет необходимости. Иди к своему хозяину. — последнее было лишним. Уж этого человека мне совсем не стоит провоцировать. Не после того, что ляпнула Маринка.
— Да что с тобой происходит?
Снова взмах в сторону моей руки.
Нет, правда, я скоро совсем бешеной стану. Начну сама на людей бросаться. Первой!
— Да прекратите вы меня трогать! Что… что это вообще такое?! Зачем меня хватать, я не понимаю? Это какой-то извращённый приём? Показать, что вы сильнее, больше, крупнее, не знаю… Так я это и так вижу! Хватит тянуть ко мне свои клешни! Да надоело!
— Л-ладно. — с запинкой кивает он. Опускает руки и тут же поднимает их вверх. — Я не подумал… Да я теперь вообще даже не знаю, что думать. Ты сама на себя не похожа…
Я? Непохожа? На себя не похожа?
— А на кого похожа, если не на себя? — рычу я, выглядывая своё такси. — На тебя, что ли?
— Я… я не знаю. Давай я просто отвезу тебя домой, ладно? — слышу в его голосе растерянность, и она меня раздражает.
Больной меня считает? На голову, да? Зря! В отличие от некоторых, мне по ней с завидной регулярностью не прилетает! Хотя… нет, один раз Варька бутылочкой с водой всё же огрела.
— Я, кажется, нормально сказала, что в этом нет необходимости, почему ты не слышишь? Я заказала себе машину! Я сама доберусь домой! Такси будет с минуты на минуту! — меня злит, что приходится объяснять такие вещи.
— Почему ты просто не можешь сказать, что не хочешь со мной ехать?
— Ты как это связал? Да, я не хочу с тобой ехать!
— Вот и молодец. — цедит, зло глядя в мои глаза. — Видишь, как легко говорить правду?
П-правду?
Даже мой мысленный голос приобретает чудовищные дефекты речи.
Медаев о правде что-то говорит. О правде! Павел Медаев! Самый лживый скот из всех мне известных. Да из всех известных этому миру!
—… а то придумала такси какое-то. — договаривает, криво ухмыляясь.
У меня просто нет слов. Всё, закончились. Сказывается шок и, видимо, отсутствие высшего образования.
А, впрочем, слова и не нужны. Из-за поворота к входу гостиницы медленно ползёт заветная жёлтая машинка.
— Я не ты, Медаев. — хмыкаю и бросаюсь к своему такси.
— Не понял? Ты когда успела? — доносится до меня.
— Пока ты думал, я делала. — кричу, спешно забираясь в машину. — Добрый вечер. — здороваюсь уже с водителем.
***
Всё, приплыли, потекло… и молоко, и то самое по трубам.
— Я в интернете посмотрела… — ахает Маринка, — Это просто какой-то кошмар! Какие же эти бои, Рит! Как они там друг друга дубасят… А Должанский этот? Я вообще в шоке!
— Марин, тебя не смущает, что я дочь кормлю на допросе, м?
— На каком допросе?
— На том, к которому ты это предисловие запустила. — вздыхаю, прикладывая к груди Варьку.
— Скажешь тоже. — Маришка фыркает, но по взгляду вижу, что я попала по полной. Есть там что-то ещё… что-то, чего я пока не понимаю. — Ты прости меня, ладно? — со вздохом выдаёт она и падает на наш с Варюшкой диван. — Мы же все думали, что ты врёшь… Дразнили тебя…
У-у-у, всё, удочки можно сматывать. Если Марина уже и школу вспомнила, мне совсем покоя не будет ближайшие дни.
— Мы были детьми, Марин. Кончай эту драму, я тебя прошу.
— Детьми? Да. — быстро кивает. — Конечно, детьми, но сейчас-то выяснилось, что богатый и сильный папа у тебя реально был, а тебе… ни за что прилетало.
— Враньё это всё. Не было у меня отца. Мать одна меня растила. Всё правильно мне прилетало. — глухо шепчу, крепче прижимая к себе дочь. — Выйди, Марин, пожалуйста. Я не в обиде. Всё хорошо. Мы чуть позже устроим консилиум на нашей кухне, но сейчас… сейчас я просто хочу побыть с дочерью.
— Ритка… Ты чего? Раскисла совсем…
Она чувствует меня. От этого грустно и гадко. Не привыкла я вот так, снова перед кем-то с распахнутой настежь душой и чувствами наизнанку.
— Иди, говорю, давай. Соскучилась я. Что непонятного? — прячу грусть за ухмылкой, а саму корёжит. Может, и Медаев поступает так же? Потому он постоянно ухмыляется и усмехается… Нет! Нельзя! Прочь из моей головы! Прочь! — Ты, вообще-то, меня сегодня дочери лишила, её в свои записав! Дай хоть потискать моё сокровище!
Маринка горделиво приподнимает бровь и плечико, заговорщицки мне улыбаясь:
— А хорошо я сообразила, да? Ты там вообще растерялась…
Я киваю. Но отнюдь не потому, что согласна с её выводами. Просто хочу, чтобы она наконец-то вышла из нашей комнаты и оставила нас с Варькой вдвоём. Мне просто жизненно необходимо зацеловать дочь, понюхать её, приласкать, поцеловать, считая вслух, каждый пальчик, напомнить себе, дать почувствовать, зачем и для кого я живу. Она — моё всё. Мой двигатель жизни, источник энергии и суровый мотиватор. Иногда… Иногда мне вообще кажется, что я нуждаюсь в ней гораздо больше, чем она во мне.
— Ну, я тогда нам чай заварю, да? — выходит, выходит, да никак не выйдет Марина. — Или ты сначала поужинаешь? — останавливается в дверях.