- Отпусти меня! – шиплю, пока он заталкивает меня обратно в квартиру. – Караул! Гад! Насильник!
- Неправильно кричишь, - вздыхает он, закатив глаза. – Надо «пожар!», тогда люди и сбегутся. Хотя… так тоже могут примчаться, чтобы на зрелище насилие посмотреть. На телефоны там снять.
Вцепился в мое предплечье и не отпускает. Я слушаю его вполуха и тщетно пытаюсь высвободиться из крепкого захвата, но дело гиблое. Ничего не получится. Попалась. Сейчас еще мать дома. Найдут при обыске деньги и закатают нас всех, как преступную группировку.
Поэтому я борюсь до последнего. Когда понимаю, что все бессмысленно, изворачиваюсь и кусаю его за руку.
- Ах ты ж!
Мужчина шипит от боли, перехватывает меня другой рукой и трясет укушенной, пытаясь унять боль. При этом, кажется, не сильно и злится, его больше волнуют деньги. Я же не теряю надежды, и делаю последний, самый резкий рывок. Не получается.
- Не убежишь, - будничным тоном сообщает он. – Куда собралась с пятого этажа-то? Нет, конечно кости переломать для воровки хорошее наказание. В южных странах вот руки таким как ты отрубают. Ааааа!
Последние звуки он издает от того, что я схватила с подставки старый пыльный зонт и ткнула его в горло. Только чего он так орет, не по яйцам же пнула. А только руку разжал и тяжело дышит. Пользуясь свободой, отскакиваю в сторону маминой комнаты, распахиваю дверь и влетаю внутрь. Мама и Ника, уже успевшие поругаться до красноты и хрипоты, сидят по разным углам, как две нахохлившиеся курицы на жердочках.
- Быстро убегаем! – кричу я. – Менты на улице!
Мать не теряет самообладания, смотрит на меня с ядовитым прищуром.
- И куда мы побежим без твоего младшего брата, скажи пожалуйста?
- Где деньги? – шепчу хрипло.
- В надежном месте, - холодно отзывается мать. – Забудь о них. Лучше скажи, кто орал в прихожей только что?
- Волк в овечьей шкуре… - бормочу сквозь зубы. – Бандит тот ментом переоделся и приперся к нам.
- Вот же паразиты! – выругалась мать, и вскочила. – Как только нашли-то нас, ироды! Юля, ты его хоть вырубила?
- Нет. Он по ходу сам вырубился…
Мать вскакивает и бежит к двери, потом останавливается, шипит и стонет от боли в ногах, потирает поясницу. Дать бы ей мазь, но сейчас не до этого. Живыми бы уйти… Только я недооценила любимую матушку – она очень быстро приходит в себя и вылетает в прихожую. Мы с Никой растерянно переглядываемся – ох, сейчас что-то будет.
Осторожно выглядываю в коридор. Екатерина Петровна Лимонова, она же наша мать, стоит с зонтом наперерез и не дает полицейскому ворваться в комнату.
- Вы что здесь забыли?! – чеканит она. – Это частная собственность!
- Женщина, ваша дочь украла мои деньги. И это я еще мягко разговор веду. Если придут те, кому деньги предназначались, будет хуже. Так что отдайте сейчас.
- Вы чего мне врете?! – рычит мама. – Надели полицейскую фуражку, в глаза смотрите и врете! Моя дочь дома была!
- У камер на вокзале другая информация, - тихо хмыкает он, осторожно ощупывая горло.
Что у него с шеей?
Вероника отпихивает меня, пытаясь выглянуть в коридор. Я не пускаю. За мать не страшно, она от семи собак отъестся, а вот за сестренку боязно. Хоть Ника и с гонором, не ей тягаться со взрослыми мужиками. Еще не хватало, чтобы добрались до нашего любимого Женечки… Я судорожно вздыхаю, захлопываю дверь перед носом любопытной Вероники и решительно выхожу навстречу опасности.
- Куда вышла? – кидает мать. – Не видишь – взрослые люди разговаривают?
- Мне девятнадцать, держу в курсе, - отмахиваюсь и тут же делаю шаг навстречу этому недоменту. – Вот она я, здрасте!
- Добрый день, - он ухмыляется, нехорошо глядя на меня.
- Мою семью оставьте в покое! – я решительно хватаю с вешалки куртку, натягиваю на дрожащие плечи, вытягиваю руки. – Я с вами поеду, товарищ майор! Куйте!
- Малая, ты мне не нужна, - он кашляет. – Вот блин, недавно только огнестрельную рану залатали, а ты со своим зонтом… Иди к лешему, как тебя там.
- Юля.
- Значит так, Юля. Мне нужны деньги. Которые ты украла. Все. До единого бакса.
Он говорит коротко и размеренно, чтобы я точно поняла, а я неохотно кошусь на мать. Та поджимает губы и молчит. Опасливо смотрю на закрытую дверь – Вероника продолжает сидеть в комнате. И хорошо, пусть сидит. Для ее же безопасности.
- Я их положила в банк, под проценты, - нехотя говорит мать.
Воцаряется тяжелая тишина. Мы все смотрим друг на друга, и я понимаю, что мне точно хана.
- Чудненько, - выдыхает мужчина. – Великолепно.
М-да. Судя по его убитому виду и по тому, что он сказал раньше, хана и ему тоже.
- И как надолго? – интересуется он севшим голосом.
Мать подбирается и чуть ли не выгибает спину, как кошка, которая готовится к прыжку.
- На полгода! – чеканит она. – Чтобы процентов больше!
- Тогда вы вернете всю сумму, - он пожимает плечами, затем хищно глядит в мою сторону. – Проценты, так уж и быть, можете оставить себе, за сообразительность. А пока деньги лежат в банке, ваша дочь будет жить со мной.
- Что?! – восклицает мать.
- Нет! – кричу я.
Но натыкаюсь на его красноречивый взгляд и понимаю, что возмущаться и возражать уже поздно.