Последующие дни я посвятила обследованию резиденции Уикфил и прилегающего парка, где обнаружила уединённый уголок со скамьёй и фонтаном. Здесь я могла без помех размышлять обо всём, что тревожило сердце. В доме я постоянно наталкивалась на Фанни, приставленную для слежки, либо на старую ведьму или саму Клариссу. Тоска по родным засела во мне острой иглой, и нечем было унять боль.
А хуже всего, я не забывала о Себастиане, новая встреча с которым никогда не случится. Магия внутри меня не позволяла выкинуть из памяти образ Тиана или что-то иное напоминало о нежности и доброте чужого мужчины. Горечь от его смерти не становилась меньше.
Я с трепетом ждала укоренения искры, которым пугала Герата. По утрам герцогиня призывала меня к себе в спальню, чтобы расспросить о самочувствии. Кларисса нередко была неодета, оставалась в постели, но ей не терпелось узнать, что я, наконец, могу дальше обучаться магии. С каждым днём эрри Уикфил становилась всё более невыдержанной и мрачной.
В комнате герцогини я неизменно встречала обнажённого Эдама. Он предпочитал делать вид, что не замечает моего присутствия, продолжал крутиться возле Клариссы, ластился к ней точно огромный кот.
— Прекрати же, ненасытный!
Однажды она была вынуждена оттолкнуть Эдама, когда его настойчивость сделалась совсем уж непристойной.
— Сдалась тебе эта ведьма, — обиженно проворчал он и отодвинулся на край кровати. — Мало старухи в доме. От одного вида всё желание пропадает.
— Какой чувствительный! — Смех Клариссы звенел колокольчиком точно у юной девушки. — Не забывай, для чего я держу тебя при себе, — закончила она с язвительной злостью.
— Чтобы управлять гарнизоном в Каменном Клыке? — ехидно отозвался Эдам.
— У тебя длинный и наглый язык.
Она фыркнула и запустила в любовника подушкой.
— Главное, что моей эрри это нравится. — Он бросил на Клариссу лукавый взгляд.
Я чувствовала себя неуютно, присутствуя при подобных разговорах, и стояла, опустив глаза. Почему бы герцогине не принимать меня в кабинете или гостиной, а не заставлять безмолвно участвовать в утренних играх с любовником?
В дверях появилась Герата в своём обычном тёмном балахоне: чёрная, сгорбленная, иссохшая. Не хотела бы я в будущем носить подобную одежду и выглядеть, как восставший мертвец. Жуткая мысль отозвалась холодом, пробежавшим по спине. Не магия ли забрала у Гераты человеческий облик?
— Вспомни ведьму! — рыкнул Эдам и накрыл лицо подушкой, лишь бы не видеть колдуньи.
— В чём дело, Герата?! — Кларисса накинулась на помощницу, кривя красивые губы. — Почему искра не проявляется в Тее?
— Каждая дева проходит свой путь, — сухо ответила старая ведьма. — Немного терпения, эрри. Искра зреет.
Кларисса подскочила, топнула ногой.
— Минуло четыре дня! Я не хочу терпеть! Нет времени на это ваше «созревание». Ты можешь ускорить обращение Теи?
— Нет, эрри, — отстранённо сказала Герата и повторила: — Магия требует терпения.
— Никчёмный дряхлый пенёк! — Кларисса сжала кулаки. — Ты ни на что не годишься! Убирайтесь! Обе!
Я с облегчением покинула душную спальню Её Светлости. Болела голова. С момента пробуждения сегодня мне было муторно, а ночью я боролась с кошмаром. Мне снилось, что из тела пробиваются тонкие, но крепкие лозы, покрытые шипами. Плети опутывали меня, царапали кожу, проталкивались по артериям и венам. Я не только видела их, но и начинала чувствовать, как если бы это происходило наяву. Клариссе я ничего не сказала о странном сне. Не придала значения во время разговора.
— Что с твоей магией?! — злобно прошипела Герата, остановив меня в коридоре; она положила ладонь мне на солнечное сплетение. — Искра есть! Я вижу её. Дар пробуждается, но ты подводишь меня.
Бледное лицо Гераты, обтянутое пергаментной кожей, стало печальным.
— Она не должна обращаться с вами так… несправедливо, — неожиданно вслух произнесла я.
Я не сбросила руки ведьмы, не отстранилась, а спокойно смотрела в страшные глаза со зрачками-точками. Наверное, я увидела себя в этой уставшей женщине. Когда-то и она попала в дом Уикфил, и наверняка это была невесёлая история.
Руку Герата убрала сама, спрятала ладони за длинным рукавом балахона, поёжилась.
— Больно умная, — буркнула ведьма и, резко развернувшись, скрылась.
Я осталась одна и побрела в библиотеку. В висках стучало. Потрогав лоб, я почувствовала, какой он холодный и мокрый от пота. Со мной что-то происходило, но думать об этом не получалось. Незримая плотная волна словно подхватила и закружила меня. Обрывки мыслей метались в темноте сознания, ощущения обострились: раздражал самый тихий шорох или прикосновение ткани к коже. А была ли она у меня? Я вся будто состояла из открытых нервов.
«Обращение… обращение-превращение… Я стану как Герата или стану самой Гератой… Навсегда в рабстве у магии. Подчинение… Обращение…», — протяжно шептал в голове мой собственный голос бессвязные фразы.
Лучше было пойти в свою комнату и лечь, но я упрямо шагала совсем в другую сторону.
Ноги привели меня в библиотеку, где я привыкла проводить однообразные дни в особняке. Здесь я думала о будущем и читала книгу Гераты, запоминая точки на человеческом теле. Целительница прикасалась к пациенту и посылала магические импульсы. Искусство, которому меня желали обучить, напоминала работу лекарей. У них были знания о болезнях и различные лекарства, а у меня только руки и мой дар.
Переступив порог библиотеки, я подумала о Лазаре. Мы неизменно встречались с ним среди шкафов, чьи полки ломились от старинных книг и пахнущих свежей бумагой изданий, напечатанных в столице. Секретарь Клариссы встречал меня вежливым поклоном и возвращался к стопкам документов на столе. Он всегда выглядел недовольным чужим присутствием, но был безупречен в поведении и краток в словах.
Вот и теперь он глянул на меня единственным здоровым глазом, склонил голову, но почему-то задержался, хотя и сжимал в руках несколько сложенных листов. Я отвлекла его от работы, к которой он не спешил приступать.
Я перехватила ртом воздух и на секунду зажмурилась, потому что образ Лазаря начал двоиться и колебался, точно повиснув над неровным полом. Мне почудился другой человек позади искривлённой фигуры горбуна. Два образа слились в один, но тело Лазаря по-прежнему выглядело нелепой оболочкой, натянутой на чужой облик. Это смотрелось жутко и неправдоподобно. Ледяные капли потекли у меня по спине. Вторая фигура была чем-то знакома, но никак не получалось вспомнить. От напряжения сильнее заболела голова.
— Как ваше здоровье, эрри Доротея? — скрипуче поинтересовался Лазарь.
— Всё хорошо… или… я не знаю.
Я пожала плечами и положила ладонь себе на лоб, оказавшийся на этот раз горячим и сухим. Мои мысли стали настолько разрозненными, что я с трудом сводила их вместе. Я рассмеялась, а следом меня задушила волна неожиданной злости.
— Вы уверены? — переспросил Лазарь; слова звучали словно издалека. — Ваша бледность наводит на некоторые мысли…
Здоровый глаз секретаря оставался ясным и цепким, зрачок терялся среди черноты радужки. Горбун всё так же походил на колдуна и будто пытался меня зачаровать, но Лазарь презирал магию. В присутствии Гераты он неоднократно нелестно отзывался о волшебном искусстве.
— Странный вы человек. Никак не разгадаю…
Я не ожидала, что произнесу это вслух, и испуганно замолчала.