Книги
Я должен отговорить его. Убедить, что справлюсь сам. Ему не за чем рисковать. Но язык прилип к небу. Предательское ликование поднялось внутри и заставляет сердце радостно подпрыгнуть. Жан со мной. Теперь я не один, и мне больше не страшно. Его присутствие придает уверенности. Я ведь, черт возьми, Бог! Кто еще может это сделать, если не я? Жан может, вот кто. Он придумает отличный план, а я приведу его в исполнение, и мы обязательно всех спасем. И не важно, течет в его жилах кровь Пандоры или нет. Он правильно сказал, мы с Саймоном всего лишь первые в сопротивлении, но исход битвы не зависит только от нас.
Я представляю, как обрадуется Сесси, когда увидит меня. В моем воображении она кидается мне на шею, обнимает и целует, а я не отталкиваю ее. Теперь-то я знаю, что надо делать в таких ситуациях.
Грудь обжигает жаром, и я поспешно прячу взгляд в море, надеясь, что Жан не заметит моего приподнятого настроения. Это по отношению к нему не честно.
Да и вообще, сейчас не самое лучшее время думать о таком. Я ведь не ради поцелуя все затеял. Я хочу, чтобы она жила. И не только она. Это рыцари в награду получают сердце принцессы, а у меня нет сверкающих доспехов. Я должен спасти их всех, потому что я – их Бог. Дело не только в ней, Жан неправ.
Я поднимаю со дна лодки трос, обматываю крест на крест между передних лап Берты и закрепляю на спине. Другой конец привязываю к лодке.
- На М-ноль, Берта! – приказываю я.
Она тут же ныряет в море и, будто сверло, устремляется вперед по спиральной траектории, оборачиваясь вокруг себя, то выныривая, то снова прячась под водой. Каждый раз, когда она появляется на поверхности, вода пенится, и брызги от ее гребня летят в стороны. Первый же поворот окатывает Жана с ног до головы. Он ежится от холода и плотнее закутывается в куртку.
Я хочу предложить ему пересесть ближе ко мне, но в тот же миг слышу свое имя. Оно разносится по морю с эхом и тонет в длинной очереди беспорядочных ругательств.
- Виктор! Твою мать, гребаный придурок! Ты что творишь, сволочь! А ну сейчас же вернись!
Корабль возвышается над нами стеной, черные паруса сливаются со звездным небом. Голос идет с верхней палубы. Это голос моего брата.
Саймон мечется вдоль борта из стороны в сторону, хватаясь за волосы, и сыплет проклятьями.
- Ты же там умрешь, идиот! Совсем крыша поехала? Да чтоб тебя черти морские… - он обрывает недоброе пожелание, вдыхает побольше воздуха и:
- Вернись, я сказал! Я с тобой поплыву! Слышишь?
Я не реагирую. Сердце болезненно сжимается в груди, но возвращаться поздно, да и нельзя. Кто-то из нас должен остаться с сопротивлением и взять на себя шефство. И, если на чистоту, он подходит для этой роли куда больше, чем я.
Я отворачиваюсь. Смотреть на него выше моих сил. К черту прощания. Все эти братские слезливые объятия не по мне. Глупо как-то. Что ж мы маленькие что ли? В прошлый раз из этого ничего хорошего не вышло и сейчас не стоит сопли разводить.
- Останови шлюпку! Боб! Прикажи Берте остановиться! Виктор! Жан! Подождите!
Жан подскакивает.
- Щас прыгнет, - он удивленно вскидывает брови, смотрит на меня и снова переводит взгляд на Саймона.
- Не прыгнет, - уверенно говорю я, - он не умеет плавать.
Не прыгнет. И дело даже не в том, что испугается. В последнее время я стал сомневаться в его трусости. Нет, он не трус. Но и не дурак. Это я прыгаю в омут с головой несмотря ни на что. Это я – идиот. Саймон не такой. Он точно знает, что может, а что нет, и этого у него не отнять. Не прыгнет, потому что ни мы с Жаном, ни люди на корабле не успеют достать его, он тяжелым молотом пойдет ко дну, и все будет кончено. А еще потому, что его девушка осталась на корабле. Не за чем прыгать.
- Сволочь! Трудно было разбудить? Я бы пошел с тобой! Я бы… - голос отдаляется, все труднее разбирать слова.
Жан серьезно смотрит на меня.
- Мы его не возьмем, ты знаешь, почему.
Я киваю и хлопаю ладонью по скамье рядом с собой.
- Пересядь, брызгает же.
- Мы в море, - отрезает Жан, - тут везде брызгает.
Саймон еще что-то кричит. Громко, на пределе голоса, но я все равно не слышу ни слова, однако прекрасно все понимаю. Душа вмиг тяжелеет, каждый вздох дается с трудом. Все-таки иногда я прекрасно понимаю, что он чувствует.
Через несколько минут корабль проглатывает тьма. Луна сияет ярче и звезды будто опустились ниже. Становится еще холодней, словно мы не на юг держим курс, а на север. Но, на самом деле, просто погода портится. Шторм идет.
Мы кутаемся в любезно предоставленную нам одежду, и в лодке повисает тяжелое молчание, но длится оно недолго. Жан широко зевает и впивается в море стеклянным взглядом. А меня отвлекает внезапно проснувшийся желудок.
Я оглядываю собранные для нас припасы и присвистываю. Еды нам наложили явно не на три дня. Похоже, Пятьдесят Второй верит в меня куда больше, чем сказал. Или есть привык больше, чем островитяне.
- Надо же какие щедрые. Перекусим?
Жан бросает на меня безразличный взгляд.
- У тебя есть аппетит?
- А почему нет? – я вопросительно вскидываю брови.
- Мы только что отправились в последний путь.
- Так и почему обязательно умирать на голодный желудок? Капусты? Тут и сухари есть.
На мгновение на лице Жана вспыхивает интерес, но он сразу же отвлекается на вертящуюся в воде Берту.
- Трос сильно перекручивается. Оборвется.
- Надо раскрутить, - подскакиваю я, - Берта, стой!
Она не слышит, несется вперед с завидной скоростью, если учитывать вес, который она тащит за собой. Я и не думал, что служивые настолько сильны. Конечно, я слышал об этой их обязанности, но не думал, что спасательные шлюпки стратегов настолько огромные и тяжелые. Конечно, в сравнении с парусником, идем мы медленно. Будь с нами Саймон, парус и попутный ветер, мы бы справились быстрее. Но чего нет, того нет.
Достаю из кармана такую же трубочку, какой Боб призывал Берту во время налета войев. Эту я забрал из кармана Дмитрия. Со всей силы дую в нее, и лодка тут же замедляет ход.
Зацепившись мощными передними лапами за борт, Берта забирается в шлюпку и отряхивается, залив нас и сухари водой. Жан недовольно чертыхается, отвязывает конец троса от носовой части борта и принимается его раскручивать.
- Ну, так мы будем ужинать? – спрашиваю я, глядя на его старания.
- Поздно уже ужинать.
- Тогда завтракать?
- Солнце еще не встало.
- Просто перекусим?
- Ешь, - внезапно охрипшим голосом бросает он. – Мне кусок в горло не лезет. Но ты не стесняйся.
Насупившись, я дожидаюсь, когда Жан закончит перевязывать Берту, отыскиваю баночку с бобами и выдергиваю ключ. Ложка тут тоже есть, правда, всего одна. Пятьдесят Второй не рассчитывал, что мы пойдем вдвоем.
- Я целую не съем, не привык к таким объемам.
Жан снова переводит на меня взгляд, но молчит.
- Злишься? – с досадой спрашиваю я и отставляю еду в сторону. – Теперь и у меня аппетита нет.
Он качает головой и закатывает глаза, жует губы, сдерживая улыбку. Оттаял. Жан не умеет долго обижаться да и к моим выходкам давно привык.
- Ты когда ел в последний раз?
- Не помню, - признается он. – Неспокойное нынче время. Не до еды.
- Да, неспокойное, - соглашаюсь я, - и нам нужны силы, чтобы это время пережить. Вдруг справимся, с консервного острова же выбрались. Попутного ветра нам, да? – я протягиваю ему открытую банку с воткнутой в бобы ложкой. – Поешь.
