Книги
Нет ничего на свете, из чего нельзя было бы сделать вывод.
Надо только знать, как взяться за дело.
Льюис Кэрролл
Солнце уже зашло за гору, и блекнущий свет летнего заката грустно прощался с Землей. Пифагор привычно развел «камин» в углу нижней комнаты пещеры и тихо сел на свое ложе. Тео тоже сидел на своей постели. После первой ночевки здесь он понял все прелести сна на сырой земле, и сейчас его спальное мести, хоть это и был твердый матрац на сырой земле, казалось ему таким родным и таким желанным. По стене пробежала маленькая ящерица. Тео флегматично проводил ее взглядом, и в его голове даже не возникло мысли: «Ух ты! Ящерица!» – что обычно бывает у закоренелых городских жителей при встрече с дикой природой. Видимо, человек быстро привыкает абсолютно ко всему, даже к девственно дикой природе и к ее обитателям. Вечером, после заката, треск цикад был значительно громче, и созвучие громкого треска этих маленьких шумогенераторов, в сочетании с потрескиванием дров в камине пещеры, создавало неповторимое ощущение романтики и уюта, которые возможны только посреди дикой природы и совершенно невозможны в городских джунглях.
– Знаете, один из плюсов вашего уклада жизни, – начал Тео, – заключается в том, что тут нет телевизора и интернета. И вечером людям ничего не остается, кроме живого общения между собой. А еще я заметил, что мы с вами никогда не беседуем о жизни или о философии утром. Это для того, чтобы более полезно использовать дневное время, так?
– Не только, – ответил Учитель. – Ты же помнишь, что утром нужно говорить с Богом, в обед – с людьми о Боге, а вечером – с людьми о людях? Вот мы это и делаем, ничего удивительного. «Говорить с Богом» – подразумеваются медитация, молитва, поход в Храм или любые другие ритуалы, где задействованы тонкие энергии. Все такие действия желательно делать утром. Утро – это время наиболее тонких и добрых вибраций в течение дня. Именно поэтому утренние медитации в восточных традиционных религиях или утренние молитвы среди монахов в монастырях начинаются от четырех до пяти утра, а созерцание восхода более полезно и благоприятно, чем созерцания солнца на закате.
– У нас говорят: если вы говорите с Богом – это называется молитва. А если Бог говорит с вами – это уже шизофрения, – пошутил Тео.
– Шутки, как и соль, должны употреблять с умеренностью. Главное в любой шутке – уместность, – строго и серьезно продолжил Пифагор.
– А что я такого сказал? Я же пошутил! – запротестовал Тео.
– У вас есть большое количество и разнообразие всевозможных тем, на которые можно шутить. А есть темы, на которые шутить не стоит. Когда вы упоминаете Бога – это всегда должно быть только с должным уважением и почитанием. Это не тема для шуток. И абсолютно не имеет значения – верите вы в это сами или же считаете глупостью и мракобесием. Важно то, что в это могут верить другие люди рядом с вами. А для них эти понятия могут иметь такую же важность, как для вас, например, ваши родители. Если вы сами придерживаетесь другого мнения, то хотя бы просто ведите себя уважительно в присутствии других людей, которые в это верят, – просто из уважения к ним. В данном случае – ко мне. И я говорю это совершенно серьезно. И еще два важных правила: «Будь хозяином своему языку прежде всех других вещей. Молчи или говори что-нибудь, что лучше молчания».
– Хорошо, я понял и постараюсь больше так не делать, – сказал Тео то ли обиженным, то ли виноватым тоном. По его лицу было не совсем ясно, действительно ли он осознал то, что сейчас услышал, или просто извинился ради приличия. Но, как говорится, капля камень точит. И эта капля свое дело, наверное, сделала.
– Так как сейчас вечер, и, по вашим словам, это время говорить с людьми о людях, я хочу задать еще один вопрос, который меня интересует, – продолжил Тео серьезно, по-видимому, решив больше не рисковать с шутками. – Вы же обладаете такими знаниями! Вам же известна теория эволюции Чарльза Дарвина? Как же вы можете верить в эти все средневековые религиозные предрассудки и религиозные суеверия темных веков? Неужели вы не понимаете, что в наше время наука уже все это давно опровергла?
– Это серьезное заявление. Давай начнем с сэра Чарлза Дарвина, – спокойно, мягким тоном сказал Пифагор. – Сэр Дарвин был очень интересным человеком. Он много лет посвятил сбору и изучению фактов о происхождении различных видов животного мира. Для XIX века его теория была абсолютно разумна и вполне передовая. Дарвин внимательно и аккуратно собрал и систематизировал множество материала, сопоставил факты и на их основе сделал свои выводы. Но его выводы были прогрессивными только для XIX века, когда еще не были открыты и исследованы, к примеру, геном, хромосомы, белки, биохимия жизнедеятельности живых организмов и другие сложнейшие вещи в биологии живых существ. Справедливости ради нужно признать, что старина Чарлз действительно провел много реальных исследований и собрал внушительный набор реальных фактов. Он был талантливым и серьезным ученым. Но, к сожалению, из всего собранного материала он сделал неверные выводы.
Это очень напоминает, как если бы Дарвин в течение длительного времени собирал использованные билеты в общественном транспорте, систематизировал и анализировал их восходящие порядковые номера и в итоге пришел к выводу, что краска случайным образом падала на бумагу, нанося цифры, а случайные порывы ветра уносили билеты случайным образом так, что оставались только билеты с восходящими номерами, так как у них была лучше аэродинамика, и они проходили «естественный отбор». Хотя любому здравомыслящему человеку твоего времени должно быть понятно, что за всем этим стоит система учета и нумерации, печати, и самое главное – что такие билеты появляются только в результате определенной разумной организации всего этого процесса, а не вследствие хаотичных и случайных событий, которые происходят сами по себе.
Попробую привести тебе еще одну наглядную метафору. Давай представим, что есть летающие аппараты ХХ – XXI века. И, чисто гипотетически, допустим, что есть форма жизни, которая не может видеть биологическую живую материю, а может видеть и воспринимать только лишь неорганическую, неживую материю. И вот представители этой формы жизни наблюдают эволюцию летательных аппаратов – начиная с момента первых прототипов и заканчивая самыми современными летательными аппаратами. Они наблюдают явную эволюцию «видов» этих летательных аппаратов – эволюцию планеров, оперения, двигателей, авионики – всего. Они видят, как более новые, более усовершенствованные агрегаты приходят на смену старым, более примитивным.
