Книги
— Эмма Марковна, голубушка, я уж не знаю, как быть, хоть фамильное серебро закладывай.
Богатенькая Буратинка, да еще и скоробогатенькая, как я, должна была не оскорблять гостью уточняющими вопросами. Но я деликатности не проявила и стала выспрашивать: что за финансовая беда стряслась?
Оказалось, что ее сын, недавно выпущенный в офицеры, пустился во все тяжкие. Напивался, играл, конечно же проигрывался. Матушка получала неплохой оброк из поместья в Ярославской губернии, но, конечно, перманентную течь в семейном бюджете он заткнуть бы не смог.
Я сразу смекнула, что речь пойдет не столько о разовом одолжении, сколько о постоянных траншах, мы же все в ответе за тех, кого приручили. Но, кроме приручения, существует еще и дрессировка. Поэтому я проявила заботливую твердость.
— Вот что, милая моя, серебро заложить придется, но если согласишься со мной, то его скоро выкупишь, а сынок твоему сердечку досаждать не будет.
Не то чтобы родство было очень близким, но я уже привыкла к обычаям века: если человек богаче, знатней, вообще ресурсней, то легко переходит на «ты».
Гостья спорить не стала и приняла мою помощь: двух дюжих сотрудников из ведомства Миши, явившихся в ее скромный дом на следующее утро. Безусого юного гуляку, вернувшегося в тот же час, ждали протрезвительные процедуры, в равной мере неприятные и полезные. Держиморды, поднаторевшие в обращении с выпивохами, были вежливы, но неумолимы: «Вашбродие, выпейте-ка кружку… до дна, вам же сказано! Допили? Будьте любезны блевануть». Когда же мечтательно-бессознательное состояние бедолаги перешло в огорченно-осознанное, за дело взялась матушка: полицейские держали, а она плакала, но без пощады секла сынка заранее заготовленными розгами.
И помогло! Юный поручик пролежал до вечера в своей комнате, потом извинился перед матерью, оставил вино и карты, начал выслуживать чины. Матушка с первого оброка выкупила серебро и жила, не зная горя.
К счастью, случаев подобного вмешательства было не так и много. А в Питере бедной родни практически не оказалось. Кроме родителей мужа, которого я-то и в глаза не видела. Но посетила стариков еще во время первого визита в Северную столицу, в 1818 году. Одарила, соврала ради их душевного спокойствия, что вышла замуж лишь спустя три года после даты смерти супруга.
Быть вдовой в то время — еще тот ритуал. Первый год — строго черная шерсть и креп, на второй позволительны шелк и кружева, естественно тоже черные, на третий же на платье можно накинуть серебряную сетку, но никак не золотую. Из парфюмерии — только одеколон, оделаванд и прочие столь же простые пахучие настойки. Если же, предположим, помолвка невесты была до смерти отца, то подвенечное платье и даже все приданое должно быть лиловым.
В провинциальных Голубках, где я оказалась, на такие тонкости особого внимания не обращали, а уже в Москве я скоро научилась различать с первого взгляда, который год вдовствует гостья и не собирается ли замуж.
— Мишенька, — как-то раз сказала я супругу, — изволь избегать вредных привычек и вовремя потреблять все прописанные пилюли, а то эта черная шерсть мне не к лицу.
— Так поезжай в Европу и избегай там русских гостин… ой!
Разговор шел в мастерской, я огрела дражайшего штативом, уж не помню, от какого прибора. Как всегда, один раз. От второго удара он уклонился, обнял меня и расцеловал.
Родители мужа навестили меня в Новой Славянке, но лишь единожды — пароходом плыть побоялись, а дорогу сочли слишком долгой. Сегодня в гостях была совсем уж дальняя родня и просто столичные знакомые; учитывая повод — почти половина с детьми.
Потанцевать и покартежничать здесь не выйдет. Зато можно вкусно пообедать и познакомиться с разными интересными новинками. Недаром острословы обзывают мою усадьбу «паноптикум с угощением».
Пусть смеются. Осадок у большинства — позитивный, и мне приходится не зазывать гостей, а отсеивать.
***
Гости доели десерт. В программе был кофе и послеобеденное общение. Что же касается курения, то для него — отдельная комната, удобная, но все же не столь интересная, как остальные помещения.
Я спланировала обеденную залу так, чтобы гости могли беседовать и развлекаться, минимально надоедая друг другу и отгораживаясь от чужих разговоров. С недавних пор одним из средств развлечения стали книги, отпечатанные с литографическими цветными иллюстрациями. Здесь я обогнала время всего на полшажка, но все же опередила Европу. Пока выпустила лишь две книги — иллюстрированные басни Крылова и атлас с картами основных стран мира. Пока готовили макет, с трудом сдержала искушение избавить карту Африки от белых пятен. Независимые страны появятся там через сто лет с лишком, а дарить Англии и Франции еще не завоеванные ими колонии не хотелось.
Конечно же, большинство гостей не прельстились книгами, а занимались обычным салонным развлечением — светской болтовней. Ее сегодняшней генеральной темой стал подарок имениннице.
— Для барышни в ее годах к такой странной забаве необходимо пристроить длинную галерею.
— Для защиты от дождей, Ангелина Петровна?
— Что вы, Варвара Сергеевна, дождь — ладно. А если ветер поднимется? Вы представили судьбу платья барышни? Простите, но получится колокольчик наоборот. И добро бы гуляла с горничной и компаньонками, а если рядом будут мальчики-ровесники и даже дворовые мальчишки?
Вот они о чем волнуются. Между прочим, Лизонька, как примерная героиня дня, оставила забавы и чинно сидела в зале, за особым детским столиком, в окружении таких же юных гостей. Инструктор Павлуша ушел в механическую лабораторию, а самокат смирно стоял при дверях, дожидаясь своего часа.
Я продолжила обход зала, задерживаясь и возле гостей, прибывших на пароходе со своими коммерческими интересами или увидевших во мне последнюю надежду. И возле гостей, пожаловавших в экипажах, знакомых и родни. Останавливалась, беседовала, иногда принимала решения.
Улыбнулась, проходя мимо графини Энгельгардт. Эта своенравная вдовушка была известна всему светскому свету, в первую очередь — отменным злоязычием. Не щадила никого; мне по первому времени доставалось тоже: что-то вроде — и она не Салтыкова, и муж не настоящий Орлов, и выскочили чертики из непонятной табакерки.
Однако, кроме злого языка, у человека во рту есть зубы, и они портятся от неумеренного потребления сладкого. Пропавшие зубы следует удалять. Вот только пожилая графиня, едва услышав и про хирурга-стоматолога, и про обычного цирюльника, становилась маленькой боязливой девочкой. Постоянно пила аптечные лекарства и отвары от знахарок, а несколько умельцев в прямом смысле слова заговаривать зубы толкались локтями у нее в приемной — конкурировали.
Увы, проблему это не решало. И как-то раз графиня обратилась ко мне через своего дворецкого.
— Эмма Марковна, это верно, что вы знаете оператора, способного провести манипуляцию с зубами без боли?
Я ответила, что знаю. Неделю спустя госпожа Энгельгардт решительно, хоть и не без боязни, погрузилась в наркоз, а когда проснулась, четыре самых одиозных зуба были удалены. Прежде она была простой злоязычницей, теперь — весьма шепелявой, но ко мне, конечно же, подобрела.
Вот и опять, увидев меня, улыбнулась в ответ, показав оставшиеся зубы. И тут обернулась ее собеседница.
— Эмма Марковна, здравствуйте! Есть ли в мире справедливость?!
«Если и есть, то не для всех», — хотела я ответить какой-нибудь банальностью, но зачем?
А вот просто пройти, увы, не пройдешь. Вера Ивановна Салтыкова все же родня. Придется остановиться и выслушать.
