Глава 7
- Привал! – раздался голос снаружи, когда обоз остановился.
Ксан подхватила свои пожитки и выскочила из фургона, следом за нею вылез Ксанти. Эльфы сновали туда-сюда, обустраивая лагерь. Некоторые уже развели костёр и устанавливали на нём котёл необъятных размеров. Перед друзьями возник Ксантариэль и, улыбнувшись, сообщил:
- Вещи можете оставить внутри, всё равно ночевать придёте в фургон. А сейчас можете размять ноги, только далеко не уходите. Искать вас, если что, никто не будет. Ужин будет готов где-то через час.
С этими словами, эльф, не дожидаясь ответной реакции, просто развернулся и ушёл. Ребята переглянулись и, синхронно пожав плечами, развернулись к фургону, чтобы оставить вещи. Ксан только прихватила с собой укулеле – впрочем, та почти всегда болталась у неё за плечом, так что это действие было скорее автоматическим, чем осознанным.
Немного побродив по краю лагеря в сгущающихся сумерках, Ксан присела на выпирающий корень массивного дерева и привалилась к стволу спиной, разместив верную укулеле перед собой. Пальцы сами потянулись к струнам. Какое-то время Саша наигрывала без слов разные мелодии, дополняя тем самым походный антураж. Временами ей казалось, что она и в самом деле в студенческом походе, но взгляд натыкался на кого-то из эльфов и иллюзия развеивалась. Ксанти молча сидел рядом. Подобное задумчивое молчание было несвойственно парню, но Ксан была ему благодарна за эти мгновения тишины и покоя, когда есть только шум леса, треск костра, и звуки аккордов. Конечно, фоном были разговоры эльфов, шум лагеря, чей-то заунывный вой в лесу – но всё это было немного в стороне, а значит, не считалось.
Спустя некоторое время по поляне поплыл ароматный запах мясного бульона с травами, и Ксантариэль махнул рукой ребятам, чтобы те присоединились к костру. У костра обоим вручили по миске с похлёбкой и скрученному в валик лавашу. Походная еда эльфов оказалось довольно вкусной и питательной, и – как подозревала Ксан – исключительно полезной. В бульоне не было ни грамма лишнего жира, а травы сильно смахивали по запаху на некоторые лекарственные, которые Саше как-то продали в местном аналоге аптеки. Лаваш, кстати, тоже содержал вкрапления трав, и это придавало ему несколько пикантный, немного пряный вкус.
Утолив голод, эльфы не спешили расходиться, не отказываясь от уютного тепла костра в пользу своих фургонов. Но не было и шумных разговоров у костра, громкого смеха – как это было бы в человеческом походе. Эльфы тихо переговаривались между собой небольшими группами, либо просто молчали и смотрели на огонь. Ксан была в числе последних. От созерцания пляшущих язычков пламени её отвлёк незнакомый голос:
- Может быть, менестрель споёт что-нибудь? Не зря же он приготовил инструмент?
Ксан перевела взгляд на говорившего эльфа. Тот подчёркнуто не смотрел на неё, да и обращался, по сути, не к ней. Но остальные уставились именно на неё, ожидая её решения.
Саша вздохнула, провела рукой по струнам и нашла взглядом Ксантариэля – единственного знакомого и вроде как лояльного к ней эльфа. Тот едва заметно кивнул.
Ксан задумалась, что же сыграть. Это – не кабацкая публика, им её обычный репертуар не подойдёт. Но что сыграть и спеть этим чуждым ей существам, которых она совсем не знает, не понимает, и - чего уж таить – опасается? Ей отчаянно хотелось спеть что-то, что протянет между ними мост, раскроет ей их сущность, поможет ей стать своею в их компании – или хотя бы уменьшит долю игнора и презрения. Не то чтобы Ксан такое отношение задевало, но ей предстоит жить и общаться с эльфами неопределённое время. Пожалуй, стоило бы навести мосты.
А что, если спеть эльфам о них самих? Знает Ксан одну песню, вот только… непонятно, как сами эльфы её воспримут: всё-таки это фантазия автора другого мира. Много ли в ней правды? Но эта песня как нельзя лучше отражала внутренние ощущения самой Саши, так что она решилась. Сделала пару проигрышей, вспоминая аккорды, и запела:
Отпускает ночь цветные сны,Обнажая полный лик луны.Отделились тени от стены -Это значит, в дом пришли Они.Их глаза светлы и холодны,Там горят болотные огни...Как боюсь я их невинных лиц,Я боюсь их вкрадчивых речей.Мне знакомы пальцы хищных птиц,Когда ноша сорвана с плечей.Под лопаткой холод острых спиц,Разум был моим, а стал - ничей,Там отныне - прочим не видны -Безраздельно царствуют Они.Их придумал бессмертный профессор,
Их тела - это музыка леса,
Их слова — квинтэссенция слёз,
После них твоя жизнь полетит под откос...
Их придумал бессмертный профессор...
Опасайся звуков в темноте,
Опасайся локонов льняных.
Их мечи направлены на тех,
Кто ещё ребёнком видел сны
О прозрачных замках в высоте,
О мостах над морем золотых...
Ты забудешь свой родной язык,
У чужого имени в плену,
Ты забудешь всё, к чему привык,
Даже пол, гражданство и страну,
Кто тебе отец и кто твой бог.
Опадает вереск в синий мох…
Это сделал бессмертный профессор.
Три талмуда изрядного веса
Он писал, не надеясь на спрос…
Вместе с ним твоя жизнь полетит под откос.
Это сделал бессмертный профессор...
Кровь течёт меж пальцами в траву -
Человечна, смертна и красна.
Покидает сердце клеть свою,
Чтобы им наелась Их весна.
Их сиянье гибельно для глаз.
Там, где есть Они - не будет вас.
У причалов плещется вода,
Зов её властителен, но тих -
Не вернётся память никогда,
Потому что ты - один из Них,
Кто отмечен не был в должный час,
Тот добыча каждого из Нас.
Мы растопчем твой унылый мозг,
То, что было камень, станет - воск.
Нас придумал бессмертный профессор,
Наша речь - это музыка леса,
Наша тайна — ответ на вопрос.
После нас твоя жизнь полетит под откос.
Это сделал бессмертный профессор.
Три талмуда изрядного веса
Он писал, не надеясь на спрос…
Вместе с ним твоя жизнь полетит под откос.
Это сделал бессмертный профессор...
(Песня Лоры Бочаровой «Они»)
