2-2
Профессия, редкая даже по меркам Эстера, где во всю практиковались любые виды запретной магии. «Запретной» по меркам Алкарона, Каледоса и их фанатичной Церкви, и несмотря на то, что некоторые из этих запретов были формально навязаны и Эстеру.
Леандра во многом была истинной дочерью своего народа. Она происходила из знатной семьи с богатой родословной, и она конечно же была магом, потому как в Эстере не-маги считались людьми второго сорта. Она, как и большая часть её соплеменников, гибко относилась к запретам, но были вещи, которых она не признавала и не признала бы никогда.
Кровавые жертвоприношения, требовавшиеся для некоторых видов магии, были в их числе. Леандра ненавидела магию крови и гордилась тем, что на её белых руках нет шрамов от ритуального ножа.
Но как говаривали по другую сторону моря – в Эстере магию крови не практикуют только неудачники. Леандра неудачницей не была. Она нашла свой собственный путь, происходящий из ритуалов Нокары, и тщательно пестовала и изучала возможность черпать силу из смерти. Власть над мертвецами не казалась ей такой грязной, как власть над живыми, а умение наполнять мёртвые тела душами, призванными из Запределья, она считала более честным, чем попытки вселить демонов в ещё живых существ, которые в обилии предпринимали её соплеменники.
Разумеется, было трудно объяснить что-то из своих подходов на этом диком севере, где даже стихийной магии чурались как огня, а всё не входившее в учебники, одобренные Церковью, считали преступлением, заслуживающим смерти или «усмирения».
Когда Леандра впервые решилась покинуть Эстер и ступить на этот дикий материк, у неё попросту не было выбора. У Леандры были проблемы и с семьёй и великосветским эстерским обществом, и она попросту сбежала. Но на севере обнаружились вещи, за которыми она не могла наблюдать со стороны. Нашествие Девы и преступления её соплеменников, присягнувших на верность этому чудовищу, стояли на первом месте. Восстание магов и их противостояние со Стражами тоже входило в десятку, Леандре всегда было тяжело наблюдать, в каком положении здесь и в Алкароне находятся подобные ей.
Люциус и его новорожденный Орден выглядели силой, которая готова противостоять разрушению и несправедливости. Потребовалось какое-то время, чтобы Леандра осознала, насколько ошиблась.
На самом деле выбор был велик, потому что тогда, накануне войны и в разгаре восстания, материк пестрел Орденами и Братствами, каждое из которых заявляло о своей избранности. Но Леандра сразу отмела не меньше половины именно из-за их отношения к магам в целом – и, очевидно, к магам смерти в частности.
Она знала, что думают о её магии на севере, однако Люциус никогда – ни разу – не задумывался об этом – пока она оставалась ему необходима. Однако когда необходимость ослабла, он стал делать неуместные замечания о её отношениях с другими приближёнными. Поэтому когда магистр Эстагор застал её однажды днём, за попыткой купить место на корабле, идущем в Эстер, и потребовал объясниться, Леандра отбросила все попытки сохранить вежливость.
Она никогда не умела сдерживать свой язык. Леандра набросилась на магистра, разобрала по косточкам каждый его поступок. Она хорошо помнила последнее, что сказала перед тем, как Люциус набросился на неё:
«Меня тошнит от того, как ты расползаешься по Элорну словно раковая опухоль».
Настоящая злоба таилась в кулаке Люциуса. Она ударил Леандру – прямо в лицо – достаточно сильно, чтобы сбить её с ног. Леандра не сопротивлялась. Нет, она просто покинула Братство. Ей всё ещё было горько из-за причины этого ухода, когда вернулась два года спустя в Ганд-Ахар в качестве после из Эстера. Она практически насмехалась нал Люциусом, над тем фактом, что он согласился принять её помощь. По какой-то причине Эстагар стерпел это – возможно, из-за того, что у него к этому моменту оставалось мало союзников – что означало, что Леандра была там, когда Тигр повернулся к ним, ко всем включая Леандру – и бросился в бой, чтобы погибнуть от меча Эстагара.
Прямо на глазах у Леандры.
Леандра покрутила в пальцах бокал и безрадостно вздохнула.
Тигр был наёмником. Или считал себя наёмником. В первую очередь он был варваром с юга, из джунглей лежавших по другую сторону Эстера – и это было то, что в первую очередь замечали за ним люди.
Но Тигр был гораздо большим чем сумма этих слагаемых. Тигр казался диким, но в глубине сознания он был рассчётливым, умным и прозорливым. И он работал не только на Орден, но и на шаманов своего племени. Именно они прислали его в Элорн изучить обстановку и разведать что здесь происходит. Шаманы изумрудников думали, поддержать ли союз орденов против напасти, идущей на них с другой стороны – или остаться в стороне.
Люциус это знал. Люциус был тем, кто делал выбор – как всегда. И Люциус позволил отряду Тигра погибнуть, чтобы заключить этот союз.
Леандра никогда не сочувствовала изумрудникам, Эстер издревле воевал с этой чумой. Но даже ей тогда было его жаль. Умом она понимала, что Люциус должен быть прав, но сердцем принять его решение не могла.
Когда они с Тигром оказались в одной команде, поначалу ей как никому трудно было принять присутствие этого громадного зеленокожего дикаря. Но в отличии от многих, кто ждал их в крепости, Леандра часто оказывалась в сопровождении Люциуса, рука об руку с Тигром. Хотела она того или нет, со временем она узнала, что он за человек.
Тигр никогда не был таким диким, каким хотел казаться. В глубине души он был добрым, по своему простым и по своему мудрым. Он был тем, кому можно было верить. Тем, кто всегда заботился о своих.
Что-то надломилось в нём в тот день, когда кровью его братьев был заключон великий союз. И Леандра, слишком часто оказывавшаяся рядом с ним в бою и в походе видела это. Не могла не замечать. Теперь она думала, что и Люциус должен был это понимать.
Прошли годы, прежде чем новый враг по новому расставил силы и Тигра позвал его народ. И Леандра не посмела бы упрекать его в том, что он не поддержал амбиции Люциуса и предал его.
Она могла только горевать и вспоминать это большое сильное тело, истекающее кровью на земле перед ней. И помнить – всегда помнить: что это решение принял Люциус.
Леандра так и не оправилась от этого.
Они с Тигром были любовниками, хотя вряд ли из можно было назвать возлюбленными. И всё же этот свирепый варвар с южных островов был одним из ближайших друзей, остававшихся у неё на севере.
Тем не менее, следующие два года смягчили остроту этой боли. Боли, которую она хранила глубоко внутри себя, в шкатулке, запечатанной магическим воском. Боли, которой, как она притворялась, не существовало, хотя иногда – если она была пьяна или не могла уснуть поздно ночью в одиночестве – она неожиданно появлялась перед Леандрой и смотрела ей в лицо, отказываясь уходить.
Леандра ненавидела такие ночи.
Однако сейчас она опиралась на одну руку, потягивая другой горячий ром с маслом и слушая, как Лейси рассказывает об Ордене. Она, конечно, кое-что слышала, особенно от Преподобной Виктории – когда-то её почти-подруги и соратницы по Братству – о работе новоявленного сторожевого пса Церви, поэтому знала достаточно, чтобы понять, что всё, что рассказала ей Лейси, не было тайной. Тем не менее, она не могла завидовать ей в том, какую работу она выполняла.