Крылья

ГЛАВА 9

Джейс

С ума сойти, меня приняли в ЛЛА! Я поступил на общих основаниях в одно из самых престижных учебных заведений с огромным конкурсом на одно место.

Не то чтобы я очень рад, но все-таки доволен. Карьера пилота никогда не была в списке моих желаний и уж тем более планов, но добиться чего-либо честным путем всегда приятно. А я уже почему-то не сомневаюсь, что Кинли ни о чем и ни с кем в Академии не договаривался.

Доказательств у меня по-прежнему нет, но своему чутью я привык верить. Все же при ближайшем рассмотрении не похожа Миранда Морган на взяточницу. Скорее наоборот — мисс Принципиальность. Или миссис? Нет, вроде бы она официально не замужем.

Ознакомившись с расписанием дальнейших обещанных тестирований и убедившись, что до утра понедельника я совершенно свободен, направляюсь в общежитие переодеться. В общем-то, мне все равно, что на мне надето, но выделяться не люблю, а бежевая форма абитуриента ЛЛА волей-неволей привлекает к себе внимание.

Коридоры общежития пусты — большинство местных жителей или догуливают каникулы, или все еще обретаются в здании Академии. Кандидатов на поступление как-никак сто два человека, а я прошел всего лишь тринадцатым. Так что у них впереди еще много часов нервотрепки, а я свободен как ветер до конца дня, и на ночь, если понадобится — в чем сомневаюсь.

Отпираю дверь, и к моим ногам падает сложенный втрое лист бумаги. Ох уж эта любовь лондорцев к бумажным носителям. На Альфа Крите вырубка лесов под строгим запретом, и бумага там стоит дороже, чем новенький компьютер. А тут ее рвут, сминают и даже подсовывают в двери.

Поднимаю листок и разворачиваю, подспудно ожидая, что это реклама. Что рекламный буклет может делать в общежитии, вход в которое — строго по пропускам, почему-то не задумываюсь. Однако это не реклама, а послание, причем написанное от руки: «Сквер Независимости. Сегодня. В полдень».

Хмыкаю. Какая прелесть — мне назначили свидание.

Бросаю взгляд на запястье с коммуникатором: одиннадцать утра. Где бы ни был этот Сквер Независимости, а он определенно в черте города, я успею.

Угу, уже бегу. Я не кретин, чтобы бросаться сломя голову по первому зову не бог весть кого.

Сминаю листок и выбрасываю в мусорную трубу.

Если это шутка, то глупая. А если кто-то на полном серьезе ждет моего прихода после такой писульки, то мне тем более незачем общаться с этими людьми.

Уже переодеваясь, размышляю, не поддаться ли паранойи и не остаться ли в общежитии, так, на всякий случай. С другой стороны, записку-то мне подсунули именно здесь. Так что незачем менять планы.

Собравшись, бросаю взгляд на компьютер, задумываюсь, не должен ли я отправить Кинли сообщение о том, что меня приняли. Потом отмахиваюсь — перебьется. Он же уверен, что все «уладил», значит, не о чем беспокоиться.

***

Весь день гуляю по городу, исследую планету, так сказать. Никому нет до меня дела, а мне до них.

Под вечер наведываюсь во встретившийся по дороге бар и в честь своего поступления даже покупаю себе выпить.

Ко мне подсаживается длинноногая блондинка и отчаянно флиртует. Но она настолько напоминает Китти Валентайн, что мой энтузиазм пропадает, так и не успев появиться. Видя мою незаинтересованность, девица быстро исчезает из поля зрения, а когда вижу ее в следующий раз, она уже восседает за одним из столиков в углу зала в обнимку с каким-то лысым мужиком. М-да, сравнение с Китти было не зря.

Сегодня в баре не многолюдно; бармену скучно, и видя, что я сижу в одиночестве и заказываю уже второй коктейль, он пришвартовывается поближе.

— Неудачный день? — интересуется, кивая на мой бокал.

— Почему же? — пожимаю плечами. — Удачный.

Бармен усмехается, но в душу не лезет.

— Слышали уже, какая катавасия началась? — быстро и умело переводит тему. Вопросительно приподнимаю брови. — Лукас Ньюман решил составить конкуренцию Рикардо Тайлеру! — охотно сообщает тот с таким видом, будто только что огласил сенсацию века.

Похоже, лондорцы и впрямь неравнодушны к своему президенту, как к прошлому, так и к нынешнему, и к будущему. Задумываюсь и не могу вспомнить, когда в прошлый раз был на выборах дома. И был ли вообще?

Бармену скучно и очень хочется поболтать, у меня есть время — так почему бы и нет? Нужно же быть в курсе того, что творится.

— Думаешь, он реальный конкурент Рикардо? — показываю заинтересованность, поощряя к продолжению темы.

Из того, что я читал и слышал, Тайлер — бесспорный лидер, его боятся и боготворят одновременно. Я так понял, что возвращение ему президентского кресла было делом времени, а смена его на этом посту неким Френсисом Фелдером — не что иное, как формальность для того, чтобы не переписывать конституцию. Впрочем, опять же, из того, что я слышал, переписать ее для Рикардо Тайлера — дело пустяковое.

Бармен щурится, разглядывая меня. Видимо, мой вопрос его удивил.

— Ты что, — догадывается, — неместный?

Дергаю плечом.

— Просто не интересуюсь политикой.

Кто знает, может, с неместным он будет более осторожен и менее откровенен?

Кажется, таким ответом молодой человек вполне удовлетворяется, потому как опирается локтями на барную стойку, чтобы сократить между нами расстояние, и сообщает доверительным шепотом:

— Лично я — за Ньюмана.

— Да ты что! — поддерживаю его тон. — Серьезно?

— Угу, — тот кивает, не заметив подвоха, — Ньюман — дельный мужик. Рикардо в последние годы все больше занят своей собственной персоной. Одно то разоблачение наркокорпорации, торгующей «синим туманом», чего стоит! На юге планеты наводнение, а он красуется по всем каналам и рассказывает о том, какой он молодец, что лично прекратил добычу синерила.

«Синий туман», значит…

Молодой лондорец говорит возмущенно и явно предполагая, что разоблачение наркокорпорации — ерунда по сравнению с наводнением. А я думаю о том, что имей я на данной планете право голоса, после этой информации однозначно голосовал бы за Тайлера, не раздумывая. Но это я, у меня с «синим туманом» старые счеты.

—…К тому же, что говорит о характере человека? — понимаю, что отвлекся на свои невеселые воспоминания, связанные с синерилом и производной из него отравы, и снова обращаюсь вслух. — Правильно. Семья, — я, собственно, на его риторический вопрос отвечать и не собирался. — Ньюман двадцать лет в браке, трое ребятишек. А Рикардо? Не-не-не, вот кто бы что ни говорил, я считаю, любит он только себя.

А еще Рикардо Тайлер явно любит свободу слова, раз лондорцы так спокойно на каждом углу рассуждают о нем и его личной жизни.

Бармен смотрит на меня во все глаза, ожидая реакции. И вряд ли правдивая реакция: «мне плевать», — его устроит.

— Ты прав, приятель, — киваю со всей серьезностью.

Оставляю чаевые на стойке, встаю и выхожу из бара.

***

О записке, найденной утром в двери, вспоминаю только вернувшись в общежитие. И то лишь потому, что обнаруживаю на ее месте вторую.

«Завтра. В три часа пополудни. Последний шанс».

Кажется, я выпил больше, чем думал, и все-таки пьян, потому что первое желание, которое у меня возникает после прочтения нового послания — хлопнуть дверью и ломануться вниз, к пункту охраны, и потребовать у них объяснений.

С другой стороны, хорош я буду, если это действительно глупая шутка соседа по коридору.

Решаю не пороть горячку и для начала принять душ и освежить голову.

Оставляю записку на столе и ухожу в ванную.

А когда возвращаюсь, листок по-прежнему лежит на столе, вот только на нем ни слова — бумага девственно чиста. Исчезающие чернила — чудесно, и еще менее похоже на студенческую шутку.

И что я предъявлю охране внизу, если примчусь к ним, размахивая пустым листком? Меня просто запишут в число озверевших от стресса абитуриентов и даже слушать не станут.