Ловя момент

ГЛАВА 27

Больше всего боюсь того, что Изабелла выполнит свою угрозу и пойдет разбираться с Мэг. Потому что, если это произойдет, я ни черта не смогу сделать.

Мы с Гаем встречаем мать у самого входа в здание, так что Изабелла едва успевает переступить порог. Волосы у нее растрепаны, щеки непривычно румяные, глаза мечут молнии, и все они, как одна, направлены на меня. Открыто смотрю в ответ — что угодно, хоть спляшу, лишь бы она не направилась искать виноватых в бараке.

Вижу, как у Изабеллы сжимаются кулаки, а затем она поспешно убирает руки в карманы пальто, с видимым усилием переводит взгляд на младшего сына.

— Гай, все в порядке? — спрашивает вкрадчиво, и создается впечатление, что, дай он отрицательный ответ, заботливая мать сожжет тут все и всех за то, что обидели ее мальчика.

— В порядке! — отчитывается Гай, выпятив грудь и вытянув руки по швам, как солдат в строю.

Мне чудится, или в ее глазах искреннее облегчение?

Взгляд снова останавливается на мне, но всего на мгновение. Изабелла разрывает зрительный контакт и разворачивается обратно к выходу.

— Поехали, — бросает нам уже через плечо.

Гай дергает меня за рукав, опускаю голову. Он корчит гримасу и проводит пальцем поперек шеи, а затем хватается за нее обеими руками и изображает, что умирает. Артист. Вот только до него еще не дошло, что на этот раз Изабелла в бешенстве по-настоящему.

Качаю головой, молча прося прекратить кривляться. Гай вздыхает и становится серьезным.

Изабелла прибыла на флайере с водителем. Загружаемся в летательный аппарат.

До Гая постепенно начинает доходить серьезность ситуации. Он притих и с опаской поглядывает то на меня, то на мать, сидящую напротив. Зато Изабелла, убедившись, что с мальчиком все хорошо, не смотрит в его сторону, снова гипнотизирует меня не обещающим ничего хорошего взглядом.

Интересно, что она планирует со мной сделать? Отправить в карцер? Приковать к радиатору? Отправить на рудники к остальным? Хотя нет, последний вариант маловероятен — если бы хотела, не тащила бы сейчас обратно в главное здание. Да и не зря же она не стала устраивать сцен прямо на месте на глазах охраны — значит, все будет тихо и за закрытыми дверями, чтобы мое поведение никоим образом не отразилось на ее репутации. Ведь для всех Изабелла — любящая мать, не так ли?

Выгружаемся, флайер тут же уводят куда-то за строение, а мы входим внутрь. Вилли, охранник у двери, почтительно кивает Изабелле.

— Пойдем, — мать кладет ладонь Гаю на плечо. — А ты, — бросает на меня уничижительный взгляд, — в свою комнату. Живо!

Мальчик не спорит, идет с ней, но все же оборачивается на меня, взгляд растерянный.

— Иди, иди, — говорю одними губами и подмигиваю, мол, все будет хорошо.

Гай кивает мне, за что тут же получает оплеуху (не больно, скорее, символически).

— Не вертись, — шипит на него Изабелла, поторапливая.

Да уж. Передергиваю плечами.

Оборачиваюсь на охранника, замершего у двери. Хотя что он мне? Не будь его на посту, можно подумать, мне было бы куда бежать?

Нужно удрать с планеты, а не из барака, а я пока не имею ни малейшего понятия, как это сделать.

***

Валяюсь на кровати, смотрю в потолок и глупо улыбаюсь. Ди мне поверила! К черту Изабеллу.

Что бы она сейчас ни придумала в наказание, я все равно отсюда выберусь. К тому же, Морган и Рикардо наверняка меня ищут, кто знает, может, они успеют добраться сюда раньше? А может, и нет. В любом случае, глупо рассчитывать на помощь извне, потому что далеко не факт, что она вообще придет.

Способ должен быть. Должен!

Знать бы еще где…

Дверь открывается без стука, зато с грохотом (ударяется о стену), а на пороге Изабелла во всей красе. С ноги она ее, что ли, вышибала?

Принимаю на кровати вертикальное положение, а затем и вовсе встаю.

Прекрасное лицо Изабеллы обезображено гневом, зато она успела снять верхнюю одежду и причесаться. Приготовилась к беседе, ну-ну.

— Как ты посмел? — шипит, как змея, делая шаг в мою сторону, потом вспоминает об открытой двери и снова с грохотом ее захлопывает. — Я запретила туда ходить! — молчу. А что мне сказать? «Мама, я больше не буду»? — Ты потащил туда ребенка! Что ты ему сказал?! — голос прорезается, шипение сменяет крик.

Пожимаю плечами.

— Ничего такого.

— Да-а? Так почему тогда он смотрит на меня волком?!

— Не понравился твой способ найма людей на работу? — предполагаю.

Изабелла бледнеет, глаза превращаются в щелки.

— Не смей мне дерзить! — а в следующую секунду ее ладонь с громким шлепком обрушивается на мою щеку.

Когда Джонатан влепил мне пощечину за слова о его жене, было немного больно, но не обидно ни капли. Когда позавчера я познакомился уже с его кулаком, физически было больнее, но морально по-прежнему нет — могу понять его реакцию. Сейчас… нет, особой физической боли я не испытал.

— Если я приказываю, ты должен исполнять! — Изабелла переходит на ультразвук. — Никогда! Слышишь?! Никогда не смей не слушаться!

«Не слушаться»… Будто я ровесник Гая. Мамочка меня нашла и решила поучить дисциплине.

Губы сами собой растягиваются в усмешке, за что на меня обрушивается вторая пощечина. Эта сильнее, щеку обжигает.

— Не смей!

Очень хочется дотронуться до места удара, и, чтобы не поддаться соблазну, убираю руки в карманы брюк.

— Бей, — предлагаю, — еще бей, не стесняйся. Меня хорошо воспитали, я все равно не ударю тебя в ответ.

Изабелла замирает с уже занесенной рукой для третьей пощечины. Ее глаза пылают. Просто смотрю на нее — нечего ей сказать. Пусть бьет, выплеснет свою ярость, чтобы остальным не досталось.

Не знаю, что она читает в моем ответном взгляде, но глаза отводит, руку опускает.

— Ты наказан, — сообщает ровным, как у робота, голосом. — Покидать барак я тебе запрещаю. Ни одному, ни с Ниной. С Гаем — тем более.

Молчу.

Изабелла ждет ответа, а я молчу. Пусть ждет. В ноги ей, что ли бухнуться и молить о прощении? Я могу. Она явно была бы не против. Только устраивать цирк что-то не хочется.

Так и не дождавшись обещания впредь слушаться, Изабелла разворачивается и покидает комнату. В замочной скважине проворачивается ключ.

Только сейчас дотрагиваюсь до горящей щеки.

Вот и поговорили.

***

— Лакито! — кричит няня, она у нас новенькая, и у нее смешной акцент. Не знаю, откуда Эсме приехала, но разговаривает забавно. — Лакито, иди ужинать!

— Иду! — отзываюсь, а сам продолжаю разбирать тостер, который стащил из кухни пару часов назад, пока Эсме ставила противень в духовку.

Как выразился дядя Рикардо, когда увидел мою новую няню, у нее большая корма. Дядюшка любит вежливые оскорбления. Но размер «кормы» Эсме мне только на руку — женщина она на редкость неповоротливая, и я успеваю взять, что мне нужно, и прошмыгнуть в свою комнату за то время, пока она повернется.

— Лакито! Иди сюда немедленно! — голос няни становится недовольным.

— Уже иду! — кричу.

Если сейчас брошу, то потом ничего не получится. Сейчас присоединю вот этот проводок…

— Лакито! — дверь моей комнаты с грохотом распахивается. У меня чуть ли уши не закладывает.

— Я сейчас, — говорю, не поднимая глаз и не отрываясь от своего занятия. — Эй! — возмущаюсь, когда тостер вырывают у меня из рук.

— Я запретила тебе брать технику из кухни! — нависает надо мной Эсме, в одной руке отобранный прибор, вторая кулаком уперта в бок в том месте, где у других находится талия.

Запретила, тут она права.

— Новый не буду брать, — обещаю с честными глазами, — а этот верни, пожалуйста, он все равно уже испорчен.

— Ужинать! — рявкает Эсме, хватает меня за руку и силой поднимает с пола. — Я все расскажу твоей маме!

— А то она не знает, — бурчу обиженно, а потом пытаюсь вырваться, потому что больно. — Пусти!