Книги
ГЛАВА 21
Меня даже не выводят за пределы здания, проводят по очередному серому коридору и запирают в одной из комнат. Теперь ни лишних слов, ни взглядов. Я будто превратился в нулевого пациента, в сторону которого и дышать опасно.
«Изабелла Вальдос, Изабелла Вальдос…» — беспрестанно крутится в моей голове, вытесняя из нее все другие мысли.
Имя моей матери — Изабелла Вальдос. Только никакая она мне не мать. Вот такой парадокс.
Тру ладонью лоб, потом осматриваюсь. Никогда в жизни не было мигрени, но для полного счастья, кажется, теперь меня посетила еще и она. Черт.
Камера, то есть комната, маленькая и безликая, чем-то напоминает больничную палату. Только там все белое, а тут серое. Обстановка: узкая односпальная кровать, прикроватная тумбочка, шкаф. Окон нет, только гладкие стены. Дверь в одной из них ведет в помещение поменьше, где обретаются душевая кабина, раковина и унитаз — все блестит чистотой и чуть ли не стерильностью, пахнет химическим моющим средством.
С грохотом захлопываю дверь в ванную (здесь все двери обычные, на шарнирах, без электроники), несколько секунд просто смотрю на ее серую гладкую поверхность, не моргая, а потом впечатываю в нее кулак. Еще, и еще раз.
На двери остаются вмятины, а я прижимаюсь лбом к прохладному пластику и тяжело дышу, будто бежал. В горле огромный колючий ком, даже сглотнуть не могу.
Так и стою не меньше получаса, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться.
«Ты никогда не унываешь!» — кажется, такое обвинение недавно бросил мне Томас. Видел бы он меня сейчас…
Хорошо, что не видит.
Завтра все пройдет.
***
Сплю, не раздеваясь. Просто в какой-то момент отлипаю от двери в ванную и падаю лицом вниз на кровать, а уже через минуту забываюсь крепким сном без мыслей и кошмаров. Меня будто вырубает выключателем, словно перегорел предохранитель и меня окончательно обесточило.
Просыпаюсь от стука в дверь. Мило, особенно учитывая, что дверь заперта снаружи. Закрыться изнутри в этой комнате невозможно — нет ни замочной скважины, ни шпингалета.
— Не заперто! — отзываюсь с издевкой.
Сажусь на постели, тру лицо, пытаясь проснуться. В комнате нет окна, а у меня ни часов, ни коммуникатора, но по ощущениям еще очень рано.
Дверь открывается, пропуская Изабеллу внутрь. Она, в отличие от меня, выглядит бодрой, я бы даже сказал, цветущей.
— Доброе утро, — улыбается.
Она.
Мне.
Улыбается.
Как ни в чем не бывало, между прочим. Сын проснулся, а мать пришла пожелать ему доброго утра — чем не идиалистическая картина?
— Здравствуй, — отвечаю, встаю, поправляю смятое за ночь покрывало. Есть в этом месте хоть что-то не серое?
Изабелла следит за моими действиями, затем принимается разглядывать меня самого. Изгибает бровь.
— Ты спал в одежде? — спрашивает, оценив мой помятый вид.
Улыбаюсь и невинно моргаю.
— Извини, забыл дома пижаму.
Изабелла складывает руки на груди, затем подпирает одной из них подбородок.
— Ты прав, не подумала, — произносит задумчиво. — Я прикажу доставить сюда вещи со «Старой ласточки», заберешь свои.
— А коммуникатор ты мне вернешь? — автоматически тру голое запястье. Когда я снимал прибор с него в последний раз? Кажется, два года назад, чтобы заменить устаревшую модель на новинку.
— Зачем он тебе?
— Маме позвонить? — с улыбкой выдаю хорошую, на мой взгляд, версию, но натыкаюсь на холодный взгляд зеленых глаз. Сдаюсь. — Кому я отсюда могу позвонить? — говорю абсолютно серьезно. — Просто привык.
— Хорошо, — Изабелла снисходительно улыбается, принимая мою капитуляцию. — Распоряжусь, чтобы его проверили и, если все в порядке, вернули тебе. Идет?
— Идет, — соглашаюсь.
Она проходит, усаживается на кровать, кладет ногу на ногу, продолжая меня рассматривать.
— Как спалось? — спрашивает.
— Без снов, — отвечаю коротко. — Ты не против, я хотя бы умоюсь? — киваю на дверь ванной. Не привык я с утра принимать гостей.
Изабелла переводит взгляд в указанном направлении. Ее глаза сужаются.
— Что это? — доброжелательного тона как не бывало.
Черт, совсем забыл про вмятины на двери.
— Поскользнулся вчера на мокром полу. Упал.
«Ладно, сделаю вид, что поверила», — ясно читается на ее лице.
— Я прикажу поменять дверь.
«Я прикажу», «я распоряжусь»…
— Как хочешь, — пожимаю плечами.
— Хочу.
Понятно. Последнее слово должно быть всегда за ней, и лучше заткнуться.
В ванной хотя бы имеется шпингалет, и я с радостью закрываюсь, сбегая от пристального взгляда своей биологической матери. Что она пытается во мне рассмотреть? Себя? Его? Упущенные семнадцать лет?
Умываюсь ледяной водой, расчесываюсь новенькой расческой, только что вытащенной из полиэтилена. Не от Изабеллы ли мне досталась страстная любовь к порядку?
Замираю перед зеркалом, с опаской вглядываясь в собственное лицо. Что еще мне могло передаться от нее? Какие сюрпризы прячутся в моей ДНК?
— Тайлер, ты скоро? — раздается из-за двери.
Первое желание — ответить, что у меня запор, и ей придется подождать.
— Уже иду!
Первое — не значит верное. Мне подспудно хочется постоянно ей дерзить, но с этим нужно заканчивать, иначе мы и в правду останемся на Пандоре до конца своих дней.
Нет уж, у меня учебный год скоро начнется.
***
— Куда мы идем? — спрашиваю.
Мы уже несколько минут движемся все теми же серыми коридорами. Изабелла подхватывает меня под локоть и, кажется, чувствует себя совершенно расслабленно, здоровается с встречающимися по дороге людьми, улыбается. Меня коробит от ее прикосновения, но пока терплю и делаю вид, что все в порядке вещей, тоже улыбаюсь в ответ на удивленные взгляды.
Попадающиеся навстречу — в основном мужчины, все, как один, коротко стрижены и чисто выбриты, черные формы наглажены. Встречаются и несколько женщин, они тоже в черном, с аккуратными прическами и с чересчур бодрыми для утра выражениями лиц. Я явно не вписываюсь в обстановку со своими отросшими волосами, мятой одеждой и заспанной физиономией.
— Завтракать. Куда же еще? — удивляется Изабелла моему вопросу. — Запоминай дорогу. Завтрак у нас всегда в восемь. Опоздания не приветствуются.
Ясно, прямо кармическая сестра Джонатана. График — наше все.
Мы входим в большое помещение с длинными столами, по обеим сторонам которых стоят невысокие скамьи без спинок. Здесь вкусно пахнет свежей выпечкой и еще чем-то, чем — понять не могу, но запах тоже приятный.
В помещении много людей, не меньше пятидесяти. Мужчин больше, женщин человек десять. Также две женщины на раздаче еды за невысокой перегородкой у противоположной от входа стены. Они тоже в черной форме, но с повязанными поверх нее белоснежными фартуками.
Итак, Изабелла любит графики, чистоту, порядок и безупречный внешний вид, чего требует и от своих подчиненных. Жаль, поблизости нет Лэсли, он бы живо сделал психоанализ ее личности.
Она проводит меня к перегородке.
— Мила, Нина, — представляет женщин в фартуках. Меня встречают удивленными улыбками и приподнятыми бровями. — Мила, Нина, это мой сын, А… Тайлер, — ей все еще хочется назвать меня Александром. Звала бы уж Мэтью, раз ей так нравится это имя.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — нестройно отзываются женщины.
Они похожи между собой, вероятно, мать и дочь, обе черноволосые и черноглазые, с одинаковой формой носа и бровей. Нина не старше двадцати, она подвижная и гибкая. Миле около сорока, но у нее тоже отличная фигура, лишь немногим шире в талии, чем у дочери. Если не присматриваться к лицу, их можно было бы даже принять за сестер.
— Доброе утро, — вежливо улыбаюсь.
Нина рассматривает меня с любопытством. Ее взгляд напоминает взгляды очередных новых одноклассников, когда я впервые появлялся на занятиях, сменив школу.
