Воспоминание 103
1 июня
— Лер, вставай, будильник прозвенел. Леееер!
Какой еще будильник? Отмахиваюсь от нарушителя моего спокойствия, как от надоедливой мухи, и крепче обнимаю подушку. Только подушка какая-то слишком мягкая и бесформенная. Одеяло?
Сообразив, наконец, что что-то тут не так, приподнимаюсь на локте и сдуваю с глаз упавшие на них волосы. Ну точно, одеяло — смятое, сбитое в кучу. А я сама в самом низу кровати и, судя по ощущениям в затекшем теле, последние пару часов я провела в неудобной позе, свернувшись в три погибели.
— Кабздец, — бормочу, проводя ладонью по лицу. Я же не собиралась больше спать.
— Проснулась? — оборачиваюсь: Холостов сидит на стуле у стола, подтянув одну ногу к себе и уперев пятку в край сидения, завязывает шнурки на кроссовке.
— Угу, — отзываюсь. — Часа два назад…
— Ааа, это радует, — меняет ноги. — А я уж было подумал, что чего-то не помню, и ты из-за меня уползла на отшиб. Я же к тебе не приставал? Домогаться плачущих девушек — это такое себе… — говорит беспечно, даже весело, а глаза серьезные.
— Не приставал и не домогался, — заверяю. Слезаю, наконец, с кровати и шлепаю босыми ногами в ванную. — Дождешься? — оборачиваюсь, уже взявшись за дверь.
— Ага, — Холостов усмехается, встает и приподнимает двумя пальцами ткань футболки на своей груди, — и в таком виде пойду на занятия.
Точно, это я вчера успела переодеться в пижамные штаны и майку, перед тем как лечь и депрессировать. Костя же выглядит так, будто только что вылез из центрифуги.
— Тогда беги, — отпускаю и торопливо прикрываю ладошкой губы, так как не могу победить зевок. Никогда, никогда нельзя снова ложиться спать, если уже проснулся бодрым с утра пораньше.
— А поцеловать? — Холостов подходит и собственнически притягивает меня к себе. Мой сонный мозг еще не успевает среагировать, как Костя быстро чмокает меня в нос и отстраняется. — Шучу, я еще зубы не чистил. Все, до встречи на уроках.
— Кость! — окликаю уже на пороге. Оборачивается. — С книгой-то что?
— На месте книга, — отвечает и скрывается за дверью.
Воспоминание 104
— Как книга может быть на месте? — рассуждаю, когда идем с подносами к столу во время обеда.
— Спокойно, — откликается Холостов. — Стоит себе на полочке.
— Но ее там не было! — возмущаюсь.
— Само собой. Я тоже вроде галлюцинациями не страдаю.
Чуть не рычу от бессилия. Ну как так-то?
Пока движемся через просторный зал столовой, на нас то и дело бросают косые взгляды. Ясно, все уже в курсе, где Холостов провел прошлую ночь. Вездесущие, блин. А мы, между прочим, просто спали рядом, как пионеры. Сразу отчего-то вспоминается старая шутка: если тебя незаслуженно обидели, вернись и заслужи. И тут же краснею от собственных мыслей.
Садимся за стол, но взгляды не прекращаются. Чувствую себя кинодивой под прицелом фотокамер. Здесь же уже все друг с другом, а еще половина с директором. Так какого черта именно наша пара привлекает столько внимания? Девочка-социофоб и популярный мальчик не могут быть вместе, поэтому? Или у меня просто паранойя. С досадой прижимаю ладонь ко лбу и на всякий случай касаюсь шеи, проверяя, на месте ли шнурок с блокиратором. Все, в ближайшие сутки не сниму на всякий пожарный, а потом буду таскать в кармане, чтобы всегда был под рукой.
— Расслабься, — советует Холостов, которому, кажется, и правда плевать на повышенное внимание со стороны сокурсников. Или этого внимания нет, а я сама чувствую себя преступницей, и поэтому так реагирую? На воре и шапка горит, так вроде говорится.
— Угу, — буркаю и прячусь за чашкой с чаем; делаю глоток и снова поворачиваюсь к Косте. — А что твоя тетя Марфа говорит?
— Она не моя тетя, — ржет.
Закатываю глаза.
— Да хоть фея-крестная, — ворчу. Мне не до шуток, правда.
Аллилуйя, Холостов становится серьезнее.
— Да ничего она не говорит. Мы же с тобой сами в базе копались. После Руслана никто эту книгу официально не брал.
— Но ее не было!
— А теперь есть.
— И это точно она?
— А это правильный вопрос, — соглашается Костя, — но тут я тебе не помогу, потому как память у меня не фотографическая. Вырванных листков нет. На вид все как надо. Марфа Григорьевна говорит, что ни на какой переплет или реставрацию книгу не брали. Следов магии на ней не ощущается, она лично проверила по моей просьбе. Так что я ничего не понимаю так же, как и ты.
— Не может это быть просто совпадением, — настаиваю. — Рус что-то нашел в этой книге, — Холостов помалкивает, в отличие от меня, не спеша ни сотрясаться от праведного гнева, ни выдвигать очередные безумные версии.
Самое поганое, что все версии уже изжили себя. Кто бы ни был в лаборатории, он затаился. Кто бы что ни сделал с книгой, он замел следы и вернул ее на место. Кто бы ни убил Русика, он сделал все чисто. Куда теперь-то? В том-то и дело, что в никуда: учиться и ждать, когда пришьют еще кого-нибудь. Или не пришьют, что тоже вариант — Руслана и его смерть просто забудут, будто ничего этого и не было.
Воспоминание 105
3 июня
— Пошли, — Холостов хватает меня под локоть посреди коридора и тянет за собой.
— Куда? — возмущаюсь. — Я вообще-то на ужин собиралась, — тем не менее семеню следом. У него шире шаг, и он упорно увлекает меня за собой.
— Без ужина переживем, — бросает на ходу.
Ничего не понимаю. А через минуту доходит, что что-то не так: как-то странно Костя держит руку, словно обняв сам себя за ребра.
— Тебя отлупили, что ли? — выпаливаю первое, что приходит в голову.
— Ну точно, — зубоскалит. — Бегу зализывать раны, — и приподнимает край своей футболки, показывая спрятанную под ней тонкую папку.
Мои глаза загораются.
— Достал?!
— А то. Валим, — Холостов воровато оглядывается. — Давай-давай, мне нужно еще успеть вернуть ее, пока не заметили пропажу.
И я несусь следом уже со всех ног.
Воспоминание 106
Солнце еще не село, поэтому даже в крытой беседке нет необходимости в искусственном свете. Чуть ли не приплясываю от нетерпения, пока Костя достает из-под своей футболки папку. Моя преееелесть!
— Подвинься, — Холостов усаживается рядом и кладет нашу драгоценность на стол посередине. «Любимов Р.А», — гласит наклейка на папке.
— Как ты сумел? — спрашиваю в восхищении. Я столько дней ломала голову над тем, как ее достать, но так и не родила ни одной жизнеспособной версии, чтобы стащить документы и не попасться.
— Как-как? — передразнивает Холостов. — Неделю подлизывался к Жанне, помогая таскать доки в архив и еще разбираться со всякой мелочевкой. Вот, — жестом фокусника указывает на добычу, — сегодня она попросила доставить в архив это. Так что шевелимся, пока меня не поймали за хищение.
И я торжественно берусь за завязки.
Воспоминание 107
— Н-ну? — задумчиво протягивает Холостов. — Что-нибудь из этого выглядит, по-твоему, подозрительно?
На столе перед нами разложено все содержимое личного дела Руслана Любимова, и все в нем строго соответствует тому, о чем во всеуслышание объявил Князев: следов насилия не найдено, магический след не обнаружен. Вердикт: суицид.
Мне кажется, я сейчас разревусь. Это была последняя надежда. Без преувеличения — действительно последняя.
Молчу, мне нечего сказать. Тянусь к еще не читанному мною листу, подношу к глазам.
— А что это за штука — Камень последнего пути? — спрашиваю, скользя взглядом по строчкам. Звучит мрачно. — Не могильный же камень?
Костя заглядывает мне через плечо.
— Угу, — хмыкает. — Точно не могильный камень в контексте: «…Проведена проверка Камнем последнего пути модели АВ225…».
Поворачиваюсь к нему, смотрю серьезно.
— Так знаешь, что это?
Холостов чешет в затылке.