Воспоминание 92
27 мая
Яна косится в мою сторону все эти дни, но поспешно отводит глаза, стоит нашим взглядам пересечься. Стыдно, что поддержала Аршанскую и нагло соврала на мой счет? Ее проблемы, я не отпускаю грехи.
Вот и сейчас, сидя на уроке у Веры Алексеевны, снова ловлю на себе задумчивый взгляд Кожуховой с соседнего ряда. С вызовом приподнимаю подбородок, мол, чего тебе? И все как по накатанной: отворачивается и с усиленным вниманием записывает лекцию. Цирк.
Воспоминание 93
Еле доживаю до обеда. Спать хочется больше, чем дышать. Ползу в столовую, мечтая об одном — растечься по столу и ни о чем не думать в ближайший час. Даже есть не хочу, завтрак и так еле в себя впихнула.
«Книга, книга, история Сурка»… — упорно крутится в моей голове, до сих пор не оформившись ни в одну логичную теорию. Я знаю, что ничего не знаю. Кто это сказал? Сократ? Вроде он, не помню. Но кому бы эти слова ни принадлежали, к моему случаю они подходят как нельзя лучше.
Столовая, дальний угол стола, кажущийся безвкусным суп (хотя в Сурке готовят безукоризненно), который набираю в ложку, держу пару секунд на весу и выливаю обратно. Аппетита нет, глаза слипаются.
— Не спи, замерзнешь! — бодро раздается над ухом. Вздрагиваю и роняю ложку прямо в суп. Во все стороны летят брызги.
— Холостов, я тебя прибью! — шиплю, хватая салфетку, и вытираю забрызганное предплечье, а затем и стол.
Костя, явно не проникшись моей угрозой, ногой отодвигает стул и занимает соседнее от меня место, ставит свой поднос. Злобно кошусь в его сторону. Он же спокойно принимается за еду.
— Ты место за столом не попутал? — интересуюсь язвительно. Больше не делаю попыток есть, отодвигаю от себя тарелку и подпираю кулаком слишком тяжелую голову. — И вообще, чего на обед опаздываешь?
Холостов морщится из-за того, что ему мешают обедать, тянется за салфеткой.
— На первый вопрос — решил спасти тебя, чтобы ты не уснула носом в супе. На второй — Князь теперь жаждет видеть меня каждый день, — промокает губы и морщится еще больше.
Напрягаюсь.
— Из-за меня?
— А то, — косится в мою сторону. — «Валерия не идет на контакт, тебе, как старосте группы, нужно на нее повлиять», — передразнивает.
Вздыхаю, ОК, приму к сведению.
— Ладно, — обещаю. — Раз у тебя из-за этого проблемы, буду с ним посговорчивее, — Холостов закашливается. — По спине постучать? — предлагаю с готовностью.
— Себе… постучи, — все еще кашляет, но вроде дышит. Что я такого сказала? — Не надо быть с Князем посговорчивее, — выдает, окончательно продышавшись.
Хмурюсь. Я нагнетаю, или в последнем слове и правда был подтекст?
— В смысле? — не понимаю.
— В коромысле, — на этот раз Костя огрызается даже как-то зло. — Я тебе уже говорил, что Князь — мудак? — осторожно киваю. — Так вот, он мудак. Не Джек-потрошитель, не Ганнибал Лектер, а просто обычный такой мудак.
— И не Змей Горыныч, — бормочу себе под нос. — Знаешь, — снова поднимаю на собеседника взгляд, — если бы ты прямо сказал, чего мне опасаться, было бы куда проще.
Холостов пожимает плечом.
— Тебе — нечего опасаться, — потом усмехается. — Он же тебе сразу не понравился, — и вот как его понимать, спрашивается? Только собираюсь продолжить расспросы, как Костя мастерски переводит тему: — На тебя Яна опять смотрит. Вы так и не обсудили ее лжесвидетельство?
Качаю головой.
— Думаешь, здесь есть что обсуждать?
На сим Холостов тактично замолкает. Наутро после нападения ко мне подошел только он, и этим все сказано. Так что Яна может и дальше бросать на меня виноватые взгляды.
Воспоминание 94
28 мая
Мне хочется разбить будильник. Ненавижу этот противный звук на грани звона и писка. Когда мой смартфон приказал долго жить, пришлось идти к завхозу и жалиться на жизнь. По правде, я надеялась, что у него в запасах завалялся какой-нибудь, пусть даже древний мобильник. Семен Евгеньевич же с самодовольной улыбкой вручил мне увесистый толстобокий будильник, прямо как Когсворт из «Красавицы и Чудовища». С чем и живу.
Не отрывая лица от подушки, нащупываю на тумбочке этого пузатого гада и бью по расположенной на макушке кнопке. Тишина блаженна, но если я продолжу наслаждаться ею еще хотя бы минуту, то просплю до утра. Приходится подниматься.
Умываюсь, расчесываюсь, одеваюсь. На улице — темень. На часах — три утра. Давлю зевок и тихонько выхожу из комнаты, чтобы ненароком не хлопнуть дверью.
Воспоминание 95
Костя ждет меня у лестницы на пересечении женского и мужского коридоров. Подпирает плечом стену, сложив руки на груди и явно, как и я, клюя носом. Да уж, встать утром для нас обоих станет проблемой.
— Ты чего тут на виду торчишь? — шиплю на него. — Вдруг кто увидит?
— Кто увидит? — Холостов дарит мне мученический взгляд. — Спят все.
Я бы тоже поспала. Вздыхаю. Только чем больше мы будем тянуть, тем больше сотрутся возможные следы преступника, убившего Руслана. Вчера, кстати, по дороге из библиотеки проверяли лабораторию — на лопате и без света. В общем, куда ни ткнись, там тупик. Так что решили действовать по ранее придуманному плану.
Направляемся в мужское крыло, которое Косте, по сути, и покидать не было необходимости. Но все-таки встретил, ценю.
Расположение бывшей комнаты Любимова после нашей страшной находки тем утром я, кажется, запомнила на всю жизнь. Так что даже отсутствие именной таблички не может сбить меня с толку. Теперь я подпираю стену, пока мой сообщник (ну а как мы выглядим со стороны?) разбирается с замком. Повезло мне все-таки с его талантами. Долго бы я придумывала, как вскрыть дверь подручными средствами.
Замок, наконец, щелкает, и мы оба замираем в ожидании других открывающихся дверей — вдруг звук вышел слишком громким, и кто-то проснулся? Я уже даже кручу в голове версии, что делать, если это произойдет. Бежать к лестнице или бросаться в объятия к Холостову, делая вид, что мы совершаем совместное путешествие в его спальню? Внутренне сжимаюсь от такого предположения.
Но нет, мои молитвы услышаны, а все наши сокурсники мирно спят; в коридорах тихо.
Холостов проходит внутрь первым. Я медлю на пороге. Знаю, конечно, что в комнате никого нет, но все равно не могу отделаться от ощущения, что мы войдем, а он там — висит.
— Лер, — шепотом зовет меня напарник.
И мне приходится войти.
Свет не включаем. Вряд ли кто-то дежурит под окнами снаружи и заметит, как зажглось освещение в пустующей комнате. А вот если кому все же вздумается выйти в коридор, то на свет из-под двери вполне могут обратить внимание.
Костя вешает над нами в воздухе свое персональное «солнце», и, так как помещение небольшое, оно почти полностью озаряется тусклым, но достаточным, чтобы не натыкаться на окружающие предметы, светом.
— Шкаф, стол, — рассуждаю вслух.
— Под матрасом, под кроватью, — поддерживает Холостов, потом усмехается, оценив ситуацию. — Мы реально как два взломщика-рецидивиста.
Корчу ему гримасу, не заботясь о том, увидит ли он ее в полумраке, и решительно распахиваю дверцы шкафа. Отшатываюсь.
— Почему они не убрали его вещи? — голос выходит каким-то придушенным. Неправильно и неловко смотреть на излюбленную белую куртку Русика, висящую на первых же «плечиках», словно в ожидании своего хозяина. Выходит, убрали с вешалки с крючками возле двери и просто повесили все шкаф? Или сам Любимов убрал ее заранее? Не помню, что висело в тот день на виду… кроме него.
— Не заморачивались, — Костя реагирует на вещи не так бурно. — Навряд ли его родители интересовались одеждой.