Книги
Воспоминание 45
28 апреля
Мог ли человек, лихо построивший теорию заговора и настолько уверившийся в ней, что поделился подозрениями вслух, забыть об этом только потому, что ему сказали: «Это бред»? Вот о чем я думаю, ковыряясь вилкой в тарелке с овощным салатом.
В столовой, как обычно, шумно. Ужины в Сурке всегда — самые активные приемы пищи. Казалось бы, после занятий с утра до вечера учащимся стоило бы устать. Но нет, утром все сонные, в обед только раскачиваются, а к вечеру начинают общаться так, что в ушах стоит звон.
Сижу у края стола, нарушаю всякий этикет, водрузив локоть на столешницу и подперев кулаком щеку. Руслан — как раз напротив. Устроился в компании Полины-не-Поли и что-то ей втолковывает, активно жестикулируя; улыбается. Полина улыбается в ответ, что-то возражает, а иногда согласно кивает. Не похоже, чтобы Рус делился с ней своей теорией о Змее Горыныче. Отпустило или затаился?
— Серьезно? — вздрагиваю от неожиданно прозвучавшего над ухом голоса. Поворачиваюсь к Янке, чтобы понять, что она имеет в виду; прослеживаю направление ее взгляда и хмурюсь. — Серьезно? — повторяет милитари-гёрл, убедившись в том, что завладела моим вниманием. — Любимов? Вот уж не ожидала, что он в твоем вкусе.
Тьфу ты, черт! Чуть не давлюсь и торопливо тянусь к стакану с водой. Янка смотрит на меня с видом очевидного превосходства. Ну да, как же, раскрыла тайну века.
— В салате нет грибов, — напоминаю сухо.
Кожухова ехидно изгибает пробитую пирсингом бровь.
— Намекаешь, что у меня галлюцинации?
Приятно, когда тебя понимают с полуслова. Натянуто улыбаюсь и снова принимаюсь за еду, на этот раз намеренно смотря совсем в другую сторону.
И правда, чего пялюсь? Сидит человек, общается, смеется — значит, все у него хорошо. Ну приглючило на фоне того, что понравившаяся девчонка уехала из Сурка, не попрощавшись — с кем не бывает?
Воспоминание 46
28 апреля
— Ну вот, а говорила, не можешь, — сидящий напротив меня Холостов, видимо, уже готов присудить себе медаль «Лучший сенсей года».
Воспоминание 47
29 апреля
— Да расслабься ты. С кем не бывает? Завхоз тогда даже не ругался. Опять поправит…
Воспоминание 48
1 мая
— О! Я же говорил, что получится.
Воспоминание 49
3 мая
— Черт! Туши!!!
Воспоминание 50
5 мая
— Оу. Неплохо, студент. Дай пять!..
Воспоминание 51
6 мая
— Валерия, ну надо же, — восклицает Вера Алексеевна, глядя на огонек на моей ладони. — Ваши успехи налицо. Вот что значит «упорство и труд все перетрут». Митя! Ну что за шалости?! Подожжёшься!..
Воспоминание 52
8 мая
— Лера, неплохо, — заглядывает в мою колбу Князев, — молодец. Так держать.
Воспоминание 53
10 мая
— Черт, Резеда! — орет на меня еле успевший отскочить Холостов. — Я буду таскать с собой на занятия огнетушитель! Гаси к чертовой матери!
Воспоминание 54
13 мая
Старайся я так в школе, бабуля бы мной гордилась. Она, конечно, и так гордилась, на то она и бабушка, но, будем честны, в школе я не впахивала и в половину от того, как стараюсь сейчас.
Сижу на кровати с книгой, читая заданный «на дом» параграф. С практикой Холостов меня здорово подтянул, а вот теорию он за меня не выучит. И так должна ему выше крыши, даже неудобно как-то.
На днях объявили наши промежуточные результаты по истечении первого месяца обучения. Из почти пяти десятков учащихся потока шесть человек таки перевели в особую группу для отстающих, а наша осталась в полном составе. И да, это заслуга старосты. Зря Полина локти кусает, хоть Холостов и мажор, но молодец.
Улыбаюсь от собственных мыслей. Докатились — дифирамбы Косте пою. Хорошо хоть не вслух.
Дочитываю параграф, убираю книгу на тумбочку (завтра нужно вернуть в библиотеку), и встаю, чтобы выключить свет. По идее, я уже должна уметь делать это магией. Слышала, как Аршанская хвасталась, что даже достает себе халат из ванной, не вставая с постели. Но как бы ни помогал Холостов, до мага мне еще как до луны пешком. Да и беседку я на прошлой неделе чуть опять не спалила. Как они все контролируют эти вбросы-выбросы энергии?..
С такими мыслями подхожу к стене, щелкаю выключателем и, шлепая босыми ногами по полу, возвращаюсь в кровать. Прохожу мимо окна и замираю: тонкая невысокая фигурка в белой куртке выныривает из темноты, на мгновение оказавшись в лучах фонарного света. Не успеваю ничего толком рассмотреть, как Руслан (а это не может быть никто другой), крутит своей белобрысой головой по сторонам, озираясь, и быстрым шагом скрывается в темноте за плотной стеной кустарников. Без шуток — ныряет прямо в кусты.
Отступаю от окна. На часах — второй час ночи. Подъем в восемь утра. После полуночи покидать замок вообще запрещено. Рекомендованный отход ко сну — одиннадцать вечера, но до двенадцати никто никого обычно не разгоняет. А если кто попадется после полуночи, то неделя садовых работ под надзором строгого завхоза обеспечена. Все, конечно, и после двенадцати шастают из комнаты в комнату, но шататься по саду в такое время… Зачем? Одному. Ладно бы если мимо прошмыгнула влюбленная парочка. Но один — и в кусты?
По правде говоря, с нашего с Русланом разговора подле Артемиды прошло две недели, и я, увлекшись собственными успехами в учебе, и думать забыла о нелепых подозрениях одногруппника. А сам он эту тему больше не поднимал.
Значит, таки не бросил свою теорию заговора?
Отступаю от окна и, наконец, забираюсь в постель. Не побегу же я за Любимовым в сад, в самом-то деле?
Воспоминание 55
14 мая
Холодно. Холод пробирает насквозь. Обнимаю себя руками, но не помогает: ледяные ладони на голых плечах только усугубляют. Почему я не надела куртку? Сейчас она бы мне очень пригодилась. Ах вот же она! Снимаю белую джинсовку с одной из низко опустившихся к земле еловых лап и кутаюсь в нее по самый нос, поднимая воротник. Не помогает, холодно.
Бреду в темноте. Тропинка узкая, кусты с обеих ее сторон разрослись настолько, что цепляются кривыми ветвями за одежду. Ноги путаются в траве, тонкие зеленые стебли не только заползли на каменную плитку с боков, но и пробиваются меж извилистых трещин, оплетя все вокруг и образовав под ногами что-то вроде паучьей сети.
Падаю. Разбиваю колени, но боли не чувствую, только досаду за свою неуклюжесть. В недоумении смотрю на перепачканные кровью ладони и плиты дорожки. Много, крови много. Наверное, Семен Семеныч охотился, а значит, на ужин будет крольчатина.
В этот момент замечаю нечто, висящее на ветке неподалеку. Отряхиваю с ладоней кровь, которая тут же осыпается на землю, как песок, и шагаю к дереву. Хвост, на ветке висит серый пушистый хвост в черную полоску!
Вскрикиваю, отшатываясь, роняю свою находку в траву, ставшую вдруг по колено, и бегу в темноту. Стебли поднимаются все выше, обвивают ноги, норовят оплести полностью и затащить в глубину.
Бегу. Афродита. Пустые глазницы светятся красным, а каменные губы изгибаются в улыбке.
— Беги, беги, дурочка, — произносит статуя хорошо поставленным мужским голосом, после чего ее поверхность идет мелкими трещинами. Одна рука отваливается и падает в травяное море, пропадая в колышущейся бездне с глухим хлюпом.
Бегу. Посейдон стоит на одном колене, вдалбливая трезубец в распластанного на земле олененка Артемиды.
Вскрикиваю в ужасе и не успеваю зажать себе ладонью рот, как горящий огнем взгляд бога морей упирается в меня. Статуя оставляет свою жертву и шагает ко мне. Пячусь, оступаюсь, проваливаюсь в пустоту, лечу вниз.
Я в глубокой яме. Края слишком высоко — не выбраться. А надо мной только черное небо с «глазами» двух полных лун.
— Руку!
Хватаюсь за протянутую ладонь. Меня тянут вверх; цепляюсь за корни, а затем мертвой хваткой в своего спасителя.
