Книги
Наверно, я и во сне думала о том же, потому что все эти мысли так или иначе там присутствовали. Правда, в совершенно невероятных сочетаниях. Сначала я собирала на берегу бутылки, а Корнилов фотографировал меня и орал, чтобы я не шевелилась. Потом Кирюша оказался сутенером, который продавал проституток за границу. В конце концов я очутилась в парикмахерской, а Корнилов в кокетливом желтом передничке придирчиво выбирал в стаканчике расческу.
В этот момент раздался стук в дверь. Я так и подскочила. Мы договорились с Андреем, что, когда он вернется, постучит: «Зенит» – чемпион. Но ломились совершенно неритмично.
- Кто там? - спросила я, на цыпочках подкравшись к двери.
- Открывай! - рявкнул незнакомый мужской голос.
Я замерла.
- Киса, открой, - пискнул портье. - Разговор есть. Да не бойся, открой.
Я осторожно приоткрыла дверь, и в комнату тут же ввалился тощий длинный мужик с острым птичьим носом и нехорошим взглядом. Узкие плечики обтягивала серая трикотажная рубашка, а между черными брюками и ботинками ослепительным моветоном белели носки.
- Веня сказал, у тебя хозяина нет, - то ли спросил, то ли ответил мужик. - Это неправильно. Девушка одна не должна работать. Мало ли кто обидит. Как ты думаешь?
Я пожала плечами. Попадалово продолжается. Сейчас у меня и сутенер появится! Надо как-то объяснить, что я не проститутка, а честная женщина, которая пришла в гостиницу с любовником. Нельзя, что ли?
- Ты, голуба, крылушками не маши, а то улетишь. На первый раз прощу, а в другой - учти. Будешь моя. Придешь и скажешь Вене - Вантузова, мол. Или не приходи вообще.
Ничего себе кликуха - Вантуз! Или это фамилия такая - Вантузов? Да нет, не может быть, у таких фамилий нет, только клички.
- А клиент где? - поинтересовался Вантуз, сосредоточенно ковыряя пальцем в ухе.
- Какой клиент? - опомнилась я. - Извините за пошлость, но это не то, что вы думаете.
- Не понял! - нахмурился Вантуз и повернулся к портье Вене. - Ты же сказал, ее Морковка привела.
- Так это она сказала: мол, Марина...
- Ну да! - важно подтвердила я. - Марина сказала, сюда можно приехать с другом, и никто не будет совать нос и спрашивать документы. А что, у приличной женщины не может случиться маленького приключения? А этот сразу: «Ты чья? Так нельзя». Нет, больше в жизни сюда не приду! Лучше в Дом колхозника.
- Там советами замучают, - золотозубо улыбнулся Вантуз. - Ладно, трахайтесь, не будем мешать. Извините за вторжение. Разберемся. А где все-таки... друг?
- Вышел. Ненадолго. Скоро вернется.
- Но если надумаешь, то всегда буду рад. Ты вон какая миленькая. И попка есть, и бюст... на родине героя. И ножки... - он придирчиво оглядел меня, как корову на ярмарке. - Не от ушей, конечно, но хоть не кривые. Ну что, подумаешь? С каждого стольника пятьдесят твои. Не считая платы за комнату.
Я послушно кивнула. Процесс вербовки в постельную армию мне представлялся как-то иначе. Может, у них с кадрами напряженка?
- Ну вот и отлично. Звать-то тебя как, дорогуша?
- Виолетта, - брякнула я.
- Ага, - поцокал Вантуз. - Виолетта из туалета. Сойдет.
Дверь за ним захлопнулась, и я в прострации рухнула на кровать, уже не думая о том, кто и что делал на ней раньше.
Смотри-ка, добрый какой сутенер. Может, и правда, послать Корнилова подальше вместе с его поганым миллионом и повкалывать на Вантуза?
И придет же такая пакость в голову, прости господи!
***
На следующее утро я проснулась поздно. Солнце заливало комнату. Золотистые пылинки, попадая в луч света, вспыхивали искрами. Где-то за окном назойливо, как поп-звезда, выпевала песню из трех нот неведомая птичка. Часы Герострата лежали рядом на стуле. Сощурившись, я кое-как разглядела: половина двенадцатого.
Сам Корнилов тихо сопел, спрятав голову под одеяло. Голая пятка, розовая, как у младенца, трогательно выглядывала наружу.
Все получилось очень просто и по-домашнему. Андрей вернулся поздно, принес бутылку вина. На полуголодный желудок меня повело уже с первого бокала, точнее, пластикового стаканчика. Сначала защипало переносицу, потом напала чудовищная болтливость. Я не давала Корнилову вставить ни слова, рассуждала о каких-то глобальных проблемах, ударилась в воспоминания детства, а под конец мне стало так жаль себя, что я расплакалась и ревела до тех пор, пока он не сгреб меня борцовским захватом.
Все это как-то неприятно напоминало историю с Мишкой, когда он пришел ко мне в Верхний тупик за согласием на развод. Правда, того отвращения я к себе не испытывала, но и счастливой, как Скарлетт О’Хара после безумной ночи с Реттом Батлером, тоже себя не чувствовала. Какое-то тоскливое пасмурное ощущение...
Полежав еще минут пять, я осторожно, чтобы не разбудить Андрея, выползла из-под одеяла и накинула на плечи вместо халата его рубашку. Во всех фильмах героиня, проведя ночь или просто какое-то время с мужчиной, непременно влезает в его рубашку и сверкает из-под нее голой задницей. Может, это просто печать собственности: теперь ты мой? Я бы предпочла благоухающей потом и табачным дымом рубашке хотя бы полотенце, но те розовые махровые клочки, которые предлагались в этом небогоугодном заведении, годились разве что на подтирку для одного места.
Впрочем, я сообразила это поздно - когда уже залезла в душ. Вытираться было нечем, вылезать - слишком холодно, поэтому я так и оставалась под горячими струями, пока в «ванную» не просунулась заросшая золотистой двухдневной щетиной физиономия Герострата.
- Спинку потереть? - спросил он как-то слишком бодро.
Утренний сиквел в душе?! Только не это!
Однако Герострат, оказывается, и не думал покушаться на мою невинность, он очень мило и заботливо принес мне простыню с кровати.
- На, вытирайся! Потом повесим на балкон, к вечеру высохнет.
Кое-как замотавшись в нее на манер то ли привидения, то ли римского патриция, я почистила зубы и выплыла в комнату. Корнилов раскладывал прямо на кровати, едва прикрыв ее покрывалом, остатки вчерашнего пиршества.
- Оденься, замерзнешь, - пробурчал он, запихивая в рот последний кусок копченый колбасы, на который я только-только нацелилась.
Скрипнув зубами, я стащила с себя мокрую простыню. Герострат прищурился и критически осмотрел меня с ног до головы, примерно так же, как вчера Вантуз.
- А ты поправилась, - сказал он так, словно я набрала за три года не два килограмма, а все двадцать два.
- Ты тоже, - не осталась в долгу я. - Животик вон, прямо трудовая мозоль. Да и щеки со спины видно. Не трясутся, когда ходишь?
Это было уже преувеличением, но он задел меня за живое. Мой вес - то, что я больше всего не люблю обсуждать. Можно сказать, моя ахиллесова пята. Но никак не Геростратова.
- Все, что выше пояса - это грудь. У мужчины, разумеется, - уточнил он, запивая соком уже третий круассан.
***
Вечером Корнилов снова ненадолго уехал, отправив меня - куда? Разумеется, в продуктовый магазин. Когда я вернулась, дверь в номер оказалась открытой, кругленькая, как колобок, бабушка в голубом фартучке пылесосила палас, что-то негромко напевая. Увидев меня, она удивленно вскинула брови и горестно вздохнула:
- Господи, такая миленькая девчонка - и туда же, в прошмундовки.
Тут она осеклась, сообразив, что так легко нарваться на неприятности, но потом подумала и поняла, что от меня вряд ли можно их ожидать.
- И как же ты так? - продолжала она причитать, стирая пыль с зеркала. - Бельишко-то поменять? За отдельную плату?
- Не надо, уже высохло все. Это я воду пролила. И потом вы ошибаетесь, - начала я вдохновенно врать. - У меня жених в другом городе, приехал на три дня, а дома родители и сестра с мужем. Ну вот, знакомая мне сказала, что здесь недорого берут...
