Книги
Отряхнувшись кое-как и пригладившись, мы хотели сразу отправиться на вещевой рынок, но сообразили, что еще слишком рано. Пляжные сборщики бутылок косились на нас как на конкурентов. Корнилов сбегал к ларькам у метро, купил кое-какой еды и даже мерзкий кофе в пластиковых стаканах.
Шишка почти прошла, а вот губу саднило. Я спустилась к озеру и попыталась рассмотреть свое отражение, но дул ветер, и вода шла рябью.
- Андрей, как я выгляжу?
- Помнишь, была такая сказка, там колдун обещал девчонке сделать что-то, если она не будет месяц смотреться в зеркало?
- Не помню. И что?
- Я тоже не помню, чем все кончилось, но вместо зеркала у нее был мальчик Петя. Он ей говорил, что с ней не так. Ну там нос грязный или бант съехал.
- У меня что, нос грязный? Или бант сполз?
- Ой, Алька, не заводись. Не с той ноги встала?
Интересно, как можно встать с грязной лавки с той ноги? И с чего это он такой сегодня подозрительно благодушный?
- У тебя все нормально. И нос чистый, и бант на месте. Правда, губа подгуляла. И растрепалась немного. Хочешь, я тебя причешу?
У меня просто язык отнялся. Да если бы он раньше такое сказал... Точно разрыв сердца приключился бы.
- Чем, интересно, ты меня причешешь? - спросила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно. - Пятерней?
Сколько я его знала, Корнилов страшно не любил причесываться и никогда не носил с собой расческу. Стрижка у него была традиционно короткая, волосы не так чтобы очень густые, но вечно торчали во все стороны.
- А хотя бы и пятерней.
Он дотронулся до моих волос, и я дернулась, как от тока.
- Ты чего? - удивился Герострат.
- Не люблю, когда до головы дотрагиваются. Вообще не люблю. Все равно кто.
- С каких это пор? Раньше не возражала. Вроде, и довольна была.
- Я терпела. Не хотела тебя отталкивать.
- Да-а... - протянул Андрей. - А как же ты в парикмахерскую ходишь?
- Редко. И только к своему мастеру. Это... ну, как аллергия.
- А... целоваться? - вкрадчиво, будто кот переступил мягкими лапами, спросил он. - Это же ведь тоже... голова?
Я попыталась отодвинуться, но Герострат меня удержал.
- Надо проверить.
Детский сад какой-то! Я-то думала, в нашем возрасте для подобных вещей поводы и дальние подходы уже не нужны. Захотелось людям поцеловаться или там еще чего - ну и пожалуйста. А то прямо как школьники: ах, Маша, посмотри, ресница в глаз попала. Чмок в щечку - и бежать.
- У меня губа болит, - буркнула я, но уже тонула в его глазах и падала на дно, где золотые листья лежали ковром, ловя отблески осеннего солнца. Падала в тот день пять лет назад, когда моя несчастная любовь, уже целый год кипевшая под крышкой на медленном огне, наконец хлынула через край...
***
К вещевому рынку у метро «Проспект Просвещения» мы шли молча. Солнышко уже с самого утра основательно припекало. Жилет потерялся еще в подвале, но все равно было жарко.
Я ругала себя последними словами. Ну надо же быть такой идиоткой! Растаяла, как снегурочка, поплыла! Даже мысль мелькнула: а вдруг... А на самом деле-то все просто, как апельсин. Резковато я с ним обошлась. Не так ласково, как ему хотелось. В глаза по-собачьи не заглядывала, в попу не целовала, о нежных чувствах, опять же, ни слова не сказала. Вот и решил о себе, драгоценном, напомнить. Все это мы уже не раз проходили.
- Слушай, что ты задумал? - спросила я.
- Для начала мы пойдем в гостиницу, снимем номер.
- Зачем? - не поняла я. - В какую, на фиг, гостиницу?
- Тебе понравилось спать на лавке? В какую гостиницу? Ну не в «Асторию» же. Там нас моментом вычислят.
У Герострата была просто потрясающая способность выворачивать слова собеседника наизнанку. Так поговоришь с ним пять минут и поверишь, что действительно требовала номер в «Астории». Равно как и в то, что каждый наш шаг как на ладошке и за каждым углом ждут бандиты. И в каждой гостинице тоже. Хватит уже того, что из всего потока машин я без конца выхватывала глазами бежевые Тойоты и черные джипы.
Мы шли по проспекту Энгельса, вяло переругиваясь, как супруги со стажем. Я оглядывалась и вертела головой по сторонам. Все казалось, что за спиной кто-то топает. Нет, не топает, а крадется. И пистолет аккуратно достает. Или нож.
Андрей зашел в обменник, и мы влились в толпу, которая хищно оглядывала бесконечные палатки. Сначала купили дорожную сумку. Потом одели Корнилова. Вернее, он сам оделся, игнорируя мои робкие предложения и замечания. На мой взгляд, рубашки можно было купить не такие пестрые и яркие, а джинсы - чуть посвободнее, на сторожевых харчах он малость отъелся, заживотел. У Михрютки в последние годы тоже брюшко выросло, как он говорил, не от пива, а для пива.
Странно, после развода прошло три года, а я довольно часто вспоминала Мишку. Не с какими-то чувствами, а просто как мы жили, что он говорил, как себя вел. Ничего недоброго у меня к нему не осталось, а за хорошее - наоборот, благодарность.
Наконец Корнилов накидал в сумку разноцветного ширпотреба долларов на триста и вспомнил обо мне.
- Ну, теперь ты. На, - он протянул мне несколько купюр, - покупай себе трусишки, штанишки, что там еще надо.
- Да, много можно купить на четыреста рублей, - возмутилась я. - Только что трусишки. Может, еще лифчик из парашюта.
- Ты не поняла, - начал втолковывать мне Герострат, прямо как умственно отсталому ребенку. - Это тебе на... тампаксы. За все остальное я заплачу сам.
Вот так вот! Господи, спасибо, что он на мне не женился. Да я бы ему чеки из булочной приносила на контроль. Мишка деньги кидал в тумбочку и никогда не интересовался, на что они ушли. Впрочем, я и не злоупотребляла.
Каждую тряпку, на которую я бросала взгляд, Корнилов долго и нудно критиковал: не тот цвет, не тот фасон, не то качество, а «в этих шортах у тебя будет слишком толстая задница». В конце концов я озверела и накупила первого попавшегося барахла, лишь бы побыстрее закончить. Тем более солнце припекало все сильнее, и я в шерстяных брюках и водолазке совершенно запарилась.
Наконец, мне удалось добраться до кабинки для переодевания и снять грязные потные тряпки. Серые, слегка мятые бермуды и бледно-сиреневая футболка гадко пахли новым текстилем. Я всегда неловко себя чувствовала в новой одежде. Но что делать с грязным? Такой был хороший костюмчик, да и водолазка ничего. Может, оставить, сложить в пакет, взять с собой?
Алла, да ты совсем рехнулась? Не до грязного белья сейчас. Права была бабушка, когда говорила, что нельзя любить что-то слишком сильно, иначе непременно потеряешь.
Когда я вышла, Корнилов критически меня осмотрел, сморщил нос и махнул рукой.
- Ладно, - вздохнул он. - Слушай сюда. Сейчас едем в гостиницу. Не в «Асторию», а в очень даже мерзкую гостиницу. Просто дыру. Там снимают номера, чтобы потрахаться. Проститутки клиентов приводят. Поживем пару дней, а там видно будет.
- А почему нельзя снять номер в нормальной гостинице? - удивилась я. - Что ты прицепился к этой «Астории»?
- Ты соображаешь, что говоришь? - Корнилов возмутился до глубины души, даже заикаться слегка начал. - Ты не представляешь просто, что это за люди. Тебе мало того, что ты уже видела? Да у них везде глаза и уши, похлеще любой спецслужбы и ментов долбаных. А менты, как я понял, тоже с ними заодно. И потом в нормальной гостинице нужен паспорт. Он у тебя есть?
