Книги
Князь Тихомир был еще не стар. Руки его не утратили крепость, но болезнь изгрызла тело, а морщины избороздили когда-то гладкий лоб. И вот кто знает, откуда взялась хвороба? То ли враги-завистники порчу наслали, то ли боги за что-то огневались, только с каждым годом болел князь все больше и больше.
- Как дела твои, Лесавушка? – спросил мужчина, глядя сверху вниз на девушку.
Сидела Лесава на скамеечке и ноги князевы зельем своим натирала. Кроме зелья еще обмазывала их мазью, с тайными травками. Секрет этих мазей Лесава не говорила никому – разве ж можно выдавать тайну, что ей лес нашептал-доверил? Осердится и помогать перестанет.
Лесава подняла голову и столкнулась с ласковым взглядом серых глаз князя. Любил князь Тихомир девушку, причем не как молодец девицу любит, а как отец дочь. Любил и баловал. И когда это началось? Возможно, после того случая, когда спасла Лесава князя от смерти.
Однажды осенью сильно заболел князь. Думали близкие, что Род уже скоро за ним придет. Чтобы душу умершего проводить к предкам. Лежал Тихомир весь иссохший, равнодушный. Смотрел вверх.
Потолок в спальне княжеской красивый. Нарисовано там солнышко красное, улыбчивое, а вокруг него деревушки да луга со стогами сена. Леса с вепрями и лосями. Стада коровок да пастушки, на дуде играющие. Красивый потолок! Художник, который рисовал его, откуда-то из дальней страны жаркой прибыл. Где снега никогда не бывает. Но хоть и иноземец, а смог красотой местной проникнуться. И нарисовал так, как будто всю жизнь со светличами прожил. Так сказывали.
Только хозяину вся это красота уже ни к чему. Лежит князь, и видно, что душа едва за тело держится. Того и гляди, оборвется ниточка, что Рожаницы сорок зим назад сплели, и унесется быстрокрылая душа за семь небес, на волшебный остров Ирий.
Выла жена князя, выла дочь Премислава. И только старая няня Стояна, та, что князя еще ребенком помнила, губы покусала, платок на голову набросила да пошла затемно со двора.
Вышла из ворот крепости, потребовав, чтобы ждали стражи и на ночь ворота не запирали, и побежала, насколько сил хватало, к околице села. Слышала она об одной чудесной лекарке, которая такие зелья сызмальства варила, что больные почти с того света на этот возвращались.
Нашла избушку старенькую, постучалась. Вошла, богам в красном углу поклонилась. Руки ладонями к печи протянула – домашнего хранителя, Огня Огневича поприветствовала.
- Доброго вам вечера, хозяева ласковые!
Поклонились Даромир и Рагосна гостье: кто же не знал няню князеву, на которой, почитай, все хозяйство княжеское держалось.
- И тебе доброго здоровьюшка, Стояна Драгорадовна! Али случилось что?
- Ох случилось! А слышала я, что у вас внучка приемная в тайных травах разбирается. Да лечить так умеет, словно сами боги ей веретено жизни в руки доверяют.
- Скажешь тоже!
Вышла вперед Лесава, поклонилась гостье. Смотрит Стояна – смышленая девочка. А глаза такие ласковые – будто небо меж облаков в день весенний проглянуло, в душу синь свою заронило. Смотрит Стояна и чувствует, как надежда в душе ее ключом горячим забила.
- Сможешь, девонька, князя своими ручонками с того света вытащить? Что хочешь тебе за это отдам, коли сумеешь!
- Обещать не буду. Не любят боги напрасных клятв, - тихо сказала девочка. – Да и дела словом не заменишь.
Взяла Лесава травок разных и пошла со Стояной в княжеский терем.
Пришла, головой в разные стороны вертит – лепота! Потолки высокие, стены багрецом да золотом сусальным расписаны. На скамьях ковры постелены, а князь спит не на печи или полатях, на кровати – бывают же чудеса!
Только уж очень худ и бледен князь. Ноги - как тростинки пожухлые. Кожа - как тающий снег весной. Обуяла девочку жалость. Подошла и взяла мужчину за руку. Посмотрел князь на Лесаву, и что-то дрогнуло у него в лице.
- Ты зачем пришла, милая? – сказал-прошелестел едва слышно.
- Лечить вас буду, князь! – говорит Лесава и смотрит серьезно.
- Ну попробуй, - усмехнулся больной, а сам глаз с девочки не сводит.
И стала Лесава лечить князя. Пошла на кухню со Стояной зелья разные варить да мази готовить.
Десять дён не отходила Лесава от старого князя. Десять ночей вместе с Родом у постели караулила, старуху Смерть отгоняла. И хоть сердилась жена князева Гордяна на самоуправство няньки, но перечить не стала – а вдруг и правда вылечит Дева Лесная мужа дорогого?
А на одиннадцатое утро сел князь на постели. Сел и ноги свесил. И штей суточных запросил.
Выходила князя Лесава. Вот с тех пор князь только ее зельям и доверял. Только ее рукам и вверялся.
- Что, Лесавушка, как дедушка твой?
- Да ничего, Тихомир Остромыслович, скрипит дедушка помаленьку. Прихварывает порой, но держится, - с улыбкой сказала Лесава.
- Да что ж тут поделаешь: молод – кости грызи, стар – кашу хлебай, - сказал князь.
- Да я уж и так богам каждый день молюсь, чтобы подольше дедушка на этом свете задержался, - тихо сказала девушка, продолжая втирать зелье в жилистые ноги князя, и опустила глаза.
Этой зимой не стало бабушки Рагосты. Не удержалась старая, когда на речке белье полоскала. И то уж уговаривала Лесава бабушку не ходить, говорила, что сама сходит, когда хлеб испечет. Но та не послушалась. Хоть руки и ноги уже не так хорошо работали, как в молодости, да не хотелось старой чувствовать себя нахлебницей. Вот и старалась изо всех сил Лесаве по хозяйству помогать. И тут, не спросясь, тайком схватила корзинку с бельем и на речку пошла. Потянулась пониже, да в прорубь и ухнула. Хорошо, другие бабы на реке были, успели схватить, пока ту под лед не затянуло. Мужиков кликнули, чтобы вытащили. Только заболела Рагоста да вскоре и к Роду ушла. Многое умела Лесава лечить, только смерти ни один лекарь не указ.
- Ну что ты так запечалилась, Лесавушка? – тихо спросил князь и погладил девушку по русой головке. – Ты же знаешь, что сиротой не останешься. Двери моего дома всегда открыты. Приму тебя с распростертыми объятьями.
- Благодарствую, Тихомир Остромыслович, - поклонилась Лесава, - только куда ж нам со свиным-то рылом да в калашный ряд?
В который раз князь звал Лесаву, и в который раз она отказывалась. Не хотелось ей огорчать князя отказом, но еще меньше хотелось причину отказа называть.
Сплетничали про Лесаву и князя, ох как сплетничали. И что любовницей его она была. И что приворожила старого, так что он про жену забыл. И совсем гадкое болтали: что собирается она, ведьма, Гордяну сжить со света и сама княгиней стать. Мерзкие эти сплетни доносила до Лесавы Раска. И умоляла подругу поосторожней быть, неровен час и впрямь за ведьму сочтут. А Лесава что ж? Если зовет князь, то как не прийти? Да и кто, кроме нее, с болезнью князевой пободаться может?
А болезнь была муторная, странная. Не понимала Лесава, отчего у князя кости ломит да тело сохнет. Вроде, и не стар он совсем. Крепкий мужчина. Даже седины в волосах почти нет. Но точила его болезнь, как вода камень точит, как змея, вокруг шеи обвивалась. И жалила в сердце, как паут злой, так что заснуть порой не мог князь от боли. Если бы не Лесава, давно бы Тихомир Остромыслович на тот свет отправился.
- А ты не отказывайся, Лесавушка, - снова погладив девушку по голове, сказал князь. – Короткая она, жизнь человеческая. Не успеешь оглянуться, и нет ее, – князь тяжело вздохнул. – А счастье и радость еще быстротечней. Как вода они в реке – подставляй руки, не подставляй, а все одно через пальцы убежит.
