Книги
Не раз, не раз уже лес выручал Лесаву, не раз прятал, не раз глаза чужакам отводил, коли хотела девушка ухорониться от них. И ягодами-грибами одаривал сверх меры.
- Откуда это ты, Лесавушка, такие белые несешь? И все как на подбор – крепенькие, с бархатными шляпками. Где набрала? Али место секретное знаешь?
- Да какое место? – смеялась девушка. – По-быстрому перед завтраком сбегала да возле мельницы в роще и наломала.
- Сто раз там ходила, глаза о землю сточила, ни одного беленького там не находила, - недоверчиво качала головой соседка.
Пожимала плечами Лесава: разве ж ее это вина, что лес ей помогает? Ягоды сами в туесок так и норовят прыгнуть. Травы сами под ноги стелются. Грибы чуть ли не вприпрыжку за ней бегут.
Вернувшись домой, Лесава побежала в баньку – разложить там на полках цветы и листья красоднева. Баньку топить они с дедом собирались послезавтра, а за это время все должно было подсохнуть.
Закончив раскладывать цветы для просушки, Лесава отобрала часть соцветий и развела на задах костер - стала варить зелье. Там-то ее и застала Раска.
- Ой! Лесава! Ты уже вернулась?
Была Раска кругленькой и сдобной. На месте ей не сиделось – сойкнет и побежит. Глаза тоже круглые, любопытные. И в котел горячий нос чуть не сунула, и в корзинку к Лесаве заглянула.
- Ты зелье-то для князя варишь?
- А то! Вот видишь – уже вода закипает.
- А дед Даромир где?
- На речке, должно быть. Захотел ушицы свежей.
- А-а! Ой! А ты знаешь, что к князю гости приехали? Чужие князья.
- Нет, не знаю, - отвернувшись, чтобы скрыть усмешку, сказала Лесава. – А зачем приехали? Али война готовится?
- Да нет! Свататься будут. Вернее, уже посватались. Жениться будут.
- На Премиславе?
- Ага. На ней.
- И что, сразу оба будут на ней жениться?
- Ой! Не то сказала. Старший брат будет. Звать Белогор Яромирович. Ох и красавец! Глаза такие серые, строгие. Волосы густые, по плечи, темно-русые. Младший тоже хорош. И затейник такой!
Раска засмущалась, махнула рукой и засмеялась чему-то своему.
- Ясно. А младший на ком жениться будет? На старой няне Стояне?
Раска засмеялась еще пуще.
- Ну и шутница ты, Лесава! Младший - Буеславом Яромировичем кличут - дружкой приехал.
- Понятно.
- Ой! А ты когда зелье сготовишь? Князь меня зачем послал-то? У него опять ноги разболелись. А старое зелье уже заканчивается. Послал узнать, когда новое будет.
- Вот сварю зелье, остужу, процежу. Настояться ему надо под солнышком, а затем под луной охладиться. Назавтра и готово будет.
- Ой долго-то как!
- Ну как получается, Раска. Приходи завтра за зельем.
- Нет. Завтра сама, Лесава, приходи! Князь тебя зовет. Говорит, что, когда ты его своими руками лечишь, то у него болит меньше.
Лесава улыбнулась краешком рта. Что ж. Раз зовет князь, то она придет.
- Передай, что завтра о полудни приду.
- Ой! Здорово! Все обскажу.
Раска вскочила и быстро-быстро колобочком покатилась по деревенской улице. Бежать до княжеского терема ей было далековато: Лесава с дедом жили на самой окраине села, почти у леса. Звал князь, звал Лесаву жить в его терем: врачевательницы лучше ее в их местах не было. Но куда же Лесава от леса уйдет?
Не раз, не раз уже лес выручал Лесаву, он же ее и людям подарил. Ей почему имя-то такое дали – Лесава, Лесная дева? Нашли Лесаву где? Правильно – в лесной чаще.
Пошел раз дедушка Даромир в лес и увидел на полянке, прямо на сырой земле младенца. Ну, он девочку домой и принес. Обсуждали в деревне, конечно, кто такое непотребство сотворил: родил в лесу да и скинул дитё на съеденье зверям. Только виноватую не нашли: вроде, все на виду были, никто тайком плод не скидывал. Тогда решили, что это из другой деревни кто приходил. Или прохожая душа.
- Страшное это дело – от дитя избиться, - рассказывала Лесаве бабушка Рагосна. Принес дед Даромир найденыша к себе домой и стал со старухой своей советоваться, что дальше делать. Но недолго думали. Не дали Рожаницы старикам детей своих. Те, что родились, все в младенчестве померли. Так и жили Даромир и Рагосна вдвоем, но душа в душу. А лесную девочку при себе решили оставить: пусть глаза красой радует да слух смехом веселит.
- А зачем, бабушка, от них избавляться? – спрашивала маленькая Лесава.
Росла она в холе и неге: некого было старикам лелеять, вот и отдавали всю любовь, весь жар сердец своих приемышу. Одевали красиво, кормили сладко, работой не мучали. Но и Лесава платила тем же: лаской да нежностью. Характера она была легкого, необидчивого, и смех ее озарял темные осенние и зимние вечера почище лучины.
- А затем, девонька, - объясняла Рагосна, прядя нить, - что не всегда бывает ребеночек в радость. Нагуляет на стороне такая, пока мужа дома нет, да и сбросит в лесу. А иногда и прихоронит.
- Как прихоронит? – ахнула Лесава.
Она знала, и как ее нашел в лесу дедушка Даромир, и что она тоже брошенное дите. И еще Лесава всегда мечтала найти мать. Только стоило ли искать ту, которая от нее когда-то хотела избавиться?
- А так. Вот какую историю я тебе расскажу. Гуляла одна девка с женатым и нагуляла дитё. Пошла она в лес, там от бремени разрешилась, а младенчика-то в землю живьем и закопала.
- Как же так?
- А вот так. Потом опять нагуляла, уже второго. И снова его после родов прихоронила. Пошла домой, и вдруг помутнело у нее в голове. Она на землю упала без сил. Только слышит – шуршит кто-то по траве. И вдруг две большие змеи выползли и вокруг шеи у нее обвились. А одна начала грудь у девки сосать. Сосет молоко аж до крови. Напилась и вокруг шеи обвилась. А вместо нее другая стала пить.
- Какой страх!
- А то! Так и стала бедолага со змеями жить. Они, как молоко попьют, вокруг шеи обвивались. И такая на девушку смертная тоска наваливалась, когда грудь у нее змеи сосали, что и словами не передать. И никто снять у нее этих змей с шеи не мог.
- И что она стала делать?
- А что тут сделаешь? Покаялась грешница перед людьми, рассказала, что душегубицей стала. Перед богами покаялась. И пошла по свету искать святых мест да капищ, где помогут ей от беды избавиться. Может, до сих пор бродит, грех свой снять не может.
Бабушка Рагосна оградила себя обережным знаком, и Лесава последовала ее примеру. История девушки-убийцы поразила ее.
Была ли мать Лесавы такой же преступницей? Или, может, иные тяжелые обстоятельства заставили родительницу покинуть свое дитя? Или, напротив, злые люди выкрали младенца у роженицы? Этого Лесава не знала, и мысли эти заставляли ее грустить. Но недолго. Белая зима сменяла осеннюю распутицу. Потом светличи сжигали чучело Мораны, злой богини холода и смерти на День начала года. Весеннего Ярила сменял Летний. Жизнь бежала по кругу, так быстро, как катятся с горки зажженные колеса на Масленицу. Грустить Лесаве особо было некогда.
