– Корреспонденция, – слегка заикаясь, объявил он и водрузил на стол перед Ферраном коробку с бумагами.
– Обычная, – пояснил секретарь.
Затем на столешницу лег большой белый конверт с тремя печатями и вензелями.
– Срочная, – пробормотал Матеус и, осторожно притулив рядом с первым второй конверт поменьше, закончил: – личная.
Надпись «Феррану от Софии» скромно расположилась в углу неброского прямоугольника. Ферран поднял его. Ноздри защекотало от еле уловимых запахов трав. Она все-таки решилась! По-юношески захотелось махнуть рукой на все и всех и первым прочитать именно это послание. Ферран посмотрел на переминающегося с ноги на ногу Матеуса, вернул нераспечатанное письмо на стол и произнес:
– Начнем со срочного.
На белой плотной бумаге депеши рукой императорского секретаря было выведено: «Его высочеству Франц-Фердинанду, герцогу Ранцгита от его императорского величества Карла VI, императора Великой Грандской империи».
Печати хрустнули под пальцами Феррана, и он, помогая себе ножом для бумаг, развернул письмо. «Дорогой брат…» Судя по корявым и прыгающим буквам, само письмо писал Карл лично, а поскольку строчки и слова на развернутом послании изгибались и прыгали куда сильнее обычного, брат явно нервничал.
Ферран подобрался и стал пробегать глазами строчку за строчкой. «Покушение... Пострадала Антония... Пока все живы…»
Самым страшным показалось это невнятное «пока». Антония? От нее и так из-за тяжело протекающей беременности в последнее время остались только косы и пылающие тревогой глазищи. Кому потребовалось травить Антонию? Императрица заслуженно пользовалась любовью подданных. Как и сам император. Неужели они проморгали заговор? Кто-то нацелился на трон? Тогда почему убить хотели Антонию, а не Карла или кронпринца? Да и кто? Не так уж и длинен перечень претендентов на трон. Франц-Фердинанд ведь тоже не в последних его строках. И он точно никаких заговоров не устраивал. Герцог Тиргратенский? Не смешно. А главное, что все уже случилось. Недели две назад. Письма, даже срочные, по мановению руки пространства не преодолевают.
– Кто доставил письмо? – рыкнул он на секретаря.
Матеус, и без того бледный после вчерашней выволочки, выцвел еще больше и залопотал что-то вовсе маловразумительное:
– Так курьер, императорский. И часа не прошло как.
– Часа?!
– Виноват! И четверти часа не прошло!
– Где он?
– Отдыхает… Наверное. Виноват! Не проконтролировал!
Ферран прошипел сквозь зубы пару не вполне куртуазных, зато чрезвычайно забористых фраз. Пересек кабинет и, распахнув дверь, бросился в коридор. За поворотом он столкнулся с Торренсом.
– Ваша светлость, а я к вам, – проскрежетал старик, оглаживая узловатой пятерней седые вихры. – Там курьер императорский на кухне столовается…
– Вот! Я же докладывал, что отдыхает! – пискнул за спиной Матеус, но Ферран цыкнул на него через плечо, и секретарь умолк.
– Не нравится он мне чегой-то, – продолжил между тем Торренс.
– Не нравится? – переспросил Ферран у старого камердинера. – Чем?
– Да как-то… Что лошаденка у него худая, понятно.Что попалось в дороге, на то и сменил… Но он ведь и сам, что та лошаденка. Доходяжный. Трясется весь и дышит эдак… – Торренс изобразил несколько свистящих неровных вдохов. – И сам – бледня бледней! Неужто в императорской курьерской службе кого посправнее да помоложе не нашлось?
– Доходяжный, говоришь? – почесал шрам Ферран. – Ну что ж пойдем, посмотрим на твоего доходяжного.
И двинул дальше по коридору.
– Так, может, его в ваш кабинет пригласить? – сделал вторую попытку вклиниться в беседу Матеус. – Я мигом сбегаю, позову.
Ферран обернулся.
– Зачем же мы уставшего человека гонять будем? Я и сам до кухни дойти могу… А, впрочем, если вызвался – сбегай. Но не на кухню. К доктору сходи. Пусть мэтр тоже на кухню подойдет. На этого недужного посмотрит.
– Мэтр? На кухню? Н-н-но… – заблеял Матеус.
– Без разговоров! Кру-гом! За доктором бегом марш! – рявкнул Ферран.
Секретарь икнул, развернулся в прыжке и, путаясь в длинных ногах, побежал в указанном патроном направлении.
– Ну кто ж так бегает? – осуждающе покачал головой Торренс, глядя на стремительно удаляющуюся фигуру секретаря. – Ничего-то эта молодежь не умеет…
– Ничего, научится, – отмахнулся Ферран и зашагал к кухне.
Уже приближаясь к выбранной цели, он понял, что опоздал.
Тяжелые двустворчатые двери были распахнуты. Из кухни в коридор выплывали клубы пара, густые ароматы чего-то сытного, пряного и горячего и женский многоголосый визг. У входа столпились поварята, слуги, служанки и даже несколько стражников. Они громко ахали, охали, выкрикивали отдельные слова и в целом готовы были присоединиться к хору, выводящему свои рулады внутри помещения.
– Что здесь происходит? – задребезжал Торренс. – Расступись! Дорогу, окаянные! Не видите, его светлость идтить изволит!
Толпа ворочалась, бурчала и неохотно расступалась. Впрочем, стоило кому-то из собравшихся обернуться и увидеть перед собой закаменевшее от тревоги лицо Франца-Фердинанда, прыти у всех сразу прибавлялось. Многие тотчас же вспомнили о своих обязанностях и неотложных делах. У дверей остались лишь поварята и пара посудомоек.
Ферран шагнул в духоту кухни. Оглядел огромное помещение с высокими потолками, прокопченными каменными стенами, которые сплошь были увешаны разной утварью, полками, связками чеснока и разных трав. От раскаленных печей шел жар. Что-то булькало и шкворчало. Откуда-то тянуло гарью. В центре располагался огромный стол из тесаных досок. Взгляды собравшихся были прикованы к ближайшему к выходу углу этого стола.
Там, на полу, у опрокинутого табурета изможденный мужчина исходил пеной, подрагивая в затухающих конвульсиях.
– Ах ты ж… – прошептал Торренс. – Не успели.
Ферран подошел к несчастному и опустился на колено. Мужчина вздрогнул в последний раз и замер, устремив стекленеющий взгляд ввысь. Худое, костистое, немолодое лицо его было абсолютно незнакомым. Состояние мундира выдавало, что последние несколько дней курьера не были легки и безоблачны.
– Ваша светлость, что произошло? – раздался скрежещущий голос от входа. – Прошу учесть на будущее, этот трепетный юноша мало способен к осмысленному формулированию фраз в экстренных ситуациях.
Мэтр Эрзит выразительно ткнул холеным пухлым пальцем с розовым круглым ноготком в переминающегося с ноги на ногу Матеуса.
– Этот трепетный юноша вообще мало на что способен, – пробурчал Торренс в сторону.
Матеус дернул белобрысой челкой и бросил на старого камердинера уничижительный взгляд. Взгляд остался незамеченным и по этой причине никакого впечатления не произвел.
– Ну-с, кто здесь у нас? – потирая руки, поинтересовался мэтр, опускаясь на пол рядом с Ферраном.
– Курьер, императорский, – коротко ответил тот.
– Нда? Допустим, – задумчиво протянул мэтр Эрзит и приложил пальцы к шее умершего.
Затем заглянул ему в глаза, оттянул веки, постукал по груди.
– Все ясно, – заявил он, поднимаясь с колен и вытирая руки душистым платком. – Настойка дженсенга. В умеренных количествах она повышает силу и выносливость, при однократном приеме большой дозы позволяет обходиться несколько суток без отдыха, но если несколько недель принимать повышенные дозы, то организм не выдержит, сгорит. Что и произошло. Видно, он очень торопился. Успел?
– Будем надеяться, что да, – кивнул Ферран, отпуская мэтра, затем повернул голову к Торренсу и Матеусу и приказал: – Собираемся. Завтра утром выезжаем в империю. Налегке.
Старый камердинер понятливо кивнул и удалился выполнять поручение, а секретарь сперва пытался возражать: