Книги
В ней были: узкое окно с мутными стеклами, за которыми уже сгустилась фиолетовая тьма, узкая кровать, узкий же топчан, колченогий умывальник с тазиком, столик с оплывшими свечами в подсвечнике.
– Превосходным образом, – с оптимизмом сказал Торренс, поливая господину на руки из кувшина.
– Это каким же?
– Один из нас будет спать на кровати, один на топчане, а третий на полу, – озвучил очевидное камердинер.
Ферран вытер руки о поданное полотенце и постарался скрыть улыбку. Озадаченный Матеус в растерянности оглянулся, пытаясь понять, как будут распределяться роли. Почему-то уверенный в том, что на его кровать никто не покусится, Ферран улегся поверх серого стеганного покрывала с чуть-чуть погрызенным мышами углом.
– И кстати, господин Матеус, это вам мы обязаны ночевкой здесь, – заметил он, забавляясь тем, какое обиженное выражение появилось на лице секретаря. Тот пару раз пооткрывал и позакрывал рот, но не нашел ни малейшего повода для возражения.
– Еще и пиво это дрянное! – грустно добавил секретарь, решив направить раздражение в новое русло.
– Торренс, ты говорил, что прихватил вино из обоза? – поинтересовался Ферран.
– Сейчас сбегаю, – охотно вызвался преданный камердинер, разгибая захрустевшую спину.
– Я сбегаю, – вызвался Матеус. – Господин Торренс намотался сегодня, должно быть.
– И то правда, – сказал камердинер и уселся на топчане.
Матеус грустно взглянул на последнее занятое лежбище, видимо, смиряясь с судьбой, и побрел на конюшню за седельной сумкой и прочими вещами.
– Не хотелось при прощелыге этом говорить, – заметил Торренс, – но он прав. Не обязательно было этим женщинам отдавать наш номер, – Ферран лишь изогнул в неодобрении бровь, но ничего не ответил камердинеру. – И с каких это пор вы стали таким лояльным к монахам?
– Во-первых, к монашкам. А во-вторых, даже не думал становиться. Но не мог же я позволить благородной госпоже спать в общем зале с непонятным и опасным сбродом.
– Благородной? – с сомнением покрутил головой Торренс. – У нас в Империи…
Перед глазами Феррана встала незнакомка: изящная фигурка, словно вылепленная скульптором, выбившаяся из-под накидки черная прядь волос, гордо вздернутый подбородок, сверкающий взгляд темных глаз… Несмотря на печать усталости, красивое каждой своей чертой лицо. А может, все дело в полутьме, когда самое обыденное видится волшебным? Или дело в старческой сентиментальности? В каком-то воспоминании, прячущемся за серой пеленой лет? Чем-то она Феррана задела.
– Мы не в Империи, Торренс, – отрезал Ферран, прерывая ворчание старика, – а в Керессе с дипломатическим визитом. И вне зависимости от статуса той дамы, ночевка с головорезами не могла бы ей пойти на пользу.
– Почему головорезами?
– Ты видел ту четверку, сидящую в углу? У первого оттопыривался камзол. Кинжал. Второй уж больно цепко глядел. Третий сидел спиной и не стал оборачиваться. Что было странно, потому что все смотрели на нас с любопытством. А этот не повернул головы.
– А четвертый?
– А четвертый с ними, – коротко отрезал Ферран.
– Наверное, вы правы, ваше сиятельство, – согласился Торренс. – Но к нам-то какое они отношение имеют?
– Скорее всего, никакого, – пожал плечами Ферран. – Мы остановились здесь случайно из-за глупой ошибки Матеуса. Та четверка не профессиональные военные. Скорее, сброд.
– Тогда кто же они?
– Трактир стоит в глухом месте. Наверняка хозяин промышляет контрабандой. За те сто лет, что между Керессой и Васконью нет дипломатических и экономических связей, нелегальная торговля расцвела махровым цветом. А трактир как раз стоит на торговом пути. Так что полагаю, что эта четверка – контрабандисты.
– Ну тогда нам не о чем беспокоиться, – заявил Торренс. – К тому же, их четверо, а нас трое. Не полезут. Побоятся.
Камердинер стянул с Феррана сапоги и поставил сушиться неподалеку от очага, где весело трещали дрова. Вошел Матеус, навьюченный вещами. Сразу за ним вошла полнотелая хозяйка, неся тяжелый поднос с аппетитно дымящим поросенком и квашенной капустой.
– Отведайте, господа, – сказала она, расставляя снедь и кружки на маленьком столике.
Матеус открыл бутылку вина и разлил вино по кружкам.
– Любезная, вы не дадите нам какой-нибудь тюфячок, чтобы на пол постелить? – попросил Торренс.
– Конечно. Только он тяжелый. Может, ваш слуга… – женщина выразительно посмотрела на Матеуса.
Тот обиженно вскинул голову, но Торренс уже согласно кивнул.
– Поможет, поможет. А как же! Тем более спать на полу придется именно ему. Вы не сходите, господин Матеус, за матрасиком?
Матеус, уже было занесший руку над поросенком, скорчил мину, но встал. Он бросил последний мрачный взгляд на остывающий ужин и смиренно поплелся за трактирщицей.
– Не годится этот паренек для дипломатической службы, – покачал головой Торренс. – Нервный он какой-то. И на лице все написано. И кто его вам только порекомендовал?
– Да просто искать другого времени не было. Помнишь? Лукиан заболел прямо в день отправления. Хорошо хоть этот попался под руку. Бумаги у него хорошие были. Образование прекрасное. Язык кересский знает, а на безрыбье…
– Ладно, – проворчал камердинер. – Вы кушайте, ваше сиятельство, и спать ложитесь. Винца вон выпейте. Славное! – крякнул он, допивая кружку.
Феррен собрался было пригубить вина, но тут же поставил на стол. Боковым зрением он успел увидеть мелькнувшие черные тени, тут же рассыпавшиеся ослепительными звездами.
– Пахнет падалью, – сказал он, ставя нетронутый стакан на стол.
– Ахты ж, боже мой! – всплеснул руками камердинер. – Снова?
– Я лягу, старик, – сказал Ферран. – А ты мне порошок разведи.
– И не поужинавши даже! – продолжил причитать Торренс, доставая из нагрудного кармана пузырек.
Он перелил вино из кружки Феррана в свою, развел порошок в воде и протянул господину. Ферран улегся, не раздеваясь. Мир наливался темнотой, в которой мелькали остроугольные звезды, отовсюду несло знакомым чуть сладким запахом гниения.
– Скоро пройдет, ваше сиятельство, – утешал его камердинер, заботливо накрывая шубой, а поверх нее одеялом. Ферран отвернулся к стене и закрыл глаза. Его чуть подташнивало.
Вернулся недовольный Матеус, таща на себе тюфяк.
– А его сиятельство уже легли? – удивился он и кинул взгляд на нетронутый ужин и пустую кружку.
– Устал с дороги, – ничего не объясняя, сказал Торренс. – И мы с тобой давай быстро поедим и ляжем спать.
Однако с едой и с вином камердинер управился гораздо быстрее секретаря, лег на топчан и укрылся одеждой. Он слышал, как Матеус гремит посудой и плещется в тазу, но тут сон вдруг навалился на Торренса тяжелой плитой, погребая его под собой.
