Книги
ГЛАВА 12.
ПОСЛЕ ЧУДА
Утром я проснулась на диване в холле, нагишом и в одиночестве. Огонь по-прежнему полыхал в камине, и я не замерзла. Давно рассвело, солнечные лучи падали на стены и пол. Минувшая ночь вспоминалась мне со смесью стыда и восторга. Создатель, что я вытворяла… Любая приличная девушка после такого пошла бы и утопилась в ближайшем озере, ибо порядочной женщине не подобает кричать, извиваться под мужчиной, бесстыдно раскрывать ему заветные уголки тела, позволяя пристально рассматривать и наслаждаться его внимательным взглядом… Только гулящие женщины ведут себя так, и то лишь потому, что им платят. А я… Я уподобилась гулящей женщине, но не за деньги, а потому что сама хотела и наслаждалась. В Тарве про таких говорят – слаба на передок.
Как он посмотрит на меня? Кто он теперь мне? Как мне называть его? Изменилось ли что-то между нами после этой ночи? Или я по-прежнему останусь для него работницей и студенткой? И останусь ли? Вдруг он прогонит меня, не желая терпеть рядом распутную девку? Вдруг эта ночь положила конец моей учебе в Академии и всем моим мечтам?
Одно я знала точно. Спустись сейчас с неба Ангел Создателев, предложи мне на выбор – отменить вчерашнее и сохранить мечту об учебе, или оставить все как есть, но уплатить самую страшную цену – я бы не колебалась. Какой бы ни была цена за случившееся, я ни за что не соглашусь лишиться этой ночи. Пусть будет что будет.
Послышались шаркающие шаги, вошла Пакота.
- И не стыдно голышом на хозяйском диване валяцца? Ужо хозяин тебе задаст, как придет!
Я прыснула. Да уж, задаст!
- Стыдно, Пакотушка. Сейчас пойду оденусь. Прости, родная.
- Кака я тебе родная, дурында? Вали уж отседова ды прикройся, покуда хозяин тебя не увидал!
Я вскочила с дивана и побежала наверх, в свою комнату. Стоило подняться на лестницу, как меня зазнобило. Жар камина согревал меня, пока я спала рядом, но остальной дом был холодным. В спальне я быстро натянула платье. Покуда хозяин не увидал… Поздно Пакоте переживать, он уже все увидал. Чуть больше, чем все…
Я замерла неподвижно, вновь предавшись воспоминаниям. Ничего прекраснее со мной не случалось. Неужели это любовь? К мужчине почти вдвое старше меня? К магу? Он захочет оставить подле себя бездарность, которая отживет человеческий век, состарившись, потеряв прелесть и красоту молодости?
Тут я рассмеялась сама себе. Да ведь я сейчас как хвелтинская девчонка, которая гадает на ромашке: "любит-не любит, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет"! Несколько минут назад сокрушалась, не прогонит ли меня обратно в безвестность мужчина, которому отдалась, а теперь беспокоюсь, захочет ли он провести со мной остаток моих дней… Смешно. Не лучше ли дождаться встречи и прямо спросить его, что теперь? Страшно-то как при одной мысли о том… Куда надежнее витать в облаках собственных фантазий и домыслов…
Тут до меня дошло, что занятия-то в Академии вовсю идут, а я прогуляла… И пока неясно, кто я теперь, будет ли мне дозволено учиться, как раньше, нужно исполнять прежние договоренности. А я их уже нарушила, опоздала на занятия… Я бросилась к гардеробу и вспомнила, что шуба моя вместе с одеждой осталась в цыгантийском доме… Придется надеть осенний полушубок, померзнуть по пути в Академию. Я должна туда дойти.
Одевшись и обувшись в осенние сапожки – зимние остались у Шекины со всей одеждой, – я сбежала вниз по лестнице, распахнула дверь… и не смогла сделать ни шагу. Уперлась в невидимую преграду. Пару раз я побилась в нее, как мотылек о стекло. Потом закрыла дверь и подошла к той, что выходила на другую улицу. Тот же эффект. Как будто нечто не пускало меня из дома.
- Чаво ломишшься? – раздалось ворчание Пакоты. – Не пройтить тебе, не допетрила ишшо, дурында? Баньер не пускает.
- Какой баньер?!
- Этакой. Банит он тебя.
- Как банит?
- А такось. Банит и не пускает. Сиди дома значиццо. Хозяин приле… придет, разберецца.
- А откуда тут этот… банер?
- Сама не петришь что ль? Хозяин небось поставил, хто ж еще?
Я закрыла вторую дверь и села на диван. Дела… Хозяин поставил неведомый банер. Зачем? Чтобы я не могла выйти? Ну, значицца… ой, значит, выгонять меня точно не собирается, раз не выпускает наружу. Кроме этого смелого вывода, других я сделать не могла.
До двух часов пополудни я сидела в холле, не зная, куда себя деть. Выполнять положенную работу была не в состоянии – глаза сейчас не увидели бы книжных строчек, руки не смогли бы держать перо… Уйти в спальню, читать или даже просто валяться на кровати не давали нервы – он мог прийти в любую минуту, а я пропущу его приход… Лечь прямо на диван, где провела всю ночь за бесстыжими утехами, не дозволяли остатки скромности и неловкость перед Пакотой. Так и сидела на краешке стула, как пару месяцев назад на собеседовании в Академию, и бездеятельно ждала.
В десять минут третьего дверь открылась. Я вскочила, сделала шаг… и замерла, не в силах двинуться дальше. Что он скажет, что сделает? Что меня ждет?
Я смотрела на него, закусив губу, чуть склонив голову набок. Он тоже смотрел, остановившись на пороге, не делая шага мне навстречу. Его взгляд был ни теплым, ни холодным, ни хмурым, ни радостным. По обыкновению нейтральным и нечитаемым. Под этим взглядом меня будто раздирало надвое. Одна половинка хотела броситься на шею, прижаться крепко-крепко, услышать, как бьется его сердце – часто, возбужденно, как минувшей ночью. А вторая не чаяла убежать прочь, чтобы не встречаться с чем-то ужасным, что неминуемо случится. Что же это, чего так боится часть меня? Холода и равнодушия, с которым он оттолкнет меня?.. Или…
Сумбурный поток в моей голове разом заглох, потому что он двинулся ко мне. Подошел, встал близко-близко, поднял руку… Сердце замерло, когда пальцы коснулись моих волос.
- Здравствуй, Касавир.
- Здравствуй…те… милорд, - добавила я.
Он не поправил меня. Не предложил обращаться на "ты".
- Я думал о тебе весь день. Соскучился.
От этих слов у меня подкосились ноги. Думал. Соскучился. Ромашка оборвалась на верном лепестке! Я расцвела улыбкой, и он улыбнулся в ответ.
- Ты одета. Хотела уйти?
- На занятия… - прошептала я. – Но меня не пустил… банер.
- Кто?!
- Банер. Пакота сказала, какой-то банер меня банит и не пускает, придется сидеть дома. Придецца, - беззлобно передразнила я говор служанки. Милорд рассмеялся.
- Барьер. Магический барьер. Прости, пришлось его установить, чтобы ты не выходила сегодня. Хочешь знать, почему?
Я кивнула. На самом деле мне стало все равно, почему. Он думал обо мне. Соскучился. Это единственное, что имело значение.
- Во-первых, твоя одежда осталась у цыгантийцев. Я опасался, тебе хватит безрассудства выскочить на улицу в том, что сможешь найти. Не хочу, чтобы ты заболела.
- Спасибо, милорд…
- Это не все. Во-вторых…
Он сбросил свой плащ, подвел меня к креслу, сел, удерживая за руку, широко раздвинул колени, поставил меня между ног. Расстегнул на мне полушубок, снял и швырнул в сторону. Я осталась перед ним в платье, непривычно глядя сверху вниз.
- Во-вторых, Касавир, я не уверен, что тебе сейчас стоит показываться в Академии.
Я продолжала смотреть на него. Не стоит так не стоит. В глубине души была с ним согласна.
- Тебе опять не интересно, почему?
- Потому что я не смогу сосредоточиться на учебе?
- Именно. Твои чувства будут заметны. Ты сможешь контролировать себя, когда увидишь меня в Академии? Я не уверен. Я и в себе-то не уверен. А нам не стоит демонстрировать наши отношения другим людям. Это опасно и для тебя, и для меня. Пострадает твоя репутация порядочной женщины и моя – порядочного ректора. Преподаватели не спят со студентками. Никто не должен узнать о том, что произошло между нами, Касавир. В глазах всего мира ты по-прежнему – непорочная студентка Магической Академии… Только ты и я знаем правду…
Он улыбнулся так порочно и соблазнительно, что мне захотелось тут же снять с себя одежду и предаться пороку немедленно, не думая, что в любую минуту может войти Пакота.
- Ты согласна, что так будет лучше для нас обоих? – Я кивнула. – Прекрасно. Умная, понятливая девочка.
Он притянул мои ладони к губам, покрыл их мягкими поцелуями.
- И сладкая, как нектар степных цветов… Бабочка…
Его губы скользили выше по моим запястьям, перебираясь на внутреннюю сторону локтя. Я придвинулась ближе. Он нехотя оторвался от меня.
- Тогда сделаем так. Несколько дней ты не будешь показываться в Академии. Я передам баронету Распету, что ты прихворала. Он скажет другим, если кто-то спросит. За это время ты соберешься с мыслями, привыкнешь к… новой ситуации. И когда твои чувства перестанут отражаться на лице, когда тебе будет проще контролировать их, вернешься к занятиям. Договорились?
И снова я кивнула. К новой ситуации… Он не назвал ее. Да, для меня теперь все по-новому. Но кто я ему отныне, он так и не сказал.
- Тем временем у нас с тобой будут отдельные уроки, - проговорил он медленно, скользя ладонями по моим предплечьям. – Урок первый. Как доставить мужчине удовольствие.
Он положил руку мне на плечо, властно придавил, опуская на колени. Вторая рука скользнула за лиф платья, нащупывая грудь. Потом он взял мою ладонь и положил себе на пояс.
- Расстегни.
Я повиновалась, уже не вспоминая, что в любую минуту может войти Пакота. Если это не тревожило ее хозяина, то не тревожит и меня…
***
Кэрдан провел с Касавир полтора часа. Прерывать "обучение" бабочки не хотелось, тем более она оказалась много более одаренной в искусстве плотских утех, чем в магии. А ее искреннее, глубокое влечение к нему придавало ее ласкам особо тонкий и насыщенный вкус. Блюдо оказалось подлинным деликатесом. Кэрдан наслаждался им в полной мере, не припоминая, когда еще получал от женщины столько удовольствия.
Однако делу время, потехе час. В четыре часа ему предстояла встреча, которую он для себя включал в разряд деловых. В борделе Харетты – в последние годы маг наведывался в бордель исключительно по делам. Развлечения, которые предлагались в таких заведениях, не удовлетворяли его изощренного вкуса. Не чета нынешней игрушке.
Скрывшись от взгляда Касавир, он обернулся грифом и быстро долетел до Харетты; опустился перед черным ходом, перекинулся обратно и вошел в здание. Телохранитель Харетты, привыкший к его появлениям, известил хозяйку.
- Твоя подружка уже дожидается тебя! Вся извелась, бедняжка. Кэрдан, не надо больше так шуметь, хорошо? В прошлый раз ее вопли напугали девочек до усрачки. Бедолажки решили, что им теперь тоже придется ублажать клиентов вроде тебя. Ты ведь знаешь, у нас такое не практикуется и я их не заставляю. Час угробила, чтобы втолковать дурешкам, что это не из наших, обычные арендаторы, и девица добровольно это делала. Они не могли поверить, что среди женщин встречаются извращенки, которым такое добровольно может нравиться.
- Еще как встречаются! – рассмеялся Кэрдан. – В основном среди аристократок. Хотя может и простолюдинки не против, с ними я меньше имел дело. За шум прости – мой косяк. Забыл про заклятье неслышимости, больше не прозеваю.
- Уж не прозевай, будь ласковым карасиком.
- Передай девочкам от меня компенсацию. Себе возьми сколько сочтешь нужным.
Он высыпал на стол горсть серебряных монет. Харетта шустро сгребла деньги.
- Спасибо, дорогой. Ну беги уже к своей высокородной красотке, а то она там вся горит от нетерпения!
Кэрдан хохотнул.
- Пусть горит. Ей полезно.
Он встал и направился в комнату, в которой бывал два раза в неделю на протяжении последнего месяца. Войдя, первым делом установил магический барьер, изолирующий картинку и звук того, что здесь произойдет. На кровати сидела женщина, которая тут же вскочила при его появлении. Кэрдан смерил ее взглядом с ног до головы, вынуждая опустить глаза. Высокая, статная фигура в облегающем алом платье – любимый цвет гостьи Харетты. Платиновые локоны обрамляют лицо с изящными, точеными чертами. Зеленые глаза, что всегда смотрят надменно и свысока… за исключением этой комнаты в борделе среднего класса. Здесь они смотрели униженно, умоляюще.
- Разрешаю приветствовать меня, Герада, - небрежно бросил Кэрдан.
Высокородная баронесса Герада Распет опустилась на колени и поползла к нему в своем алом платье из тончайшего мерканского шелка. Добравшись до порога, распласталась ниц, склонилась к его сапогам и начала трепетно лобызать их нежными губами. Кэрдан неподвижно наблюдал за ее уничижением.
- Достаточно. Встать.
Баронесса раболепно поднялась с колен, взглянула на него блестящими, влажными глазами. Кэрдан дважды ударил ее по лицу короткими оплеухами.
- Смотришь без разрешения. Сколько еще мне придется выколачивать из тебя дерзость, Герада? Отвечай.
Женщина пролепетала, снова опустив глаза:
- Столько, сколько сочтете нужным, милорд. Простите неразумную рабу.
- Достойный ответ. Пожалуй, заслуживает того, чтобы смягчить наказание. А может, и вовсе отменить. Как считаешь, Герада? Может, не стоит тебя наказывать?
Женщина молчала.
- Можешь отвечать.
- Умоляю, милорд, накажите меня.
- Ну раз ты просишь…
В руке Кэрдана материализовалась плеть с длинным хвостом, расходившимся на несколько кончиков.
- На тебе дорогое платье. Снимешь сама или мне снять? В последнем случае не ручаюсь за его сохранность.
Герада начала расстегивать лиф. Кэрдан ударил ее плетью несколько раз крест-накрест, зацепив руки, лицо, грудь.
- Это был вопрос, а не приказ, глупая шлюха. Отвечать, а не раздеваться.
По точеному лицу потекли слезы от сильной и внезапной боли.
- Ми… милорд… я сама сниму…
Плеть хлыстнула Гераду еще раз, по руке.
- Будешь мямлить, снимать будет нечего. Не оставлю и лоскутка. Отвечать четко и внятно. Поняла?
Последний вопрос сопроводился еще одним ударом хлыста. Герада сглотнула и проговорила, не обращая внимания на текущие слезы:
- Поняла, милорд. Если милорд позволит, я бы сняла платье сама.
- Позволяю. Теперь можешь раздеться.
Герада вернулась к шнуровке. Одним прыжком Кэрдан оказался рядом, отбросил временно ненужную плеть на пол, заломил женщине руки и разорвал платье на спине. Содрав то, что осталось от дорогого наряда, он швырнул Гераду на кровать, подобрал плеть.
- Ты ведь не поверила мне, Герада? Если поверила, напрасно. Если не поверила… все равно ничего не изменилось, как видишь. Ты обречена, маленькая, ничтожная сучка. Я буду делать с тобой все, что пожелаю. Наплевав на тебя и твои мелкие хотелки.
Плеть прошлась по обнаженной спине и ягодицам женщины. Герада отчаянно кричала, вцепившись в покрывало на кровати, которое так никто и не снял. Кэрдан слушал ее вопли отстраненно, почти равнодушно.
Когда-то это блюдо показалось бы ему роскошным и утонченным, достойным его придирчивого вкуса. Теперь оно отошло в разряд банкетного меню – дорогого и изысканного, но банального. Поставленного на поток и доступного любому. Теперь он обзавелся исключительным яством, приготовленным персонально для него. По сравнению с таким кушаньем все остальные меркли во вкусе, казались слишком пресными.
Игра с Герадой Распет была не самодостаточным удовольствием, а средством, элементом иной игры. И ее надо было продолжать. Посчитав, что на сегодня с баронессы хватит, Кэрдан отложил плеть и мягко провел ладонью по окровавленной коже. Кровавые полосы затягивались на глазах. Мучитель превосходно владел магией исцеления – его учительница магии была мастером-целителем. Если бы он пожелал, мог стать лучшим врачевателем Ремидеи. Но предпочел иную стезю.
Нежными прикосновениями Кэрдан стирал следы их забав, чтобы их не видел другой любовник Герады. Женщина возбужденно выгибала спину навстречу живительным ласкам. Он перевернул ее лицом вверх, заглянул в глаза и прошептал:
- Ты прекрасна. На пределе унижения ты выше любой королевы.
- Я ничтожная раба, милорд.
- Для меня. Но ты выше всех других вокруг себя. Ты достойна стать их королевой.
- Королева – Тарина, мой повелитель.
- Некрасивая бесплодная Тарина… С которой Готор никак не решится развестись. Зато заставляет брата бросить тебя и жениться на кситланской малолетке.
Герада не посмела выразить сожаление вслух, но в глазах промелькнула злость на короля, разлучавшего ее с принцем. А Кэрдан продолжал шептать:
- Ничтожества – Готор и Тарина, а не ты. Если королем станет Ровар, он женится на той, кого любит. И ты займешь положенное тебе место – место королевы.
- Милорд… Вы шутите над своей рабой…
- Ничуть, Герада. Все мыслящие люди при дворе давно поняли, что Готор не достоин короны, в отличие от его брата. Сотни родов поддержат Ровара, если он пожелает взять трон. Скажи ему об этом. Не ссылаясь на меня, конечно.
- Вы не ревнуете, милорд?..
Кэрдан усмехнулся.
- Зачем ревновать? Ты разделишь с Роваром его великолепие, его власть и его ложе. Родишь ему законного наследника. Но твоя душа всегда будет принадлежать мне. Ровар не сможет помешать нашим милым забавам. Убеди его. Посели в его сердце эту мысль.
Герада с сомнением посмотрела на любовника. Кэрдан потянулся губами к ее груди, начал жадно ласкать, рукой властно и требовательно оглаживая упругие бедра. Женщина пронзительно вскрикнула, когда он вонзил зубы в нежную кожу. Кэрдан тут же накрыл ее рот своим, приник в поцелуе, больно оттянув волосы. С пальцев сорвался поток алых магических искр, охватил тело Герады и проник внутрь. Она застонала от сладостной боли.
- Ты всегда будешь помнить, кому принадлежишь, Герада. Кто твой хозяин и владыка?
- Вы, милорд… Я принадлежу лишь вам… Возьмите меня, повелитель… Молю, войдите в меня…
- Что ты скажешь Ровару, похотливая сучка?
- Что он достоин стать королем… Что должен сделать меня своей королевой. Должен свергнуть брата.
- Правильно. Хорошая девочка. Что ты сделаешь, когда он станет королем?
- Выйду за него замуж… Рожу наследника…
Кэрдан сильно ударил ее по лицу.
- Кому ты будешь принадлежать, тварь? Кто твой хозяин и владыка?
- Вы… Вы, сейчас и навсегда… Я принадлежу вам… Пожалуйста, господин… Сделайте это…
Кэрдан ударил ее еще несколько раз, усиливая магический болевой импульс в нервных окончаниях. Герада корчилась и стонала. Он заставил несколько раз просить его овладеть ею, прежде чем наконец удовлетворил ее желание. Но не испытал ничего, кроме разочарования. Пришлось даже магию применить, чтобы довести дело до конца. Герада должна получить вожделенный экстаз, чтобы оставаться его послушной марионеткой.
В предыдущих встречах с ней он неизменно наслаждался болью и унижением гордой баронессы. Но какой пресной показалась ему страсть этой женщины после минувшей ночи… Неприступная ледышка снаружи и развратная потаскушка внутри, пусть он и сам ее развратил. Скучно. Он возбудился лишь на мгновение, представив на ее месте Касавир, свою степную бабочку, такую уязвимую и непорочную в беззаветной страсти к нему.
Душа Герады была заперта за семью печатями честолюбия и амбиций. Он получил некоторое удовлетворение, сломав запоры, вывернув наизнанку грязную похоть, что таилась под оболочкой светского лоска и холодной надменности. Завладев ее душой, маг потерял к ней интерес. Как случалось всегда.
Душа Касавир распахнулась перед ним с первых мгновений, когда они увидели друг друга. Наивная, простая, искренняя и пылкая, она отдалась ему со всей открытостью и доверием. Не было запоров, которые предстояло смести. Не было порока, который можно вытащить наружу. Только чистая преданная любовь, которой Кэрдан не знал в этом мире и не мог испытать сам. Что случится с такой душой, если попробовать ее сломать? Да и как сломать нечто настолько мягкое и текучее, как душа Касавир?
Он собирался попробовать. Вожделел приобщить Касавир к своим излюбленным играм. Разумеется, без инструментов и грубого членовредительства. Это для таких как Герада. Для Касавир – исключительно магия, самые сложные, тонкие сплетения, дарящие боль и удовольствие одновременно.
Ему не терпелось проверить, будет ли она по-прежнему откликаться так же ярко, чувственно, охотно… Но это риск. У девочки наверняка есть свои границы, переступив которые, ему придется откровенно применить силу. Изначально он так и планировал поступить. Только планы изменились. Теперь ему приходилось учитывать дело Распетов. Нельзя пугать Касавир, пока она не выполнила отведенную ей роль. Когда все ниточки сплетутся в нужный ему узор, когда он пожнет плоды, тогда можно не осторожничать. Сначала дело, потом удовольствие.
Вернувшись домой из борделя Харетты, Кэрдан первым делом спросил Пакоту, где Касавир.
- В библятеке, хозяин! Строчит чавой-та опять. Ужо строчит и строчит, аж тутось скрип пера слышицца. Сказали бы вы ей, потише.
- Скажу, Пакота, - рассмеялся он. – Больше ей не доведется строчить.
Он вошел в библиотеку бесшумно, не отказав себе в удовольствии скрыто понаблюдать за девушкой. Она сосредоточенно переписывала очередной том, забавно высунув кончик языка. Кэрдан постоял минуту за ее спиной, скрывая свое присутствие магией, а потом положил ладони ей на глаза. Касавир ойкнула и посадила кляксу на лист.
- Угадай кто.
Она захихикала. Кэрдан скользнул ладонями по щекам, по шее, плечам, запустил обе руки в лиф платья и начал шерудить там, заставляя Касавир возбужденно вздрагивать.
- Я… испортила лист… - проговорила она через силу.
- Вижу. Накорябала столько кривых строчек с неразборчивыми буквами. Зачем ты это делала, спрашивается?
- Но это же моя работа…
- Это не работа, Касавир. Я обманул тебя. Эти книги не нуждаются в переписывании. Они все принадлежат мне. Их не нужно возвращать в Славирское книгохранилище. Я просто заманил тебя под предлогом работы.
- Зачем?!
- Чтобы соблазнить, маленькая наивная бабочка. Как только ты вошла в мой кабинет, я знал, что не отпущу тебя ни в какую Гильдию Историографов и уж подавно – в Хвелтин. Пришлось немного схитрить, чтобы удержать степную бабочку подле себя.
Ее тело напряглось. Она отстранилась, выталкивая руки Кэрдана из своего платья.
- Значит… я не стану никаким магом? Даже сигнальным?
- Тебе это важно сейчас? Ты стала моей, Касавир. Что еще имеет значение?
Она оттолкнула его и выбежала из библиотеки. Кэрдан метнулся следом. Касавир примчалась в свою комнату, вытащила с полочки узелок, куда складывала полученное от него серебро. Он вошел за ней. Девушка повернулась и протянула ему деньги.
- Заберите. Я не продажная женщина. Я не беру деньги за свою любовь.
Он отвел ее руку.
- Я и не плачу за твою любовь. Только за время, которое ты сидела скрючившись за столом. Не упрямься, Касавир. Мой обман – не твоя проблема. Ты заработала все, что я тебе дал. Кроме того, для меня это сущие пустяки. Если бы я покупал любовь женщины, то платил бы за нее намного больше. В столице дорогие бордели, знаешь об этом?
Касавир сердито зыркнула.
- Откуда бы?
Кэрдан засмеялся.
- И правда, откуда? Не глупи. Оставь деньги себе.
Она насупилась, но положила узелок на столик поблизости.
- Хорошо. Но больше не возьму ни медной кроны! Я не…
- Ты не продажная женщина, я услышал. Ты щедрая влюбленная малышка. Иди сюда, вкусняшка. Хватит терять время на болтовню, раз мы пришли в твою спальню.
Он привлек ее к себе, гладя по спине, волосам, плечам…
- Как мне нравится твой запах… Твой голос. Ты нравишься мне до безумия, Касавир… Хочется тебя скушать… Никогда бы не подумал, что так бывает…
Он раздел ее, жадно целуя, наслаждаясь чуткостью и утонченностью, с которой она откликалась на его ласки. Тыльной стороной ладони Касавир мягко касалась его груди, заставляя волоски на коже вставать дыбом. Раз, и еще раз, и еще, будто котенок переступал лапками – крошечными и легкими, еще не отрастившими острые коготки.
Кошачьих лапок хватило, чтобы утратить контроль, взять ее немедленно, так, как он вожделел, не щадя и не задумываясь о последствиях… Ошеломленная неистовым напором, Касавир не сопротивлялась, не отталкивала его. Вскрикнув, обхватила его за плечи, прижалась крепче, будто просила защиты у него от него самого. И не закрылась, продолжала впускать в себя, облекая изнутри шелковистым бархатом. Кэрдан простонал от неимоверного, запредельного наслаждения ее совершенной близости. Казалось, она проникала ему под кожу, как тончайшая газовая субстанция легче воздуха.
Напряжение достигло пика и выплеснулось; два тела, сплетенные пульсирующим клубком, замедлились и расслабились. В наступившей тишине Кэрдан услышал отрывистое, почти всхлипывающее дыхание Касавир. Он приподнялся над ней, заглянул в глаза, полные слез.
- Больно?
Она еле слышно угукнула, коснулась его предплечий своими, нежно погладила запястьями, вызывая дрожь.
- Прости, - прошептал он, целуя влажную соленую кожу на щеках и скулах. – Я не мог иначе. Ты лишаешь меня разума.
Касавир снова обняла его за плечи, прижимаясь всем телом. Как будто его жестокость к ней ничего не значила и не меняла для нее, не мешала любви к нему. Или была частью этой любви. А затем выдала такое, чего Кэрдан никак не ожидал в этот момент:
- У меня теперь будет ребенок?
Он рассмеялся.
- Не будет, Касавир. Не беспокойся. Все под контролем.
- А я не беспокоюсь.
Его смех стал громче.
- И верно – зачем? Кому от этого проблемы, тот пусть и беспокоится!
Она насупилась. Кэрдан поцеловал ее в нахмуренную переносицу.
- Не дуйся, бабочка. Все будет хорошо. Маг в состоянии позаботиться о своей женщине. И о себе, если ему не нужна ее внезапная беременность. Что такое? Ты расстроилась?
Касавир мотнула головой.
- Послушай, маленькая. У меня не слишком прочное положение при дворе. Ребенок сделает меня уязвимым. Сейчас я не могу этого позволить. Понимаешь?
Она кивнула.
- Умница. Славная, сладкая девочка. Не сердишься на меня?
- Совсем не сержусь…
- Тогда продолжим, - возбужденно прошептал он. – Я продолжил бы, даже если бы ты сердилась…
И снова переплелись тела в бурном танце страсти – танце невидимого огня, что переливался из сердца мужчины в сердце женщины и обратно, замыкая обоих в тонкий, но неразрывный круг. Кэрдан хотел загнать степную бабочку в ловушку, из которой ей не будет спасения. Зажечь факел, поднести к нежным крылышкам и любоваться пожаром, восхитительным, несущим гибель хрупкому созданию.
Но навстречу поджигателю вырвался огонь, что таился в сердце Касавир, выжидал своего часа. Кэрдан хотел стать зрителем, а вместо этого воспламенился вместе с ней. Горели оба. И это было прекрасно.
