Сирена
Андрей не спеша расчищал машину от снега. Мерно гудел мотор, выпуская из выхлопной трубы клубы пушистого дыма. Андрей затянулся сигаретой и вторя выхлопным, тонкой струйкой выдохнул из себя дым. Курить дома жена запрещала. Да и в машине тоже. Андрей с сожалением подумал о том, что в холостые годы он не спрашивал «можно ли мне покурить?» и не искал где можно это сделать.
Очередная порция снега спрыгнула с автомобильной крыши прямиком на него. Андрей ругнулся. Холодный мокрый снег попал на рубашку, на ремень брюк. Теперь всё намокнет. Он попытался стряхнуть с себя снег автомобильной щёткой, но лишь размазал мокрое пятно. Андрей раздражённо сплюнул окурок в ближайший сугроб и залез в машину. Там, в тепле и относительной сухости – рубашка намокла и теперь холодила живот, – он осмотрел показания приборной доски и с тоской взглянул в сторону дома.
Поездки по магазинам выматывали Андрея хуже, чем ежедневное стояние в московских пробках утром и вечером – вместо зарядки. А поездка за продуктами к новогоднему столу – что могло быть хуже? Чем новогодний стол так отличается от ежедневного? Количеством еды? Красотой майонезной сетки на салатиках? Непременными мандаринами и шампанским? Которое, кстати, Андрей вовсе не пил, предпочитая более крепкие (и более мужские) напитки, вроде коньяка или виски. Да-а, хороший виски стоил даже предновогодней суеты. Андрей погрузился в мечты о том, как он свалит на новогодние праздники из дома к своему старому другу Лёхе. Накатят по пятьдесят, закурят. Э-эх! Только бы жена отпустила. И Андрей тут же возмутился собственным мыслям. Как это «отпустила»?! Он что, ребёнок что ли?! Предупредит, и уйдёт! Он свободный человек! Но от слова «предупредит» Андрей всё же поморщился. Так и так выходит, а больше не свободный он человек. Семья требовала времени, внимания…
«…и немалых нервов», – про себя добавил Андрей, заслышав знакомые голоса с улицы. Его девочки шли к машине и о чём-то громко спорили.
Андрей уже морально приготовился оказаться меж двух огней. Он сел прямо, пристегнул ремень.
Задняя дверь открылась, на сиденье плюхнулась дочка – двенадцатилетняя Танюшка с большими серыми глазами и прядкой русых волос, торчащих из-под огромных меховых наушников на её голове.
– Мам, я сама за ним буду убирать!
– В сотый раз, Тань, никаких собак!
Жена села на соседнее сиденье. В её руках неизменно светился экран телефона – Instagram.
– Пап, – дочка сразу же переключилась на него. – Ну у всех уже собака есть, одна я, как дура. Ребята гулять выходят, а я стою и из окна смотрю.
– Ходи вместе с ними, – хмыкнул Андрей. – Кто запрещает?
– Одна? Они то с собаками!
– Они с тобой дружат из-за собаки или из-за тебя?
Андрей поморщился. Этот разговор повторялся раз за разом с самого лета. Стоило одному парню в Танькином классе завести лайку – хаски, или как их там, – так дочка заладила своё: «Давайте заведём собаку!»
Он выехал со двора. Дочь не отставала.
– Пап, ну я гулять с ним буду сама. Кормить. Хаски, они, знаешь, какие умные! Ну, если напакостит, я сама за ним уберу.
– Ты уже убирала, – вмешалась жена. – Помнишь, что было, когда мы завели кота? В итоге помнишь, что с ним стало? Пришлось искать, кому отдать несчастное животное.
– Кота я не просила! – парировала дочь.
– А тут чем отличается? Собака чем от кота отличается, Тань? Меньше ухаживать? Наоборот, больше.
– Ну, па-ап!
– Никаких собак в доме! – отрезал Андрей. – Поедешь к бабушке, возьмёшь Полкана на поводок и гуляй с ним, сколько влезет. Но домой собаку – куда?! – на голову если только. – Андрей взглянул в зеркало заднего вида и поймал Танькин взгляд. – Никакой собаки! – Танька насупилась, пару раз открыла рот, не желая сдаваться. – Никаких собак! Я всё сказал! – отрезал Андрей.
– А я… – начала дочка, но её голос уже дрожал. – Я больше с тобой не разговариваю!
Она откинулась на сиденье, натянула на голову наушники и отвернулась к окну.
– Ну вот, – проворчала жена. – Ну Андрюш…
– Что «Андрюш»? Собака – это ответственность. Ты сама говорила. Кота тебе пришлось потом пристраивать. С собакой тоже так будет? Погуляет с друзьями, похвастается – и в хорошие руки? Да и место собаке надо. Уж точно не в квартире её держать.
– Как скажешь, – отозвалась жена.
Андрей повернулся. Жена что-то строчила в телефоне, а на её лице блуждала отвлечённая полуулыбка. Андрей вернул внимание на дорогу, включил поворотник и перестроился в левый ряд. Машин становилось больше, пробки им не избежать.
Как Андрей и предполагал, через пару минут они оказались в пробке. И чем ближе был Большой Каменный мост, тем плотнее становился поток машин. Где-то чуть позади раздалась сирена. Андрей скосил взгляд в боковое зеркало: по соседнему ряду двигалась жёлтая машина скорой помощи – реанимация.
«Да-а, друг, – отвлечённо подумал Андрей, – что ж тебя на мост-то понесло?»
Он взглянул вправо – занято, отъезжать некуда, слишком плотный поток. Машина Андрея и так двигалась где-то в густом межрядье. Полос на трёхполосной дороге было шесть из возможных трёх – это Москва.
Сирена завыла ближе. Андрей снова взглянул назад. Машина скорой пробиралась между рядами, как это делал он. Как это делали все в этой пробке.
Впереди раздался громкий, пронзительный сигнал клаксона. Что-то негромко стукнуло. Взвигнули покрышки по сырой дороге. Несколько машин в пробке просигналили.
– Всё. Приехали, – сказала жена. Она оторвала взгляд от экрана телефона. – Авария.
Андрей почему-то взглянул назад, на машину скорой. Та почти добралась до них. Сирена выла, проблесковые маячки на крыше мигали, требовали, предупреждали – а всё без толку. Проехать было никак нельзя. Мост встал.
– Пап, – раздался сзади голос Тани. – Скорой же нужно уступить дорогу.
– Нужно. А куда? – спросил Андрей раздражённо. – Я бы предложил в речку, но я и до тротуара не доберусь. Пробка, Тань.
– Это не скорая, – тихо сказала дочь и явно прочла с яркого жёлтого борта: – Реанимация новорождённых.
Андрей промолчал. Он положил обе руки на руль и ждал. Внезапно что-то неуловимо изменилось. С неба начал крапать снег. Хотя, как «снег», непонятная смесь мокрых снежинок и полузамороженных капель. Серый день стал ещё тоскливее.
– Пап, – позвала его дочь.
И Андрей вдруг понял, что изменилось: умолкла сирена скорой, над мостом разлилась тишина… Он обернулся. Проблесковые маячки всё ещё мерцали над машиной с большой красной надписью «реанимация новорождённых». Боковая дверь машины отъехала в сторону, выпуская на улицу клуб тёплого воздуха и врача. Она была в зимних сапогах и в тёмно-синем пуховике, наброшенном поверх белого халата. Врач вышла, устало стянула с лица маску и посмотрела вверх. Снежинки жалили лицо, мокрые ледяные капли стекали по щекам. Её кто-то позвал, она обернулась, ответила – Андрей не расслышал слов – закрыла боковую дверь и села в кабину рядом с водителем.
Андрей успел увидеть внутри салона юную девушку-медика. Андрею бросилось в глаза её поникшие плечи и руки, безвольно лежащие на коленях. Всё.
– Пап, – снова раздалось с заднего сиденья.
– М?
– Почему они выключили сирену? Они же торопятся. Они же скорая!
Андрей почувствовал на своём плече руку дочери. Что он ей скажет? Правду.
– Им больше не нужно торопиться.
– С ним всё в порядке? – спросила дочь.
– Нет, – ответил Андрей, мысленно кляня себя за эту дурацкую взрослую честность. – С ним всё не в порядке.
– Но почему… тогда…
И она поняла.
Андрей взглянул в зеркало. Таня смотрела в окно, вцепившись тонкими продрогшими пальцами в дверцу машины, как будто это была её единственная опора в этот момент. По стёклам текли капли, тенями скользя по лицу дочери.
– Пап, – шепнула Таня. – Ну как же… Но может…
– В жизни нет места чуду, – сказал он и сам удивился. Откуда это?
Андрей напряг память и вспомнил: «В жизни нет места чуду!» – частенько говорила его мать, а он и забыл. Помнил эту фразу всю жизнь. Помнил, но сам никогда ещё не говорил. А теперь сказал. Дочери. В этот самый момент.
Андрей взглянул назад. Дочь всё так же смотрела в окно. Её глаза блестели от подступающих слёз. Андрей взглянул на жену: она всё ещё была увлечена перепиской в своём любимом Instagram. Хотя нет… Андрей заметил, как она вздрогнула от его взгляда и ниже склонилась к спасительному экрану. Да, конечно, ему не нужно объяснять, что только что произошло. Instagram не знает слова смерть. Ему наплевать на слёзы ребёнка. На смерть ребёнка.
Андрей приоткрыл окно, достал сигарету и закурил. Жена недовольно заворочалась на своём месте, но промолчала. Что она ему сейчас скажет?
«А что ты сам сказал Тане? Что ты ей сказал только что?!» – спрашивал у него внутренний голос.
– Тань, – позвал он. – Так бывает. Это жизнь. – И снова повторил эту взрослую, разрушающую саму надежду на чудо фразу: – В жизни нет места чуду.
– Пап, – позвала Таня.
Её голос был тихим, но собранным. Строгим, взрослым каким-то. Андрей внутренне напрягся. Таким голосом не говорят дети.
– Да, Тань, – откликнулся он.
– Скоро ведь Новый Год! – Андрей молчал. Он пока не понимал, к чему клонит дочка. – Если я попрошу у Деда Мороза, он всё исправит?
– Нет, Тань! – резко ответил Андрей. – Он ничего уже не исправит.
И ему вдруг вспомнились все его отказы: «никаких допоздна!», «никакого бокса!», «никаких татуировок!», «никаких собак!». Может, хоть что-то ещё можно исправить? Собаку, что ли завести? Андрей даже не усмехнулся – настолько эта мысль была смехотворна: «Доча, в соседней машине только что умер ребёнок, а давай тебе собаку заведём! Всё повеселее будет!»
Андрей выкинул окурок на улицу и закрыл окно.
– А я всё равно попрошу! – сказала Таня всё тем же взрослым голосом. Упрямо, наперекор ему. Нет, не наперекор, всего лишь в последней надежде на чудо.
Андрей сидел, смотрел на то, как плачет небо, поливая лобовое стекло талой водой, и молчал, слушая, как Таня вполголоса просит у сказочного Деда Мороза всё исправить.
– И не надо мне собаки, – тихо говорила она. – И подарков не надо. Ты только сделай так, чтобы у него всё было хорошо. Пожалуйста! Сделаешь – и я больше никогда-никогда ни о чём не попрошу. Совсем.
Андрей закрыл глаза. Сильно заболела голова. Вокруг была тишина, такая, про которую принято говорить «мёртвая».
«Я никогда ничего у тебя не просил, – вдруг чётко и ясно подумал Андрей, будто и правда разговаривал с кем. – Я точно знаю, нет в жизни места чуду. Но в этот раз я прошу именно чуда! Один раз прошу. Всего раз в жизни. Не за себя прошу! Слышишь ты?!»
Ответа не было, да и откуда. С заднего сиденья раздались тихие всхлипы. Андрей почувствовал, как его ладонь накрыла ладонь жены: накрыла и сжала.
«Никогда у тебя ничего не просил. Потому что не верил. Я и сейчас не верю, но она верит! Прошу тебя: хватит детских слёз!»
Голова болела невыносимо. Андрей забрал ладонь из рукопожатия, потёр переносицу и открыл глаза.
Впереди раздался громкий, пронзительный сигнал клаксона. Что-то негромко стукнуло. Взвизгнули покрышки по сырой дороге. Несколько машин в пробке просигналили.
– Всё. Приехали, – сказала жена. Она оторвала взгляд от экрана телефона. – Авария.
Андрей взглянул назад, на машину скорой. Та добралась до них, стояла на корпус позади. Сирена выла, проблесковые маячки на крыше мигали, требовали, предупреждали. И вдруг, словно ответом на них, впереди раздался ответный вой сирены. Не скорая, нет. Сирена выла длинным протяжным звуком, а затем «закрякала» – ДПС.
Между рядами машин замелькали сотрудники ДПС. Они переходили от машины к машине, махали руками – указывали, раздавали команды. К машине Андрея подошла девушка в форме. Он опустил окно.
– Доброе утро! – звонко поздоровалась она. – Снежана Гурченко, ППС Москвы. Сейчас водитель перед вами отъедет. Сдвиньте, пожалуйста, машину вперёд. Дадим скорой дорогу.
– Я ещё могу направо сантиметров на тридцать уйти. Поможет? – спросил Андрей.
– Конечно! – радостно воскликнула Снежана. И она как-то поучительно, но очень по-доброму добавила: – Можешь сделать доброе дело? Делай!
Андрей прикрыл окно. Машина впереди него ощерилась красными огнями и медленно откатилась вперёд и чуть вправо. Андрей аккуратно последовал за ней. Автомобили перед ними и слева от них медленно, но верно сдвигались, освобождая проезд для скорой.
Андрей поставил машину максимально впритирку к соседней, огляделся. Двое ППСников продолжали координировать их передвижения. Откуда-то спереди слышался звонкий голос Снежаны:
– Ну-ка вместе! Ну-ка дружно!
Что-то это напомнило Андрею. Он пригляделся и только теперь обратил внимание, что оба сотрудника ППС были странно одеты. На девушке длинный зимний тулуп светлого цвета. Сама она тоже светленькая, голубоглазая, с длинной косой, перекинутой на плечо. Её напарник, высокий рослый мужик с белой окладистой бородой в таком же странном тулупе, но не светлого, а тёмного цвета. Меховая синяя шапка со значком службы и полосатый жезл – вроде всё так, но представь, что у него посох в руках, а у Снежаны этой, Гурченко, на голове кокошник, и выйдет, что это…
Рядом взвыла сиреной скорая, тронулась с места и протиснулась на разделительную полосу.
– Пап! Пап! – зашептала Танька прямо над ухом. – Это же они? Это правда они, да?!
Андрей взглянул на ППСников. Казалось, что мужчина смотрит прямо на него.
– Мне тоже так кажется, – зашептал Андрей дочке в ответ, а сам подумал: «Вот тебе и нет в жизни места чуду!»
Мужчина-ППСник, так сильно похожий на Деда Мороза, указал на Андрея указательным пальцем и легонько ударил себя пару раз по груди, там, где сердце.
Машина в соседнем ряду сдвинулась с места и загородила его и его милую напарницу от Андрея. Вскоре над мостом раздался двойной вой сирены: короткая, волнующая от машины скорой и длинная, временами покрякивающая сирена машины ДПС. Вой удалялся и с каждой секундой становился всё тише.
Андрей положил ладонь на грудь и почувствовал, как бьётся сердце.
– А давайте собаку заведём? – предложил он.
– Андрей, ты чего?! – спросила жена, оглянулась на дочку, но что-то говорить было уже поздно – та обнимала отца вместе с сиденьем.
– Ты же хаски хотела? – уточнил Андрей.
– Пап, давай из приюта возьмём? – внезапно сказала Таня.
– Давай! – согласился Андрей и улыбнулся.
Перестала болеть голова, и даже поездка за продуктами к новогоднему столу больше не раздражала. Андрей включил радио, в машине раздались вечные «Пять минут, пять минут» от Гурченко, но уже не Снежаны. Дочка на заднем сиденье начала подпевать.
Пробка дрогнула, машины тронулись и поехали дальше.
А с неба шёл снег. Большими пушистыми хлопьями, кружась в воздухе, словно танцуя, он падал вниз: на машину, на дорогу, и даже на далёкую от этого моста сирену скорой помощи, которая уже не выла, потому что теперь всё было хорошо. Потому что в жизни всегда есть место чуду. В сердце каждого из нас.