Книги
ГЛАВА IV
С раннего утра и до полудня городские улицы украшались гирляндами и знаменами, устилались цветами. Столица готовилась торжественно встретить героя – фельдмаршала Кристана. Герцог лично возглавил войско в последней, решающей битве на подступах к Кситлану, столице восточных горцев.
Четыре дня и три ночи не прекращались сражения у стен города. Мужественные, свободолюбивые, закаленные в боях кситланцы стояли насмерть. Они превосходили врагов и храбростью, и решительностью, и боевой выучкой. Численность войск была равной. Пусть государство захватчиков преобладало в размерах, но за Кситланию вышло народное ополчение – мужчины, женщины и подростки, способные держать в руках оружие.
С языческой древности эта многострадальная земля не знала столь кровопролитных боев. Армия Отона прорубала путь в глубь страны сквозь человеческие тела. Народ Кситлании вдоволь напоил кровью родную землю. Но земля ничего не дала взамен. Нечем было осилить "Королевских Медведей" и боевую магию захватчиков. Они продвигались почти без потерь, а горцы, отступая, усеивали землю своими трупами.
В напутственной речи перед последней битвой военачальница Кситлании воззвала к воинам: "Падите, но не дайте глазам вашим узреть падение родины!" Когда тараны пробили городские стены и армия Неидов хлынула в город, маршал Кситлании покинула полководческий шатер в полном боевом облачении. Она вскочила на коня и ринулась с гордым кличем в гущу сражения. Она выкрикивала имя Кристана, вызывая вражеского воеводу на поединок. Полтора десятка солдат положила отважная воительница, прежде чем оборвался на середине ее боевой клич. Сабля рядового берсеркера рассекла ей спину. Зомби не понимал, чего желал, о чем кричал этот враг. Он зарубил маршала Кситлании, как всякого другого солдата. Когда кситланские барды слагали песни о гибели последнего маршала, ее убийца остался безымянным.
Уличные бои шли еще ожесточеннее полевых, хоть войско защитников лишилось предводителя. Жители Кситлану следовали завету маршала: тела их падали под ноги врагам и глаза закрывались прежде, чем видели гибель державы. Когда армия Неидов наконец овладела всем городом, в нем не осталось ни одного невредимого кситланца. Шествие герцога Кристана спотыкалось о тела мертвых и раненых. Копыта лошадей и подошвы солдат утопали в крови.
Маршал вошел во дворец – принять капитуляцию у князя Ришани. Правитель Кситлании одиноко восседал на троне. Никто из придворных не встречал завоевателей вместе с поверженным государем. Те, кто не покинул столицу до подхода врага, сейчас лежали на ее улицах – знатные дворяне бок о бок с ремесленниками, землепашцами, слугами. Князь поднял понурую голову и увидел рядом с предводителем врагов свою жену и единственного сына, трехлетнего мальчика. Перед битвой за Кситлану князь приказал вывезти из города наследника и его мать. Он рассчитывал сохранить династию в изгнании. Сам Ришани доблестно готовился стерпеть пытки, принять смерть, но не отрекаться от трона. Маги выследили княгиню и принца. Теперь, откажись Ришани отречься, пытки придется терпеть им. Князь принес вассальную присягу Отону.
И вот Кристан спешил сложить княжеские регалии к трону своего государя. Герцог въехал в город по старинным, полузабытым традициям триумфального шествия. Стоя в открытом паланкине, он принимал восторги толпы. За много веков столичные мостовые успели забыть мерную поступь триумфальных паланкинов. Впереди шествовали глашатаи, возвещая на каждом перекрестке: "Приветствуйте героев, вернувшихся с победой! Возблагодарите Создателя, даровавшего победу!" Искони восхваление триумфаторов звучало иначе: "Приветствуйте героев и возблагодарите богов!" Но и его успели забыть за века.
За паланкином маршировала почетная свита триумфатора – офицеры, особо отличившиеся в битвах. Среди них вышагивали четверо магов. В парадных мундирах, в ногу с настоящими солдатами, они ничем не выделялись из шеренги. Маги страховали триумфатора от покушений. Хотя среди горожан вряд ли нашлись бы недруги маршала. Военное министерство рассеяло в толпе наемных запевал, но толпа и без них приветствовала героя бурно и восторженно. Ведь Кристан провел войско через две кампании практически без потерь. Четыре года назад, когда армия выступила в первый поход, те же горожане собрались в траурную процессию. От квартала к кварталу разлетался вой и плач матерей, детей, сестер, возлюбленных. Люди заведомо скорбели и хоронили близких.
Но под началом Кристана армия одерживала одну победу за другой, и лишь немногие семьи получали похоронки. На каждой улице, где мать горевала о сыне, проклинала Создателя и Придворного Мага, десяток матерей по соседству с ней не уставали благодарить Создателя за сыновей, вернувшихся целыми и невредимыми. Скорбь и гнев не выходили за пределы одного семейства, не перерастали в национальное горе. Люди ненавидели Придворного Мага, отправлявшего их детей на войну, и обожали Кристана, приводившего детей живыми.
За почетным караулом катились повозки, нагруженные трофеями, а следом шагали заложники. Шесть принцев и принцесс княжеского дома и двадцать пять отпрысков самых родовитых семей Кситлании, от пяти до пятнадцати лет, укрепляли вассальную присягу князя Ришани. Горожане вглядывались в них с беззлобным любопытством. У столичных жителей не было претензий к далеким соседям. Три четверти горожан вообще не знали, где находится Кситлания, кто обитает там, кто правит. Эта война была войной Придворного Мага, не их войной.
Дети-кситланцы, мальчики и девочки, все с прямыми спинами, плотно сжатыми губами, шагали, не выказывая ни усталости, ни сломленного духа. Старшие несли на руках самых маленьких, чтобы малыши не утомились долгим пешим переходом и не расплакались на глазах у врагов. Черные кудри, жгучие глаза, четкие очертания губ… Сердца многих девочек и парней в толпе, да и людей постарше, забились быстрее. Но пленные юноши и девушки гордо смотрели прямо, не глазели по сторонам, не выказывали ни страха, ни раболепия, ни даже ненависти или презрения к завоевателям. Горделивое безразличие сквозило в их взорах.
По прибытии во дворец заложникам разрешили разойтись по своим покоям и не присутствовать при церемонии награждения Кристана. Но пленники не собирались избегать публичной церемонии. Им были безразличны посторонние взгляды, они не боялись быть выставленными на всеобщее обозрение. Зато они стремились увидеть цвет знати, элиту своих врагов.
Покои для заложников отвели в разных частях дворца. Лорд Артан настоял, чтобы детей разделили и держали под неусыпным надзором. Подхлестнутые национальной гордостью и юношеской горячностью, подростки могли сговориться и покончить с собой, чтобы развязать руки знатным родителям. Если они убьют себя, ничто не удержит кситланскую знать от мятежа. В качестве слуг к ним приставили магов. Шпионы отменно владели кситланским языком – единственным на материке, отличным от общеремидейского наречия. Артан рассчитывал, что дети будут свободно общаться между собой, не подозревая, что "слуги" понимают их.
Артан успел неплохо изучить самобытные нравы горцев. Экспедиция за Восточные Столбы выступила до начала военной кампании. Проезжая через Кситланию, маги немного ознакомились с местными обычаями, характером, поведением будущих данников. Когда Артан завершил миссию, его группа рассеялась по княжеству. Маги приняли чужие обличья, чтобы шпионить. Когда войска Кристана перешли границу, они присоединились к нему. Артан был ушами и глазами Придворного Мага в этом походе. Это его люди выследили и схватили княгиню и принца; это была его идея – отобрать заложников среди знатных детей, чтобы гарантировать повиновение горцев-аристократов после капитуляции Кситлану и отречения Ришани. Он дал руководство, из каких семей отбирать заложников. Он же определял, кого из детей забрать у кситланского вельможи, которое чадо наиболее дорого родителю.
Сам Артан тоже присутствовал на торжественном приеме. Это был его дебют при королевском дворе. Кэрдан представил королю ученика. Оба были в черных бархатных одеяниях одинакового покроя. По совету учителя Артан зачесал волосы в точности на манер Кэрдана. Яркая внешность молодого мага – черные, как смоль, волосы, густые брови, резкие скулы, пронзительный взгляд – казалась людям еще более зловещей, чем хищный профиль и холодный сероглазый взгляд его начальника. Злые языки зашептались по Зале: мало нам было одного Придворного Мага, теперь и второго повесили на шеи! Этого Кэрдан и добивался – чтобы он и ученик стали неразделимы в сознании людей.
В иерархии Магической Академии, да и всего магического сообщества столицы. Артана давно признавали правой рукой Придворного Мага. Острословы втихомолку подшучивали: "Лорд Артан – второе лицо в королевстве. А король Отон – третье!" Кэрдан вознамерился донести сию мысль до прочих граждан королевства, помимо магов. Кое-кто догадался, что он готовит себе преемника. Многие из тех, кто уже знал о немыслимом сватовстве временщика к наследной принцессе, решили: раз Придворный Маг собирается стать королем – кто-то же должен быть Придворным Магом!
Ни Кэрдан, ни Артан не получили своей доли почестей в праздновании триумфатора. Еще до того, как Кэрдан потребовал брака с Гретаной, Отон в очередной раз предложил советнику земли и почести – за непобедимых "Медведей", за эффективную и сокрушительную стратегию военных действий. Отон как никто другой в королевстве понимал, чья война это была и чья победа.
Маг отклонил предложение и настоятельно рекомендовал монарху отдать все почести Кристану и военным. Кэрдана как нельзя более устраивало, что главной фигурой триумфов и побед станет фельдмаршал. Временщику была нужна лишь власть, а не почет и народное обожание.
В Зале Торжеств высшая знать, могущественные сановники, послы держав Мерканы и Весталеи обступили Кристана, чтобы поздравить с победой, а еще – поглазеть на Искру Белого Пламени. Государь Отон собственноручно приложил к груди маршала высочайшую награду королевства. Звезда была сгустком настоящего белого пламени. Маленькие язычки на ее поверхности шевелились, точно так же, как шевелился огненный герб Придворного Мага. Но эта звездочка была много старше магии Кэрдана.
Древние предания сказывали, что Искры произошли из крови богов. Владыки земли ремидейской даровали Нею девять Искр, девять капель своей крови, чтобы укрепить его силу и власть в новорожденном государстве. Король мог наградить девять избранных слуг. Награда была пожизненной, но не наследственной, и не по воле короля. По смерти владельца Искра чудесным образом вновь оказывалась в государственной сокровищнице. Там она поджидала следующего героя, преданно служившего отчизне и государю.
Предание о даре богов прочно изгладилось из народной памяти – как любые другие напоминания о языческом прошлом Ремидеи. Остались лишь сами Искры да их чудесные свойства.
Белое пламя только светило – не обжигало. Вручив маршалу награду, король приказал затушить в зале все свечи. Пока слуги гасили тысячи канделябров, гости вглядывались в чудесную звезду. Ее чистое сияние ласкало глаз. Но стоило воцариться темноте, как Искра вспыхнула с такой силой, что осветила всю Залу, вплоть до самых глухих закоулков. Гости изумленно ахнули в голос. Когда слуги начали вновь зажигать свечи, Королевский Лекарь обеспокоенно осмотрел маршала: как сказалась на нем эта вспышка невероятной силы? Герой-триумфатор с улыбкой отстранил врача. У него даже не сузились зрачки от яркого света. Искра не вредила владельцу.
- Поздравляю, герцог! – раздался за спиной маршала хриплый гортанный голос. – Поделитесь, каково это – прикоснуться к чуду? Впрочем, ваша доблесть и ваши подвиги стоят дюжины чудес!
Кристан обернулся и склонился ниже, чем склонялся перед королем.
- Сегодня я награжден вдвойне. Я слышал похвалу из ваших уст, и награда сия несравнимо ценнее всех чудес мира.
Герцогиня Ольтана Сарр протянула маршалу руку для поцелуя. Он коснулся ее с безмерным почтением и обожанием.
- Я желаю устроить собственное торжество в честь победителя, милорд, - проворковала герцогиня глухим скрипучим голосом, похожим на воронье карканье. Но маршал все равно вслушивался в ее неповторимый тембр с замирающим сердцем. – Не откажите в любезности, почтите меня визитом в день Святого Улизанда. Не обещаю столь же пышного приема и столь обильного числа желающих погреться в лучах вашей награды. Надеюсь прельстить вас щедрым застольем и теплой дружеской беседой.
- Даже если миледи посулит мне лишь хладный взгляд и сухие речи, я все равно явлюсь. Ибо насмешка из ваших уст для меня слаще чужих восторгов и возвышенной лести.
Герцогиня ласково кивнула поклоннику и растворилась среди гостей. Герцог низко склонился вслед даме своего сердца.
***
В Лекарских Палатах шел санитарный час. Ходячие больные отправились на террасу, дышать свежим морозным воздухом, лежачих перекатывали из одной палаты в другую. Серена с ее травмами и сотрясением мозга была "лежачей" только два дня, на третий вовсю помогала сиделкам ухаживать за другими пациентами. Во Втором Покое было гораздо меньше медперсонала, чем в Первом – дворянском. А работы им доставалось столько же и даже больше – физиология благородных ничем не отличается от физиологии слуг. Отличались только хвори: благородные чаще обращались с ранениями от холодного оружия, а слуг приносили с травмами, полученными от вспыльчивых господ, как в случае Серены. Были и одинаковые травмы: и те, и другие падали с лошадей или попадались диким зверям. Серена видела конюха принца Хэгета, раненого на охоте. Она усердно избегала попадаться ему на глаза. До сих пор ей везло, но сейчас их сгоняли на террасу, и там ей не спрятаться.
Улучив момент, Серена прошмыгнула в коридор. Бесшумно она просеменила к Первому Покою. Стражники исправно несли караул у палаты Люса, хотя он мог уже сам постоять за себя. Серена вжалась в стену и прокралась за их спинами на цыпочках. Она бесшумно отворила дверь – от прикосновений девушки вещи вели себя тихо, как кошки. Серена юркнула в палату и прикрыла дверь.
Звон шпаг и шумные крики оглушили ее. Она хотела закричать: "На помощь! Убивают!" – но в следующую секунду опомнилась. Граф фехтовал на шпагах с Горацием, и товарищеское сражение сопровождалось подбадривающими возгласами: "Давай! Наступай! Еще бодрее! Ты почти убил меня!" "А ты не поддавайся, друг Гораций! Я не столь немощен, чтобы церемониться со мной, как с новичком!"
Он крутанул шпагу вокруг кисти, держа вторую руку на бедре, подбросил в воздух, поймал, вонзил острием в пол.
- Я чувствую себя превосходно! Еще успею на торжественный прием в честь победы над Кситланией! Прикажи слугам подать мой парадный мундир!
- Лучше надень карнавальную маску! Тогда миледи не узнает тебя. В противном случае тебе изрядно достанется от нее! Вряд ли ей понравится, что ты тратишь силы на торжественные приемы, а не на нее! – хохотнул лейтенант. – Но, если ты все же настаиваешь, слуга стоит позади тебя.
Люс обернулся и увидел Серену.
- Милая Серена, как я рад видеть тебя! Твое славное личико как радуга в пасмурном небе, после седовласых сиделок!
Девочка неуклюже присела в реверансе: больничный халат сковывал движения.
- Как вы себя чувствуете, милорд?
- Так хорошо, что миледи, похоже, уже не считает нужным отправлять тебя ко мне. Я уже не ожидал увидеть тебя… - Он вдруг запнулся и смущенно отвел глаза. Серена поняла, в чем дело: под ее больничным халатом, не слишком плотным, не было другой одежды. Она залилась краской до кончиков ушей. Догадливый Гораций выручил боевого товарища:
- Похоже, Люс, Серена в таком же положении, что и ты. Она не ухаживает за тобой, потому что сама нуждается в уходе.
- Ты заболела, Серена?!
- Пустяки, милорд, легкая простуда. Миледи была так добра, что отправила меня во Второй Покой. Я вот-вот выйду.
- О да, она ангел доброты! Поскорее поправляйся, милая Серена. Миледи должно быть очень трудно без тебя.
Она снова поклонилась и выскользнула в коридор. Прикрывая дверь, она услышала своим обостренным слухом:
- Кажется, девочка неравнодушна к тебе.
- Боюсь, я тоже, друг мой. Не безумие ли – тебе дарит любовь принцесса короны, а ты не можешь выбросить из головы ее служанку?
Больше Серена ничего не слышала: сердце забилось так, что стук отдавался в ушах и заглушал прочие звуки. Стражники увидели ее выходящей из палаты, но ничего не сказали – видимо, решили, что она дежурила там еще с прошлой караульной смены.
***
Принцесса не пошла на торжественный прием в честь триумфатора. Завоевав Кситланию, куда ей предстояло отправиться вместе с ненавистным супругом, Кристан завоевал впридачу немилость Гретаны.
- Миледи, у ворот стоит женщина, - осторожно сообщил дворецкий. – Она требует пропустить ее к вам или в Лекарские Палаты. Она утверждает, что лечит графа де Мона.
- Зачем она пришла?
- Посмотреть, как самочувствие милорда графа, и передать ему лекарство.
- Проводите ее в Лекарские. Я сейчас подойду.
Через четверть часа Гретана и Фелион вместе любовались Люсом, который твердо стоял на ногах и изящно кланялся обеим гостьям.
- Вот теперь на тебя приятно смотреть, граф, - заулыбалась отшельница. – У меня даже язык не повернется описать, на что ты был похож, когда я пришла сюда в прошлый раз.
- И не стоит, добрая женщина, - улыбнулся в ответ Люс. – Не хочу знать. Как мне отблагодарить тебя?
- Твоя принцесса уже обещала награду. Вот только отчего-то задерживается с обещанным. Ну, миледи, неужели королевское слово нынче не в цене? Ты не пускаешь ко мне свою служанку, как уговорились?
Гретана неловко отвела глаза.
- Серена неважно чувствует себя, почтенная Фелион. Она здесь же, в Лекарских Палатах. Если ты можешь исцелить ее, как Люса, я буду тебе признательна.
- Что с ней случилось?
- Она упала.
- Упала…
Отшельница взглянула на принцессу так, словно просверлила ее мозг до затылка.
- Проводи меня к ней. Я сделаю все, что смогу, и не буду ожидать твоей признательности. А ты, милорд граф, не пренебрегай снадобьем. Через несколько дней забудешь, как выглядят эти стены.
- Я твой должник, почтенная Фелион. Я исполню все, о чем ты попросишь меня.
В коридоре отшельница остановила принцессу.
- Я сама найду дорогу к девочке. Просто послушай меня. С этого дня ты ее пальцем не тронешь. Каждый раз, когда ты ударишь ее, я буду знать. Я умею не только исцелять.
- Ты смеешь угрожать мне?!
- Я понимаю, ты не хочешь ей зла. Но это дитя не должно страдать оттого, что ты не умеешь держать себя в руках. Вспоминай обо мне каждый раз, когда твоя рука замахнется, чтобы ударить ее. Я слежу за тобой. И я так же опасна, как твой будущий муж.
Сжатые кулаки Гретаны медленно поднимались, словно она собралась ударить вместо Серены саму отшельницу.
- Я не забываю угроз, колдунья. Я многим обязана тебе, но ты играешь с огнем.
Принцесса повернулась и зашагала прочь по коридору Лекарских Палат. А волшебница безошибочно направилась во Второй Покой, будто каждый день здесь разгуливала.
Серена притворилась, что спит, когда дверь палаты скрипнула. Она откуда-то знала, что это магичка Фелион пришла навестить ее. Девочка надеялась, что колдунья не станет беспокоить спящую. Но Фелион тронула ее за плечо.
- Это всего лишь я, малышка. Не нужно притворяться.
Серена с трудом подавила желание натянуть больничное одеяло на голову. Она сделала вид, что потягивается спросонья.
- Вечер добрый, монна. Спасибо, что зашли проведать.
- Что-то ты не слишком рада… Принцесса что-то сказала насчет меня? Ежели так, то не бойся. Обещаю, больше она тебя не тронет.
- Что вы, монна, моя госпожа – сама доброта.
- Вижу ее доброту.
Волшебница присела на кровать Серены. Она возложила руки на лицо девочки и зашептала заклинание. Замолчав, она тихонько дунула на нее.
- Завтра ты будешь совсем здорова… Да что с тобой? Ты ведь боишься не госпожу… Меня.
Фелион уставилась ей в глаза. При этом взгляд самой волшебницы стал прозрачным, рассредоточенным. А затем ее вдруг откинуло в сторону невидимой волной. Она чуть не упала с кровати Серены.
- Ого! Да ты по-настоящему сильна! Значит ли, что и сходство ваше не случайно… - Она осеклась. – Хотела бы я заполучить тебя в ученицы. Что так напугало тебя во мне? Может, хочешь рассказать? Вместе мы разберемся наверняка.
- Я не понимаю, о чем вы, монна. Вы так добры ко мне. Но я сейчас вас не понимаю. Так голова болит. Может, когда мне станет лучше, и голова станет пояснее, тогда я пойму. Вы так добры, монна.
Фелион не сводила с нее глаз.
- Как бы я хотела знать, что с тобой происходит. Что ж, пока мне сие не под силу. Пожалуй, и впрямь попробую заглянуть к тебе, когда ты встанешь на ноги. Не так долго осталось ждать. Отдыхай, славная девочка.
Колдунья наклонилась к ней и поцеловала в лоб. Серена вздрогнула. Печально вздохнув, Фелион поднялась. Когда она закрыла за собой дверь палаты, Серена принялась усердно тереть лоб краем простыни, словно оттирая колдовскую отметину.
***
Прошел месяц с тех пор, как Кэрдан впервые принудил Эдеру к близости, и почти два с половиной – с ее отъезда из монастыря. Шел последний осенний месяц ремидейского календаря, но здесь, на севере королевства, вовсю властвовала зима. Эдера могла наблюдать ее буйство лишь из окна своей комнатушки. Покинуть башню она не могла – незримый магический барьер не выпускал наружу пленницу башни.
Каждый вечер, незадолго до полуночи, Эдера поднималась в библиотеку. Иногда хозяин отправлял ее назад – и она в лицо сердечно благодарила его. Но чаще оставлял в библиотеке или уводил в спальню на пятом этаже. Спальня оказалась совсем маленькой, меньше Эдериной.
"Остальной этаж занимает лаборатория, - пояснил Кэрдан. – Когда-то я проводил там по двадцать часов в сутки, но больше не нуждаюсь в ней. – Он ухмыльнулся. – Теперь есть лаборатория и лаборанты в Распете".
Спальня казалась необжитой – только большой гардероб стоял сбоку от двери, да кровать, не шире, чем у Эдеры. Поэтому всю ночь приходилось проводить буквально в объятьях друг друга. Когда Эдера в первый раз попыталась выбраться из постели и уйти, Кэрдан удержал ее:
"Я не отпускал тебя".
Позже Эдера усвоила: если они оставались в библиотеке, он отпускал ее на остаток ночи к себе. Если же уводил на пятый этаж, ей предстояло остаться с ним до утра. В аду, которым обернулась ее жизнь, эта пытка была самой нестерпимой: бессонное бодрствование в объятиях своего мучителя, ночь напролет.
Он был искусным любовником. После нескольких болезненных и унизительных ночей ее тело начало откликаться на его ласки. Хотя разум продолжал ненавидеть, а душа – отвергать. Эдера не сразу разобрала, что Кэрдан применял изощренную магию, чтобы тонко и неразделимо переплетать в ее сознании импульсы боли и удовольствия. Он гасил ее волю, подчинял ее тело, но рассудок девушки оставался ясным. В постели с ним ее будто расщепляло на две половинки. Одна захлебывалась в исступленном наслаждении и кричала во весь голос от боли и упоения. Вторая проклинала первую за предательство, за постыдный союз с насильником.
Когда он позволял ей вернуться на ночь в комнатку на втором этаже, Эдера могла хотя бы выплакать беспомощность. Слезы приносили облегчение. На тесной койке пятого этажа, с ровным, абсолютно спокойным дыханием Кэрдана над ухом, ей оставалось лишь сухое отчаяние.
Этим вечером Эдера сидела на кровати, привычно глядя на стрелку часов. Ей ничего не стоило остановить ее одним взглядом. Если бы при этом остановилось время… Когда стрелка почти сравнялась с полуночью, девушка вздохнула и вышла из комнаты. В тот единственный раз, когда она проигнорировала положенный час и осталась в спальне, он пришел сам и овладел ею на ее кровати. После той ночи Эдера не допускала промедления и всегда поднималась в библиотеку вовремя. Ей не хотелось веселить Пакоту за стенкой своими криками. А главное, Кэрдан пообещал ни разу не переступать порог ее спальни, если она сама будет приходить к нему в назначенное время. Девушке хотелось сохранить островок личного неприкосновенного пространства в башне, где она была узницей.
Дверь библиотеки привычно распахнулась перед ней. О чудо! – кресло перед камином пустовало! Она с трудом подавила желание сбежать по ступенькам, запереться в комнате и сплясать джеригу. А смысл? Он все равно вернется – раньше или позже. И, не найдя ее здесь, спустится за ней в спальню.
С тягостным вздохом Эдера шагнула через порог, дверь захлопнулась. Раз уж она одна в этой комнате, можно поиграть с огненными змейками. Она совсем забросила своих горячих поклонников. Когда Эдера подошла к камину, все, от мала до велика, дружно потянулись к ней: взрослые – медленно и аккуратно, дабы ненароком не ожечь, маленькие – задорно и радостно.
- Скучали, малыши? Я тоже. Поиграем?
Она вытащила из-за стеллажа тросточку из огнеупорного стекла, которую на досуге отрыла в кладовой еще в то время, когда была просто ученицей Кэрдана. Змейки-детки тут же принялись за старую игру: подныривали под трость, обвивали ее кольцами и дружно скатывались от одного конца к другому. Взрослые мерно покачивались, наблюдая за игрой.
Хлопнули крылья. Эдера обернулась и в последний миг успела увидеть птицу, только крылья грифа соскользнули и остались на подоконнике, словно ему стало жарко. В следующую секунду она видела уже не крылья, а черный плащ Кэрдана.
- Рад, что без меня вы не теряете время и веселитесь. Не рассчитывал, что ты дождешься меня.
- Я боялась уйти, чтобы вы сами не пришли за мной, - коротко и честно пояснила Эдера.
- В другое время непременно пришел бы, - ухмыльнулся он. – Успеваю соскучиться за день по твоей соблазнительной ярости. Ты слишком вкусно ненавидишь меня. Но сегодня я был занят – демонстрировал двору своего заместителя. Надо ковать железо, пока горячо. Придворные слишком потрясены моим предстоящим браком с дочерью короля. Они приготовились к радикальным переменам, и я не прочь оправдать их ожидания.
- Вы женитесь на принцессе? – флегматично уточнила девушка. – Значит, меня вы отпустите?
- Почему ты так думаешь?
- Зачем я нужна вам, если вы женитесь? Да еще на принцессе короны.
Он расхохотался.
- Знаю, что женская логика – особый феномен, и поражаюсь каждый раз, когда сталкиваюсь с ним. Мой брак и ты – абсолютно разные вещи. Принцесса – лишь путь к власти.
- А я?
- Ты тоже путь.
- К чему?
- Не могу сказать. Еще недавно я знал ответ. А теперь уже не так уверен. Многое будет зависеть от тебя.
- А вот вы для меня – тупик.
Кэрдан издал короткий смешок.
- Не сомневался, что ты выдашь нечто в таком духе. Тут тоже многое зависит от тебя. Если тебе угодно видеть тупик, ни один путь не откроется перед тобой.
- Сегодня мне уйти? – сухо спросила Эдера.
- Сегодня – нет. Сегодня останься. – Эдера села у камина, опустив бедра на икры и пятки, сложила руки на коленях – монастырская поза послушника. – Но прежде я должен подумать… Принцесса легко не уступит… Она, как и ты, упряма и своенравна. Я запугивал короля, будто вокруг Гретаны группируются его враги. Я лукавил. Враги эти – мои и только мои… И они считают себя достаточно хитрыми и могущественными, чтобы противостоять мне. Они обязательно сделают ход. Продуманный или безрассудный – вот вопрос.
Он говорил, расхаживая вдоль стены, заложив руки за спину, чуть наклонившись вперед, как ходят канцелярские клерки. В глазах полыхал блеск азарта. Эдера уже знала это выражение на его хищном лице. Оно вспыхивало каждый раз, когда Кэрдан натыкался на ее протест, попытку отстоять себя. Он любил встречать сопротивление и ломать его. Сейчас он точно так же радостно встрепенулся, натолкнувшись на сопротивление Гретаны и придворных.
Эдера поймала себя на том, что впервые за долгое время просто смотрит на него. Не захлебывается бессильной злостью, не напоминает себе, что этот человек присвоил ее судьбу, попрал ее свободу, волю, выбор; шантажировал чувствами и привязанностями, чтобы уложить в постель; обманывал тело и сознание, увлекая в бездну темных страстей. Странное ощущение – не проклинать и ненавидеть, а просто наблюдать…
Высокий и худощавый, с хищными, но довольно правильными чертами лица. Короткие темные волосы с проседью. Сколько ему лет – сорок, пятьдесят, сто? Больше? Он знал ее отца и деда. А может, и прадеда? Кем он приходился лорду Эйдасу – или даже лорду Мэлдану – добрым другом или старшим товарищем, умудренным уже тогда наставником?
Кэрдан неожиданно повернулся и встретил ее взгляд. Он резко подошел к ней, взял за руку, развернул ладонью вверх и накрыл своей ладонью. Эдеру с головы до ног пронизал ток незримой мощи – и то была их совместная мощь. Она отпрянула было назад, но ток сковал их накрепко. В следующее мгновенье она уже не желала разъединять рук.
- Когда отпускаешь ненависть, возвращается сила. Мы могли бы попробовать возобновить твое обучение.
- Разве вы собираетесь учить меня магии? Мне казалось, вам нужно мое тело, а не магические способности… если они у меня есть.
Он засмеялся.
- Если? Ты сумела поставить щит и остановить меня. Я не мог обойти выставленную тобой преграду, только уничтожить вместе с тобой. Я не потому прервал обучение, что хотел лишь твоего тела. Твоя ненависть стала препятствием между тобой и магией. Теперь ты, кажется, созрела, чтобы возобновить обучение.
- Разве может учитель обладать учеником?
- Бедная моя девочка, это неизбежно, если учитель и ученик разного пола. Когда мужчина обучает женщину, он глубоко погружается в ее женскую энергию. Столь плотное соприкосновение с женственностью не тронет разве что евнуха. Учителю остается либо предаться любви с ученицей, либо потратить дополнительную силу, чтобы подавить желание. Я из тех учителей, кто предпочитает первый вариант.
- Значит… вы предлагали мне изучать магию и уже тогда знали, как обойдетесь со мной?!
- Знал уже тогда, когда увидел тебя на берегу Ларга. Какая тебе разница? Ты все равно принадлежишь и будешь принадлежать мне. Выбирай – хочешь ли ты при этом заниматься магией. Я могу многое дать тебе – и в любви, и в магии – но ты упорно отталкиваешь меня. Этим ты наказываешь себя, а не меня. Я остаюсь при своем.
Эдера колебалась. Медленно и неохотно она кивнула.
- Я хотела бы снова заниматься магией. Не знаю, получится ли у меня… при том, что происходит между нами. Но я очень хочу учиться.
- Завтра утром мы возобновим занятия. Тогда и посмотрим, перевесит ли твоя любовь к учебе ненависть ко мне. А сейчас пойдем наверх.
Он предложил ей руку, улыбаясь в предвкушении. Эдера стиснула зубы. Теперь она поняла. Это очередное истязание, очередное извращенное удовольствие – максимально осложнить ей выбор между учебой и ненавистью. Он и впрямь не упускает своего.
