Под «натурой», за которую Нейтен получил от меня оплеуху, он подразумевал: составить ему компанию на выставке художников в местной галерее. Несколько картин из-под его кисти так же украсят это событие, но он очень не хотел идти туда один, списывая всё на порой приставучих женщин не самого юного возраста. По его словам, они не двусмысленно предлагали Нейтену стать их любовником за денежную поддержку, в которой мой друг не особо-то нуждался. Раз он способен позволить себе две квартиры в разных городах и две машины там же, а еще взять на иждивение одну пропащую девушку, которая к двадцати девяти годам так и не дошла до алтаря. Ох, зря я грозилась Нейтену, что оставлю его в покое, как только Кевин скажет мне «да» в церкви Святого Иосифа.
Вечер мы провели в поисках платья и подходящей под него обуви. Пришлось пару раз поправить продавцов, что мы с Нейтоном не пара. А что, разве друг не может купить вещей своей подруге, если он хочет, чтобы она выглядела достойна? Не всё же время мне ходить в брюках и рубашке, что я выбрала в качестве одежды, отправляясь к стилисту.
***
– Шампанского? – предложил курсирующий между посетителями официант. Я отрицательно мотнула головой, и он обратился с тем же предложением к следующему человеку.
Нейтен отошел переговорить с организатором выставки, обещая вернуться к моменту, когда двери галереи откроются для посетителей. Но вот, люди уже во всю обсуждали, что они видят в этой, а что в той неопределенной мазне. Сама выставка была посвящена символизму, потому сложно было увидеть на полотнах что-то однозначное.
Стоя перед картиной с сине-красно-белой гаммой цветов, вела взгляд по линиям, что взметались резко вверх, падали вниз, закручивались кольцами с пугающей темнотой в их сердцевине.
«Грот», – прочитала я на табличке, прикреплённой рядом с картиной. Вернула взгляд к произведению и пригляделась по-новому: – «Хм, ну да – грот».
– Пить хочешь? – услышала я голос Нейтена совсем рядом, обернулась на него и улыбнулась. – Держи. Апельсиновый. Чистый, – подметил он, протянув высокий стакан с оранжевой жидкостью.
– Спасибо, – поблагодарила, приняв подношение, – но это не отменяет того факта, что ты мне соврал.
– Что, когда? – растерялся Нейт, по его нахмуренному лбу и озадаченному взгляду было понятно, что он пытается сам найти правильный ответ.
Не стала его мучить и подсказала:
– Ты обещал вернуться к открытию галереи.
– Да, просто организаторы напутали с табличками к моим картинам, пришлось в срочном порядке исправлять.
– Сам, что ли, перевешивал?
– Нет, следил, чтобы опять не повесили ошибочно. Они в упор не могли отличить «апельсиновое дерево» от «солнечного утра».
– Вот недоумки, и где их глаза были? Ведь там, где желто-оранжевые круги – это дерево, а там, где красно-оранжевые – утро, – деланно возмутилась я и тихо добавила, отпив немного сока. – Ну подумаешь, если их рядом поставить, один цвет выходит.
– Это разные цвета и разные картины, – возразил Нейт, ревностно отстаивая свою точку видения.
– Ты – художник, тебе видней. А я вообще дальтоник, мне всё фиолетово, – ловко ушла от ответственности и от друга к следующей картине.
Зная Нейтена, он мог пуститься в чтение лекций «да как ты не понимаешь...», по окончанию которой я так ничего и не пойму. Но он всё-таки смог увести меня поближе к своим картинам. Нейт встал спиной к своим полотнам, обхватив одной рукой грудь, а вторую пытаясь сожрать, начиная с ногтей.
– Они ушли? Что они говорят? Они выглядят заинтересованными? – сыпал он вопросами, нервно бросая взгляды куда угодно, только не в сторону своих любимых детищ.
– Да чего ты так нервничаешь, словно опять в колледже на дне открытых дверей участвуешь? – припомнила я ему самую первую его значимую выставку.
– Потому что, если никому не понравятся мои работы, их никто не купит. Потраченное время и вложенные силы были зря.
– А как же та, – я щёлкнула несколько раз пальцами, пытаясь выудить из памяти имя женщины, что была в восторге от любой неправдоподобной мазни Нейтена, и всегда была рада помочь пристроить их достойным людям – ценителям искусства, как говорила она.
– Саша? Не хочу опять к ней обращаться. Она с меня такой процент берет, что мне хватает только на новые материалы для следующих картин.
Не стала спорить и нагнетать обстановку, но воспользовавшись тем, что мой стакан давно опустел и был отобран одним внимательным официантом, отправилась в дальнее помещение галереи. Там, по словам моего верного, то есть нервного друга, находился импровизированный бар, где я могла найти чего-нибудь попить.
Неожиданно ощутив чью-то ладонь, что сжалась выше моего локтя, оглянулась, решив, что Нейт вздумал остановить меня.
– Я за со... – оставшаяся часть слова исчезла, уступив место оглушительной пустоте. Но мгновения хватило, чтобы включить мозги и перестать пялиться на приставшего человека: – Отпусти меня! – прошипела подобно змее и дернула руку на себя, пытаясь вырваться из обжигающей хватки Кевина.
– Не трогаю, – заверил он, убрав руки подальше от меня. – Давай поговорим, – он указал своими темнющими глазами в угол помещения, посреди которого мы встали, как вкопанные.
– Я не хочу тебя видеть, слышать, и дышать одним воздухом, – выпалила на одном дыхании, порываясь вернуться к Нейтену – он же меня в обиду не даст?
– Просто выслушай меня, и я отстану, если ты того по-прежнему будешь желать, – умолял Кевин, преграждая мой путь своей статной фигурой.
– Ш-ш-штоб тебя, – пришикнула на него, устав прыгать туда-сюда в поиске лазейки.
Пришлось сдаться:
– Пять минут.
Он согласно кивнул, не расслабляя свои брови, что, казалось, навсегда сошлись на его переносице. Ну прям очень расстроенный мужчинка. Если он думает, что щенячьими глазками может выбить из меня прощение, – а что он собирается делать именно это я не сомневалась, – так вот, пусть выкусит. Я не вчера родилась, и один раз получить древком от граблей по лбу мне более чем достаточно, чтобы не ходить в ту сторону, где мне причинят боль.
Я отступила, чтобы не мешать людям свободно курсировать в сторону бара, и, скрестив руки на груди, призвала Кевина пошевелиться, пронзив его злобным взглядом.
– Я надеялся, что до этого не дойдет, но порой всё идет не так, как мы рассчитываем, – ударился в философию Кевин, за что я его грубо одернула:
– Четыре минуты.
– Да, я не собираюсь брать в жёны другую.
– О, ну спасибо, сразу столько забот отпало, – не удержалась я от язвительного комментария.
– Я не шучу. Мы с Линдой знакомы уже лет семь. На одном из благотворительных вечеров пересеклись, потом еще и еще.
– Не хочу знать, какими местами вы пересекались, но сразу видно, что вам суждено быть вместе, – всплеснула руками и уперла их в бока, не понимая, зачем я ему дала эти пять минут.
– Она дочь владельца крупного банка. Мой отец, я же тебе про него рассказывал, – слегка воодушевился Кевин, будто упоминание его отца – палочка-выручалочка и всё объяснялочка.
– Если ты про «я не хочу говорить про свою семью», то да, а если нет – то ты меня спутал с другой своей невестой.
Он потёр лоб, словно пытаясь припомнить это, а может, в поисках другого простого довода дать ему шанс всё исправить и вернуть, как было. Но это ведь уже невозможно. Моё сердце словно лишили существенной его части, и это просто так не поправить.
– Мой отец вцепился в простую возможность получить гарантированные инвестиции в наш следующий проект.
– Ничего такие инвестиции, если она способна на что-то, кроме того, чтобы выглядеть сногсшибательно, – злость пропитала каждое слово, изъедая мои нутро и горло, от чего голос звучал совсем непривычно.