Детство
Её родители были продуктом советского строя. Оба коммунисты, педагоги, добропорядочные граждане. Лишённые веры в Бога, но не лишённые предрассудков о приоритете рождения мальчиков перед девочками. Возможно, живя долгое время в Средней Азии, они попали под влияние местных устоев. Но, разве культура народа, рядом с которым ты живёшь, должна влиять на любовь к собственным детям?!
Назар, после рождения второй дочки, вместо ожидаемого сына, часто бывал в плохом настроении, стал более замкнут. Супруга, Анна, нашла, как казалось, идеальный выход, как восстановить мир в семье. Свою малютку, и до этого не избалованную вниманием матери и отца, когда той, ещё не было и полгода, отдала на воспитание своим родителям.
– Ну помоги мне, мам, – уговаривала Анна свою мать. – Возьми её, на время.
– Да неправильно это дочь! Вы же ребёнку своему жизнь можете испортить. Она же вырастит, понимать всё начнёт. Не по человеческим законам это, когда при живых родителях ребёнок будет с чужими людьми расти.
– Не чужие вы ей, мам. Да и неизвестно, где ей лучше будет. Если и дальше так пойдёт, не будет у меня никакой семьи. Зина, вон, второго сына подряд родила. А я... – Анна утёрла набежавшую слезу. –Она ежеминутно напоминает мне и Назару, что я не оправдала надежд мужа. Подвела его. Для меня же самое главное - это моя семья. И я сделаю всё, чтобы её сохранить! Как только Назар привыкнет к мысли о Танечке, я её заберу.
– Ладно, дочь. Решение ваше, как жить вашему ребёнку. Вырастим.
Ефросинья Максимовна, женщина весёлая, энергичная, деловая, ко всему подходила с энтузиазмом и неуёмной энергией. Она не могла не взять к себе эту малютку, прекрасно понимая, что, возможно, ребёнку будет лучше расти с любящей бабушкой, чем терпеть постоянные нападки и раздражение родителей в доме дочери. Трудности Ефросинью никогда не пугали. Ничего, своих двух дочерей вытянула в войну, и эту малютку поставит на ноги.
Эта небольшого роста женщина с каштановой косой никогда не сидела на месте. После войны завели с мужем пасеку, кур, свинью, гусей, большой огород. Ефросинья была, как говорится, на все руки мастер: готовила, обрабатывала огород, шила, вязала, как и большинство женщин, после войны.
Так, маленькая Таня сменила одно место жительство на другое, а по сути вся жизнь девочки с этого момента пошла другим сценарием.
Материнское молоко девочке заменило разбавленное коровье. Иногда ей заворачивали в марлю кусочек сахара или хлебушка и давали сосать вместо соски.
Маленькая Танечка была теперь под присмотром любящей бабушки. У которой, казалось, сил и времени, хватало на всё.
– Ну, чего, чего, чего ты?! Плакать собралась? – говорила ласково Ефросинья, видя печальные, всё понимающие глазки ребёнка. Зря Анна думает, что малышка ничего не понимает. Чувствует то малышка всё. Что ты не нужен родителям невозможно не почувствовать. Женщина постаралась придать голосу бодрости. Не стоит ребёнку чувствовать, что её жалеют. – Зря ты так, Танечка! Не понимаешь ты своего счастья! Да мы ещё с тобой вдвоём горы свернём!
– Что ты ей рассказываешь, не понимает она ещё ничего?! Заткни её просто чем-нибудь, чтобы она не орала, – ворчал Аким Матвеевич, муж Ефросиньи, поправляя свои курчавые светлые волосы.
– Да всё она понимает, – возразила Ефрасинья, беря малышку на руки и прижимая её к своей большой, мягкой груди. – А по тому и плачет, что всё понимает, что без любви матери осталась. Скажет, тоже, не понимает. Да, внученька?!
– Может, просто голодная?
– Не голодная она. Сам знаешь. Эх, Танечка! Где наша не пропадала. И нам с тобой веселее будет. Вырастим тебя, как свою. Правда, Аким?
– Правда, правда, – отвечал супруг. – Будет тебе помощница.
Аким обычно был не многословен, строг. Часто скрывал свои чувства от окружающих.
С появлением в его доме внучки он часто кричал на жену, выплёскивая своё раздражение из-за постоянного плача девочки.
– Опять за своё! Опять воет! – кричал он на ребёнка заходя в дом. И по привычке выговаривал жене, – Ты баба или нет, что с малым дитём справиться не можешь?! Хочу прийти домой и отдохнуть в тишине. Заткни её чем-нибудь, чтоб я её не слышал, а то я сам её успокою! Свалилась на мою голову!
– Пойдём, внученька на свежий воздух, погуляем, курочек покормим, – не переча мужу, наскоро укутывая ребёнка, говорила Ефросинья, пытаясь успокоить ещё громче начавшую плакать малышку, испугавшуюся криков мужчины.
Со временем, конечно и Аким привык к девочке. Да и она, взрослея не так остро реагировала на громкий голос деда, хоть и побаивалась при нем показывать свои чувства. Иногда, он брал внучку на руки, и, ходя по двору, саду, рассказывал ей про их хозяйство, про растения и животных. А о животных он знал много, так как всю жизнь проработал ветеринаром.
Ефросинья, видя перемену в муже к девочке, и сама успокоилась, вернув себе былую жизнерадостность. Жизнь вернулась в спокойное русло.
Ефросинья была доброй, общительной жизнерадостной женщиной. С соседями они были как одна большая, дружная семья, которая помогала, поддерживала друг друга и в тяжёлые годы войны, и после неё.
Нередко в доме Ефросиньи и Акима собирались соседи провести вместе весело вечерок за накрытым столом и чарочкой водки. Вспомнить прошлое, пошутить о настоящем.
Маленькая Танечка в это время сидела на печи и наблюдала за гостями из своего укрытия, слушая разговоры, не всегда предназначенные для детских ушей.
В эти вечера в доме было шумно и весело, звучали шутки, смех, анекдоты, не обходилось без застольных песен и весёлых частушек. Танюша смеялась над обычно серьёзным, худощавым, чуть сутулым дедом, когда он выпивал. Он тогда становился таким смешным, ласковым, много шутил, баловался с внучкой и строил ей рожицы.
Соседки, зная, что идут в гости, где увидят маленькую прелестную девочку с мелкими чёрными кудряшками на голове, с большими, чуть раскосыми глазами, обрамлёнными длинными закрученными ресничками, с надутыми розовыми губками, часто брали с собой гостинец. Девочку угощали сахарком, булочкой, конфеткой, засахаренными фруктами.
Особенно восхищалась девочкой соседка еврейка Ульяна Франциевна.
– Фрось, ну какая она у тебя хорошенькая, – восклицала женщина, перебирая мелкие кудряшки девочки своими пальцами. – Может, подаришь её мне? Уж я её буду баловать, её кудряшки в косички заплетать. Вот именно о таком ребёнке я всегда мечтала. Пойдёшь ко мне, Танюша?
– Ой, скажешь тоже. У тебя же своих – двое внуков.
– Так у меня оба мальчики. Разве может мальчик сравниться с такой прелестной красавицей. Смотри-ка, у неё глазки светлеют. Вот красавица будет: кудрявая, с пухлыми губками, голубыми глазками. Мне бы такое чудо, как Танечка, я бы её с рук не спускала.
Ульяна Франциевна стала, своего рода, опекуном Тани, всегда её подкармливала, приглашала к себе, всегда у неё был припасён для девочки гостинец или маленькая игрушечка. Таня была желанным гостем в её доме.
С малолетства Таня росла самостоятельной. Ей не было ещё и двух лет, когда ей разрешали гулять возле дома одной. В один из таких дней, группа детей окружила девочку. Они стали её толкать, требуя, чтобы она показала, что за верёвочка висит у неё на груди. Девочка увернулась и побежала. Но, маленькие ножки не могли бегать настолько быстро, чтобы оторваться от преследования. Когда дети нагнали малышку, она схватила верёвочку на груди, пытаясь не дать сорвать её детям. Но, они были сильнее. Один из мальчишек постарше, всё же сорвал верёвочку, но, вопреки ожиданиям, вместо крестика, обнаружил привязанную к верёвочке соску. Мальчишки даже расстроились, уже предвкушая, как научат эту мелкую девчонку, что носить крестик это стыдно, что это пережиток прошлого, а она, живя с бабушкой, этого не понимает. Таня от обиды заплакала. В эту минуту подоспела Ульяна Франциевна. Она разогнала детей, успокоила девочку.
– Мы думали у неё там крестик на груди. Думали, она враг Советского народа, – оправдываясь воскликнул один из мальчиков, отойдя на безопасное расстояние.
– Какие же вы бессовестные. Связались с младенцем. Вот я расскажу вашим родителям! Будете знать, что такое враг Советского народа. Бестолочи. А, ну, марш отсюда! – Женщина взяла малышку на руки, и, прижав к груди, успокоила. Женщина покачала головой, видя такое поведение детей. Да! Быстро пускают корни в молодых умах любые навязанные им мысли и нормы поведения. Повесив соску опять на шею девочке, она отвела её к себе домой, угостив сладостями.
Ефросинья, хоть и была крещённой, но, и сама ходила в церковь только по праздникам. Говорила, что ей некогда. Работать надо. А Бог это видит, и всё понимает. А работала Ефросинья с рассвета до заката. Может быть, бабушка и крестила внучку, но это, стёрлось из памяти малышки навсегда.
Каждое утро, только вставало солнце, заплетя свои густые каштановые волосы в косу, Ефросинья шла на рынок неподалёку, за свежим молоком, творожком, сметаной. Таня очень боялась этого момента, особенно, когда деда не было дома. Она просыпалась от скрипа половиц и, лёжа на тёплой печи, делала вид, что спит, пока бабушка не уходила. А потом, Таня напряжённо вслушивалась в тишину, отсчитывая минуты до прихода бабушки, и тихонько плакала. Оставаться дома одной было очень страшно. Треск в печке, скрип половицы, стук по крыше, тени за окном принимающие причудливые образы то руки, то чудища, заставляли девочку трястись от страха. Но, закрыть глаза было ещё страшнее. Вдруг именно в этот момент чудище, прятавшееся до этого, направится к ней. Опасность лучше встречать лицом. Этому Таня тоже научилась у бабушки.
Возвращение бабушки было самым счастливым моментом каждое утро. Таня лежала на печи и, спрятавшись под одеялом, делала вид, что спит, тихонько всхлипывая. Но, бабушку никогда не удавалось провести.
– Ну что, опять плакала? – спрашивала женщина, зайдя в комнату и даже не заглядывая на печь. – Сколько раз я тебе говорила, что нельзя всего бояться!
Но, девочка от этого упрёка только громче всхлипнула.
– Вот, глупая. Сама себе навыдумывала чего-то и сидит, ревёт. Мало ли что может показаться! Опять что-то послышалось?
Таня, сквозь слёзы, кивнула своей курчавой головой.
– Ну-ка, вставай. Пойдём проверять.
Девочка сползала с печки. Бабушка, вытерев с её щёк слёзы своим фартуком, взяла девочку за руку, и повела по дому, заглядывая во все углы, шкафы, под стулья и кровать. Конечно же, они, как всегда никого не нашли.
– Ты уже большая, – журила бабушка трёхлетнюю внучку. – Чего ревёшь каждый раз?! Стыдно всего бояться. Если что-то почудилось, пойди, проверь. В своём доме вздумала чего-то бояться! Сюда никто, кроме нас не зайдёт. Сколько раз я тебе говорила! Мало ли, яблоко на крышу упало, мышь под полом пискнула, ветер в окно ударил.
Девочка молчала, схватив подол бабушкиного платья в свой кулачок.
– Будешь трусихой, можно всю жизнь так просидеть на печи и бояться выйти на улицу. Обещаешь, что перестанешь бояться?
– Да, – соглашалась девочка каждый раз. Было стыдно, что тебя считают трусихой, ведь ты должна быть самой хорошей во всём. И Таня прилагала все свои детские силы, чтобы унять в себе страхи. Но прошло ещё немало времени, прежде чем она действительно перестала бояться оставаться дома одна, найдя логичное объяснение всему, что ей слышалось.
– Ну что, успокоилась? А я молочка, творожка принесла. Пойдём, поможешь мне завтрак приготовить.
Тане нравилось наблюдать, как бабушка работала. В её руках всё словно горело. За всё она бралась в хорошем настроении, всегда шутила, улыбалась, казалось, её энергии нет конца. И не было такого дела, которое было бы не под силу этой женщине.
Тане очень нравилось находиться рядом с бабушкой, помогать ей. Конечно, поначалу она мало чем могла помочь. Так, что-то принести, выщипать сорняки с грядки, помыть овощи, налить воды. Но, постепенно, постоянно находясь рядом с бабушкой, Таня стала незаменимой помощницей. Но, ребёнок есть ребёнок и от работы она уставала гораздо быстрее, чем Ефросинья.
– Бабуль, – спрашивала девочка, оторвавшись от порученной ей работы в саду, – а мы ещё долго?
– Тебе опять плохо? Сейчас в обморок упадёшь?! – Забеспокоилась бабушка. – Пойди, сядь в тенёчке.
Девочка росла нежной и хрупкой на вид, но всё же была живой и любознательной. Всё детство Таня без причины падала в обморок. Может быть проблема была в физической слабости организма ребёнка, а возможно, так себя проявляло внутренне эмоциональное состояние девочки, которая требовала к себе таким образом внимания, сочувствия, крупицы проявления любви близких. Но ни родители, ни бабушка не обеспокоились этой проблемой, надеясь, что всё пройдёт само собой, уповая на то, что эту болезнь нужно просто перерасти. Таня была сверхчувствительна к солнцу, и от сильной жары тоже могла упасть в обморок, особенно, если солнце припекало затылок. Но, девочка, не обращая на это внимания, старалась ни в чём не уступать бабушке. Быть нужной и помогать, даже в ущерб себе, становится в приоритете у недолюбленных детей, в попытке оправдать своё существование.
– Да нет, бабуль. Всё хорошо. Пока ещё не сильно жарко. Просто спрашиваю.
– Сейчас, грядки дополем, зёрнышки посадим и всё. Пойдём домой, обед готовить. А тебе может и правда, лучше в дом идти? Жарко уже.
– Нет. Я с тобой. – Плечики шестилетней девочки опускались от усталости. – А отдыхать ещё не скоро?
– На том свете отдохнем, – смеялась Ефросинья и вокруг её добрых глаз образовывались глубокие морщинки. – Отдых, это что? Отдых – это смена деятельности. То одно поделаем, то другое, вот тебе и отдых.
– Бабуль, а ты не устаёшь?
– Устаю. Но, это приятная усталость. Пока я шевелюсь, я живу. Мне и останавливаться не хочется. – Ефросинья выпрямилась, заправив за платочек на голове прядку волос. – Ведь в нашей жизни как? Стоит остановиться, ножки свесить, как сразу появятся болячки, хвори, а там и помереть недолго. Если не от болезни, так от безделья помрёшь. Запомни это внучка. На всю жизнь запомни. Всегда надо шевелиться, что-то делать, быть кому-то нужной. Ведь, Бог увидит, что ты никому не нужен на этом белом свете и никому пользы не приносишь, так и помрёт человек сразу. Нет. Я ещё пожить хочу. Дочкам помочь,.Тебя вырастить. Нет. Нельзя останавливаться. Поняла?
– Поняла, – отвечала девочка, и, преодолевая себя, вновь принималась за работу.
Бабушка стала самым дорогим человеком для девочки в её раннем возрасте.
У Назара и Анны спустя пять лет, после рождения Тани появился на свет сын, Александр. Наконец-то их дом наполнился счастьем и радостью.
Хотя, нельзя сказать, что родители полностью забыли про девочку. Двери их дома всегда были открыты для неё. Они жили неподалёку. От их дома до дома бабушки можно было дойти пешком, это было под силу даже маленькой девочке. Таня часто виделась с родителями и сестрой. По началу, она как хвостик бегала за Олей, стараясь подражать ей во всём. Даже в туалет ходила с сестрой. Ей приходилось снова и снова натыкаться на недружелюбное отношение со стороны сестры, терпеть её нагоняи и оскорбления, видеть в каждый свой приход холодную вежливость родителей, прежде чем в её детском сознании, наконец, ни отложилось, что в родном доме её не очень ждут. Что там без неё жизнь идёт своим чередом. Иногда она даже оставалась у них на ночь. Но, Таня, входила в дом родителей, как в гости, потому что знала, её здесь не оставят навсегда.
Когда девочка спрашивала бабушку о том, почему она живёт с ней, а не с родителями, бабушка никогда не отвечала прямо.
– А разве тебе с нами плохо?
– Нет, – смущённо отвечала девочка. – Но, все другие дети живут с родителями.
– Глупости всё это. Все живут по-разному, – отвечала Ефросинья, не отрываясь от работы. – Главное, чтобы тебя любили. А маме сейчас некогда, она следит за малышом. Да и места у нас больше. А разве мы тебя с дедом не любим? Разве ты хочешь от нас уехать? Оставить нас одних?
– Нет.
– Нам ведь так хорошо вместе. А я сейчас и не представляю, как бы мы с дедом справлялись без тебя.
И Таня, чтобы не обижать бабушку, старалась больше не заводить разговора о том, что она хочет жить как все нормальные дети, с родителями. Лёжа ночью в кровати, девочка иногда тихонько плакала и гадала, чем же она так плоха, что родители не хотят брать её жить к себе.