Книги
Глава 37. Comeback*
Получить визу для вступления в брак оказалось проще, чем гостевую или туристическую, к тому же большую часть документов должен был предоставить Тони. Уже в начале ноября он встречал меня в Хитроу.
Мне и в голову не приходило, насколько иначе ситуация могла выглядеть с «противоположного берега». Тони считать умел, экономист как-никак. И мое молчание его здорово напрягало. Конечно, стопроцентной уверенности в том, что я беременна, у него не было, но он элементарно сложил два и два: и то, что я без конца нервничала, и то, что отказывалась от спиртного, и даже мою одинокую поездку в Стэмфорд на автобусе.
Но вывод Тони сделал настолько же далекий от действительности, как и мое подозрение о том, что семью и детей он хочет вовсе не со мной. А именно: раз я ничего ему не говорю, значит, рожать не собираюсь. Либо собираюсь, но сам он мне в качестве мужа и отца ребенка не нужен. Поэтому говорить при таком раскладе о любви казалось ему абсурдным. А его намеки, как он потом сказал, я понимать категорически не желала. И что заставило его позвонить, когда мне оставалось несколько минут до посадки, он и сам не знал. Я – догадывалась. Но помалкивала.
Тони снял небольшой дом в Челси, недалеко от зимней квартиры Питера и Люськи. Узнав, сколько стоит месячная аренда, я чуть не упала в обморок, но Тони заверил, что мы можем это себе позволить. Сдав дела в Скайхилле своему преемнику, он вышел на новую работу. Лорен, жене Павла-Пола, в наследство от отца осталась крупная торговая компания. Пост исполнительного директора лондонского филиала она предложила Тони. Конечно, ему снова предстояло работать на друзей, но все-таки с Полом и его женой они были не настолько близки, как с Питером.
Свадьбу мы сыграли достаточно скромно, получив в начале декабря свидетельство о браке в Register Office. К тому моменту я начиталась всяких ужасов в интернете и накрутила себя до стопроцентной уверенности, что мы обязательно что-то упустили, что прямо во время церемонии меня арестуют и депортируют, навсегда закрыв въезд в Англию.
Но все прошло тихо, буднично и благополучно. Люська и Питер были свидетелями, а кроме них на церемонии присутствовали только родители и младший брат Тони. С ними – и, разумеется, с бабушкой – я уже познакомилась во время поездки в Бостон. Они мне понравились, я им, кажется, тоже. На медовый месяц, точнее, на две медовые недели, мы уехали в Португалию, благо, на этот раз я запаслась и шенгенской визой. Конечно, я предпочла бы теплое море, но врач запретил резкую перемену климата и длительные перелеты. Впрочем, и в Португалии было здорово – тепло, солнечно, красиво и вкусно.
Вернулись к самому Рождеству, которое отпраздновали с Люськой и Питером в Скайхилле. Было так странно снова оказаться там – как будто еще раз увидеть волшебный сон, который однажды уже снился. Слуги поздравляли нас с Тони, и я с удивлением и радостью понимала, что они делают это совершенно искренне, не по обязанности.
Впрочем, был один человек, ненавидевший меня ярко и абсолютно прозрачно. Взгляд, которым Энни одарила нас с Тони, когда мы вошли в холл, был похож на кошачью лапу с выпущенными когтями. Я даже инстинктивно прикрыла живот рукой, как будто она чем-то могла навредить малышу. Причина этой ненависти, которая раньше не поднималась выше банальной неприязни, была мне непонятна, но мысли об этом я отложила, как хомяк складывает морковку в защечный мешок - на потом.
В Сочельник выпал снег, замок и парк стали сказочно красивыми. Мы сидели у камина в холле, рядом с огромной елкой, сияющей огнями. На следующий день ждали из Девона мать Питера и еще каких-то гостей, но в тот вечер были только мы вчетвером. Или вшестером – если считать маленьких человечков в наших с Люськой уже хорошо заметных животах.
Я сидела на диване рядом с Тони, уютно пристроив голову ему на плечо, а ноги – на одну из корги, слушала, как Питер рассказывает забавную историю. Мне было так хорошо, так спокойно. И вдруг…
Рождество… Двенадцать рождественских дней 1541 года. Хэмптон-корт – настоящий Хэмптон-корт. Я вспомнила это так отчетливо, как будто снова на мгновение погрузилась в прошлое. Генрих на королевском месте в пиршественном зале, рядом – Екатерина Говард, с другой стороны – «любимая сестра» Анна Клевская. Я так рада ее видеть, и она улыбается мне. Генрих подарил жене двух щенков спаниеля, но Екатерина просит у него разрешения отдать их Анне. Король кивает, Анна берет щенков на руки, ее лицо сияет, она кажется почти красавицей…
Я встряхнула головой – видение исчезло. Мы снова были в Скайхилле. Мне показалось, что холодная рука скользнула вдоль позвоночника, по всему телу пробежала дрожь. В последние месяцы я почти не вспоминала о другой своей жизни – о жизни Маргарет. А если вдруг и вспоминала, то мимолетно – как интересную, но подзабытую книгу.
- Кто-то прошел по твоей могиле, - шепнул Тони мне на ухо, приглаживая вставшие дыбом волоски на моей руке.
В Лондон мы вернулись после Нового года. Перед самым отъездом я подошла к портрету на галерее. Чувство смутной тревоги не оставляло меня все последние дни.
- Что происходит, Маргарет? – спросила я, прекрасно понимая, что не получу ответа.
***
Будни… Тест по английскому я сдала еще дома, поэтому осталось только подать документы на визу члена семьи. А еще нашла помощницу по хозяйству – симпатичную девушку по имени Мод, которая приходила на полдня по будням.
С Люськой мы каждый день болтали по телефону и виделись несколько раз в неделю, встречаясь чаще всего в кондитерской ровно на полпути между нашими домами. А еще вместе ездили на осмотры в клинику, где нам предстояло рожать.
Люське на узи стопроцентно определили, что будет мальчик, - к их с Питером великой радости. Мой ребенок оказался стеснительным и свое хозяйство старательно прятал. Поскольку мы сразу решили, что будем крестными детям друг друга, со вторыми именами проблем не было – Питер или Люси у нас, Энтони у них. Мы с Тони сразу решили называть дочку Маргарет, но для мальчика я не хотела никаких исторических ассоциаций. Поэтому в качестве первого имени после долгих размышлений был выбран Виктор. Питер с Люськой перебрали всю родословную, но так ни на чем и не остановились. Не объясняя причины, мы предложили Бернарда и Мартина. Первое имя ассоциировалось у них исключительно с большой слюнявой собакой, а второе понравилось, но в финале уступило Юджину. Юджин Энтони Даннер, виконт Флиткорт – это звучало внушительно.
У нас с Тони все было идеально – насколько вообще могут быть идеальными отношения двух взрослых особей разного пола, выросших в абсолютно несходной среде. То есть мы периодически друг друга не понимали, раздражали и ссорились, а потом мирились, и снова воцарялась идиллия. В общем, все было бы великолепно до полной невероятности, если бы не одно обстоятельство…
После Рождества в Скайхилле я стала вспоминать прошлое все чаще.
Нет, вспоминать – это совсем не то слово. Я стала погружаться в прошлое, переживать его снова и снова, как самую настоящую реальность. Как тогда. Но только теперь в этих обрывках из жизни Маргарет не было главного. Не было самой Маргарет – ее чувств и мыслей. Я – Света Захоржевская, миссис Энтони Каттнер - оказывалась в шестнадцатом веке в ее теле, и со мной опять происходило все, что когда-то уже произошло с ней. Но если прежде я испытывала одновременно и свои, и ее чувства, то теперь - только свои.
Хуже всего обстояло с интимом. Это и раньше было довольно мерзко, но радость Маргарет как-то скрашивала дело. Теперь я занималась сексом (точно уж не любовью!) с неприятным мне мужчиной, желая его телом, тогда как сознание выло от отвращения. Мое «я» оказывалось запертым в мертвой оболочке, в заводной игрушке, раз за разом механически повторяющей то, что когда-то случилось с настоящей живой женщиной, которая любила и страдала, радовалась и грустила.
Я ничего не могла поделать – прыжки в прошлое происходили помимо моей воли. Это пугало и надолго выбивало из колеи. Неприятным казалось все, даже самые невинные, нейтральные моменты. Но после эпизодов с Мартином мне стыдно было смотреть в глаза Тони – как будто я напилась и изменила ему с сантехником, пришедшим прочистить унитаз.
И, кстати, это сравнение было не случайным. Маргарет, такая же нюхливая, как и я, не замечала, насколько противно пахло от Мартина – прогорклым потом, его собственным и конским, несвежим бельем, испорченными зубами. Но для нее это был самый прекрасный запах на свете – запах любимого мужчины.
Поделиться было не с кем. Тони ничем не мог мне помочь. И понять тоже не мог. Нет, он поверил бы мне и посочувствовал, но… Даже если на свете и нашелся бы хоть один человек, который понял бы меня по-настоящему, это точно был бы не мой муж. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Понятное дело, Тони мое состояние беспокоило, но он списывал это на обычные страхи беременных.
Тем временем весна незаметно перевалила за середину. И у нас, и у Даннеров все было готово к Великому Событию. Приблизительную дату родов мне определили на двадцать первое апреля, Люське – на неделю позже. Но Юджин, как настоящий мужчина, решил, что ему не пристало быть младше возможной невесты.
За три дня до моего срока, рано утром, Люську скрутило в бараний рог, и Питер отвез ее в клинику. К вечеру она прислала мне на телефон фото красного щекастого виконта в смешной шапочке.
На следующий день я неосмотрительно отправилась ее навестить, но не успела толком разглядеть будущего крестника, как поняла: пора и мне. Благо, не надо было никуда ехать – просто пройти в другой конец коридора. Через час, когда примчался встрепанный, испуганный Тони, я уже бродила по родильной палате, согнувшись в три погибели и изрыгая самые страшные ругательства аж на пяти языках.
Тогда мы с Маргарет управились намного быстрее. Схватки начались ночью, а утром родился мальчик – наш с Тони пра- и еще много раз прадедушка. И хотя я знала, чего ждать, с моим ребенком все было гораздо кошмарнее. Кто бы мог подумать, что бывает такая боль!
Я орала, как резаная, Тони держал меня за руку и глупо уговаривал «дышать», а мне хотелось его убить самым жестоким образом, а перед этим непременно кастрировать. Интересно, есть ли в мире хоть одна женщина, которая во время родов вспоминает удовольствие от процесса зачатия и не испытывает ненависти к субъекту, приложившему к этому руку - и не только руку?
Вечер, ночь, утро… Пытка продолжалась уже почти сутки. Снова цунами боли, на мгновение меня охватила странная апатия, стало все равно, что будет: родится ли ребенок, умру ли я. И тут же акушерка сказала:
- Головка идет. Еще разок тужимся!
Знакомое ощущение – что-то огромное, как кит, и такое же скользкое вырвалось из меня. Обиженный вопль – самый чудесный звук на свете!
- Ну вот, мамочка! Посмотрим, кто у нас?
- Девочка, - прошептала я.
Тони перерезал пуповину, и малышку на несколько минут положили мне на живот. От счастья у меня полились слезы. Когда акушерка забирала ее, Маргарет открыла глаза. Я знала, что у всех новорожденных они мутно-голубые, но у нее оказались ярко-синими.
Тони бормотал что-то несвязное, из чего я разобрала только «спасибо» и «моя любимая». Зазвенело в ушах, рот наполнился кислой слюной. Я смотрела словно через мутную пелену. А потом все исчезло…
Когда я очнулась, в окно комнаты, рисуя на стенах багровые пятна, заглядывало усталое вечернее солнце. Мне показалось, что все внутри меня превратилось в кусок льда.
- Миледи, - Бесси протянула мне стакан воды, - выпейте это...
_____________
*(англ.) Возвращение
2017 г.
