Книги
Глава 36. Тридцать первое августа
Накануне отъезда я лежала на кровати в комнате Тони, задрав голову, не пуская слезы из глаз.
- Света, я не хочу, чтобы ты уезжала, - в стотысячный раз сказал он, стоя у окна. – У тебя полугодовая виза, и ты можешь пробыть здесь все шесть месяцев. Если дело в деньгах…
- Дело не в деньгах, - перебила я. – Ты же знаешь, у меня приглашение на три месяца. Если я пробуду больше, следующую визу могут просто не дать. А если вернусь сейчас и Люси пришлет мне еще одно приглашение, смогу подать документы на новую, с декабря.
- Я сам тебе его пришлю.
- Не лучшая идея, - возразила я. – Не обижайся, но это будет выглядеть подозрительно, если мне сразу же сделает приглашение другой человек, да еще мужчина. Особенно если учесть, что с работой и с банком у меня все плохо и снова придется просить Федора побыть моим фиктивным спонсором.
- И фиктивным гражданским супругом…
- Тебя это беспокоит?
- Представь себе!
Тони по-прежнему стоял у окна, разглядывая что-то в саду.
- Холодно здесь зимой, - сказал он задумчиво. – Здесь, в квартире. Отопление слабое, обогреватели не справляются. Питер с Люси живут в Лондоне, сюда редко приезжают. Тебе там будет неудобно у них.
- И что ты предлагаешь?
Я уже не могла сдерживаться и предательски всхлипнула. Тони сел рядом со мной, наклонился, слизнул слезинку с моей щеки.
- Я могу снять квартиру в Стэмфорде. Или лучше в Лондоне – чтобы ты виделась с Люси. Зимой в поместье немного работы, мне не обязательно быть все время здесь. Возможно, вообще буду искать другое место. Помнишь, ты спросила, когда мы только познакомились, не смущает ли меня, что я работаю на своего друга. Тогда это казалось нормальным, но за последние месяцы… Пожалуй, ты права – с другом лучше… просто дружить.
- Тони, какой смысл говорить об этом сейчас? Может, мне вообще визу больше не дадут. Может, Федор откажется помогать – и все. Даже если найду какую-то охренительную работу в офисе – это еще не показатель мой стабильности. А ты в Россию не поедешь.
- Почему ты так думаешь? – спросил Тони тихо.
И правда, почему? Но даже в качестве туриста я не могла представить его себе на питерских улицах или в гостем в моей квартире. Это было бы примерно так же, как если бы вдруг материализовался герой из сна. Говорит Ивану жаба: поцелуешь – стану бабой. Была лягушка-царевна, а после поцелуя превратилась в простую бабу Василису, хоть и премудрую.
После того как закончилась история с кольцом Маргарет, мы с Тони провели три совершенно сказочные недели. Ездили в Лондон, в Шервудский лес и на побережье, гуляли, катались верхом. Побывали в Стэмфорде на ярмарке – опробовали детскую карусель, и Тони купил мне воздушный шарик, а еще - огромный кислый леденец на палочке, как и обещал. Но самое главное – все ночи мы проводили вместе, и никого это не беспокоило. Впрочем, может, и беспокоило, но нам было все равно. Несколько раз втроем с Джонсоном сидели по вечерам в его кабинетике, пили кофе и болтали.
Потом вернулись Люська с Питером. Было все равно хорошо, но уже не так. Уж больно много народу крутилось поблизости. Какие-то гости, родственники. Шум, суета – пикники, общие прогулки, скачки, теннисные турниры, рыбалка, охота на дичь с собаками. У нас с Тони было не так много возможностей побыть наедине, к тому же у него хватало работы. Но тем более ценными казались те часы, которые мы проводили вместе.
О кольце и о Хлое все благополучно забыли. Однажды Питер упомянул мимоходом, что за игрушечный пистолет она все же отделалась штрафом, а обвинения в краже он, как и обещал, выдвигать не стал. Я не могла понять одного: почему никому не интересно, по какой причине Хлое так сильно понадобилось это кольцо, что она не побрезговала забраться в гроб или заплатить, чтобы это сделали другие. И зачем стащила дневник лорда Колина.
По моему мнению, залезть в могилу можно было только за тем, что архиважно или имеет огромную ценность. Но если кольцо такое ценное, почему Люська с Питером подарили его мне, даже не посмотрев на него? Или все-таки Тони поговорил с Питером? Впрочем, хоть и грызло меня любопытство, ничего выяснять я не стала. Не тронь лихо, пока спит тихо.
Как ни хорошо мне было с Тони, призрак тридцать первого августа (ну да, не один призрак – так другой!) не давал мне покоя.
Неопределенность…
Я уговаривала себя ловить момент, но получалось плохо. Разговора о будущем мы оба избегали. Объяснение в любви? Я даже не знала, было ли оно на самом деле.
В душный августовский день стрижи с утра летали низко над землей, а Фокси и Пикси лежали в тени кустов неподвижными мохнатыми тряпочками. Было странно тихо, и только кузнечики блажили, как перед казнью. Остро пахло подстриженной травой и цветами. Ближе к вечеру воздух сгустился настолько, что стало трудно дышать. Плотный до осязаемости, он буквально на глазах превратился в черно-лиловую тучу.
Мы с Тони стояли, обнявшись, у окна в моей комнате и смотрели в сад. Я чувствовала себя такой же размазней, как корги, но едва засверкали молнии и подул ветер – предвестник ливня, все изменилось. Словно небесное электричество прошло через нас. Даже не помню, как мы очутились в постели. Чем ярче сверкали молнии и сильнее гремел гром, тем больше это нас подстегивало. И вот одновременно с раскатом грома, на самом пике страсти Тони прошептал: «Я люблю тебя!». И я ответила: «И я тебя люблю!»
Но потом… Я напрасно ждала, что он повторит эти слова снова. Да и помнил ли он о них? Сознавал ли в тот момент, что говорит? Я не знала. Да, Тони часто повторял, что не хочет, чтобы я уезжала, что будет по мне скучать и ждать следующего приезда. Но – ни слова о том, что же будет дальше.
Люська вообще никак не комментировала наши с Тони отношения – словно все шло так, как было задумано. Только изредка я замечала ее настороженный взгляд, когда видела нас вместе. Она вообще изменилась за те два года, пока мы общались только в скайпе. То ли статус, то ли возраст повлияли. Оставаясь по-прежнему шумной, беспокойной, ядовитой на язык, Люська больше уже не была такой открытой нараспашку, с бурным выхлопом эмоций. Нет, она по-прежнему делилась со мной своими секретами, но, как я поняла, должность Главной Жилетки перешла к Питеру. И я не могла сказать, что была сильно огорчена.
Как ни отмахивалась я от мыслей об этом, последний день все-таки пришел. С Питером я попрощалась еще накануне – он уехал проведать свою мать, которая жила на Девонском побережье. В аэропорт меня собиралась везти Люська – ей все равно надо было по делам в Лондон. С Тони мы договорились попрощаться в Скайхилле. Я бы не вынесла пытку тремя часами дороги и расставанием в аэропорту. Нет уж, лучше сразу.
С утра Тони уехал в Стэмфорд, а я неприкаянно бродила по дому. Вещи уже были собраны, в том числе и бутылка сверхдорогого виски для Федьки. Я попрощалась со слугами, раздала выданные Люськой чаевые, подкараулила Джонсона в коридоре.
- Эйч! – прошипела я, оглянувшись по сторонам.
С именами у нас так ничего и не вышло. Похоже, англичанину в принципе не по зубам произнести «Света», получается либо «Свэта», либо «Свьета». От Тони и Питера я терпела это стоически, но Джонсон был перфекционистом и сильно огорчался, что не может повторить правильно. Вариант Лана меня не устраивал, поскольку ассоциировался с названием антистатика для белья. В свою очередь, ему не нравилось ни Хэлари, ни Хэл, ни Боб в качестве сокращения от Бомбея. В результате мы, как парочка заговорщиков, стали звать друг друга по первым буквам имен – Эс и Эйч.
- Тебе, конечно, глупо предлагать чаевые? – я гадко ухмыльнулась.
- Издеваешься? – обиделся он.
- Но согласись, я же должна была спросить – для протокола? Вот, это тебе, - я протянула ему бутылку бренди, купленного в Стэмфорде. – Вообще-то я не специалист, но сказали, что хорошее.
- Спасибо, Эс, тронут. А это тебе. С автографом – от призрака*, - сказал он с нажимом, вручая хорошо знакомую книгу.
- Значит, это все-таки ты? – не столько удивилась, сколько обрадовалась я. – Почему-то так и думала. Кстати, можешь выпустить второе издание – дополненное.
- Сомневаюсь, что лорду Питеру это интересно, - махнул рукой Джонсон. – Приезжай еще, Эс!
- Подожди! – крикнула, когда он уже почти ушел. – Три месяца хотела спросить. Где колокол, в который ты звонишь перед едой?
- Это запись, Эс, - снисходительно объяснил Джонсон.
***
Обедали мы с Люськой вдвоем. Было как-то совсем уж похоронно, разговор не клеился. Люська почти ничего не ела, грустно думала о своем, на вопросы отвечала невпопад.
- Не проспи! – сказала она, когда, покончив с кофе, мы вышли в холл.
И вот теперь, вместо того чтобы провести последнюю ночь незабываемо, мы с Тони снова мусолили одно и то же: «не уезжай!» - «я не могу!»
Твое «не хочу, чтобы ты уезжала» звучит как жалоба обиженного ребенка, у которого отнимают игрушку, подумала я. Если б ты сказал всего одно слово – почему я не должна уезжать… Тогда я хотела бы остаться не меньше, чем ты хочешь, чтобы я осталась. Впрочем, я и так хотела. Но… не могла.
Разумеется, все продолжилось моими слезами и его утешениями, а завершилось вполне логически. И хотя было очень хорошо, но - с оттенком горечи. Быть может, в последний раз – я никак не могла избавиться от этого чувства.
Уснули мы, когда начало светать и запели птицы, а в семь уже встали. В честь моего отъезда даже завтрак накрыли в восемь. Забрав из комнаты последние мелочи, я подошла к портрету Маргарет. И хотя на меня смотрела вовсе не она, а просто ее написанное анфас изображение, я почувствовала что-то теплое, радостное.
«В портрете есть часть моей жизненной силы. Ведь его написал человек, который меня любил и которого любила я», - вспомнила я ее слова.
Накрапывал мелкий дождик. Люська уже сидела в машине, Бобан грузил чемоданы в багажник. Фокси и Пикси вышли на крыльцо, грустно опустив головы и хвосты. Я обняла их, поцеловала в мокрые носы. Тони стоял поодаль и смотрел на меня так, что внутри все перевернулось. В его взгляде было то, что я хотела услышать, но… он молчал.
Он прижал меня к себе, поцеловал и долго-долго не отпускал, пока Люська не посигналила: пора ехать.
- Позвони мне сразу, как прилетишь, хорошо? – прошептал Тони.
Когда мы выехали за ворота и оказались на дороге, я уткнулась лбом в стекло, чтобы Люська не заметила, что я плачу. Вытерев украдкой слезы, я повернулась к ней и удивилась странному выражению ее лица. Она хмурилась, но откуда-то изнутри пробивалась улыбка, которую ей никак не удавалось спрятать.
- Ты рада, что я уезжаю? – глупая обида добавилась к той боли, которая рвала меня на куски, и я не смогла удержаться.
Люська улыбнулась так, что мне показалось: из-за туч выглянуло солнце.
- Светка, я сделала тест. Сегодня. Я беременна!
Я смотрела на нее, ничего не говоря. Ее улыбка погасла, она напряженно сдвинула брови.
- Захоржевская, мать твою за ногу… Сколько?
Встречная машина истошно загудела: мы выехали за осевую.
- Смотри на дорогу, овца! – заорала я.
Люська остановилась у обочины и повернулась ко мне.
- Сколько? – повторила она. – Задержка – сколько?
- Две недели.
- Тест?
- Да.
- Твою мать… Но как? Вы что, не предохранялись?
- Тебе надо рассказывать, что нет стопроцентных средств? – огрызнулась я. – Или думаешь, я специально?
- Он знает?
- Нет, - вздохнула я.
- Нет? – Люськины брови уползли куда-то глубоко под челку. – Собираешься делать аборт? - я молча покачала головой. – Рожать? Тогда почему не сказала-то? И вообще, я не понимаю. Если ты ему в июне и в июле шлагбаум закрывала, а в августе нет, он что – не заметил?
- Откуда я знаю. Мужчины вообще плохо считают. А перед шлагбаумом удивляются, как бараны: что, уже, опять?!
- Свет, дело, конечно, твое, но мне кажется, ты должна ему сказать, - Люська нервно барабанила пальцами по рулю. – Нормальный мужик, под сороковник уже, семью хочет, детей.
- Может быть, - слезы опять полились ручьем. – Правда, я не уверена, что со мной. Я даже не знаю толком, любит ли он меня.
- Свет, ну, Света, не плачь! – Люська сама уже хлюпала носом. – Ты и не узнаешь, пока не расскажешь.
- Да пойми ты, не могла я ему ничего сказать. Приеду домой – и…
- Угу, по скайпу. Или еще смску напиши.
- Представь, и напишу, - всхлипывала я. – Только не смску, конечно.
- Я тебя не понимаю!
- Люсь, - я постаралась взять себя в руки, - если я буду его видеть или слышать и пойму, что он этой новости совсем не рад, не знаю, как переживу. Если просто напишет что-то вроде «извини, но это не входит в мои планы» - тоже будет плохо, но все-таки не настолько.
Люська вздохнула глубоко, подумала и кивнула:
- Ладно, делай как знаешь. Надо ехать. Еще не хватало на самолет опоздать.
- Учти, - предупредила я, - если скажешь хоть слово Тони… или Питеру… ты мне больше не подруга.
- Не скажу, - проворчала она, выруливая обратно на дорогу. – Но если Тони не оценит, то… в общем, тогда он нам с Питером не друг. И, кстати, если у нас будут мальчик и девочка, мы потом сможем их поженить. И будем родственницами.
Вообще-то мы и так уже родственницы, подумала я. Знала бы ты…
Выгрузив мои чемоданы у входа в терминал, Люська крепко обняла меня.
- Ладно, Светка, давай… - она снова хлюпнула носом. – Счастливо тебе долететь. И вообще – счастливо! А я поеду врачу сдаваться. И ты тоже не тяни. И с врачом, и… ну, поняла. Напиши, как долетишь.
Я зарегистрировалась на рейс, сдала чемоданы в багаж, прошла контроль. Времени до посадки оставалось еще много. Побродила по дьютику, выпила кофе с булочкой, подошла к стеклянной стене.
Дождь кончился, из-за туч выглядывали голубые пятна. Одни самолеты лениво выруливали на взлетные дорожки, разгонялись, взмывали в небо, исчезали за облаками. Другие внезапно появлялись ниоткуда, снижались, катились по полю, медленно останавливались. Багажные погрузчики везли чемоданы, автобусы – пассажиров.
А может, я не права, пришла в голову робкая мысль. Может, все-таки надо было рассказать? Что, если моему самолету не судьба сегодня приземлиться в Пулково – и Тони не узнает, что однажды ночью или днем, когда мы были так близки, произошло самое обыкновенное – и самое волшебное! – чудо: зародилась еще одна жизнь. Нет, узнает, конечно, но… не от меня.
Я вспомнила, как день за днем прислушивалась к себе, – но ничего не происходило. Как поехала на автобусе в Стэмфорд, одна, наврав всем, что хочу прогуляться в одиночестве. Как купила тест. Как увидела на нем две полоски. И как целую неделю скрывала это, надеясь на то, что он все-таки состоится – серьезный разговор о нас, о нашем будущем.
Но теперь, когда я наконец осознала, что не увижу Тони еще очень долго, – а может, и никогда! – стало ясно, что все причины, по которым я молчала, - мелкие, надуманные и эгоистичные. И что писать в мессенджере что-то вроде «дорогой, ты станешь папой» - верх пошлости. Пусть даже он не обрадуется, и я это пойму, все равно - я должна сказать сама.
- Правда, Маргарет? – прошептала я. – Ведь я должна сказать ему?
Из-за тучи выкатилось ослепительное солнце, лужи на асфальте вспыхнули.
В кармане запел телефон.
- Света, мне нужно поговорить с тобой до того, как ты сядешь в самолет. Я хочу сказать тебе…
- Мне тоже надо сказать тебе… что-то очень важное, - перебила я, сделав глубокий вдох – как перед прыжком в воду…
__________________
*Ghostwriter (англ.) – «писатель-призрак», автор, нанятый для написания текста за другого человека («литературный негр»)
