Глава 22. Видение
1540 год
Со дня свадьбы прошло более месяца. Королева теперь одевается по последней моде, усердно изучает английский язык и придворный этикет. Она расцвела и кажется мне еще более милой. Конечно, красавицей ее никто не назовет, но и сказать, что она уродлива, язык не повернется. Анна очень спокойная, улыбчивая, доброжелательная, она умна и держится с большим достоинством.
Дни наши проходят однообразно. Почти вся свита королевы вернулась в Клеве, но она уже неплохо понимает по-английски, а я и еще несколько фрейлин – по-немецки. Иногда мы сопровождаем Анну в прогулках по саду, но из-за непогоды чаще сидим в ее покоях, вышиваем, читаем вслух, рассказываем всякие истории, играем в карты – оказалось, королева прекрасный игрок, и это, пожалуй, единственное, что нравится в ней королю.
Каждый вечер мы провожаем Анну в спальню и помогаем приготовиться ко сну. Через некоторое время к ней присоединяется Генрих. Мы оставляем их одних, и за дверями воцаряется тишина.
- Ваше величество, король каждую ночь приходит в опочивальню, - елейно спрашивает отвратительная Джейн, - смеем ли мы надеяться, что скоро вы обрадуете его и всех нас появлением герцога Йоркского*?
- Нет, леди Рочфорд, - спокойно отвечает Анна, - я не беременна.
- Неужели, Ваше величество, вы все еще девственны? – Джейн хлопает ресницами, изображая великое удивление.
- Ну что вы, леди Рочфорд, - тонко улыбается королева. – Как же я могу быть девственной, когда Его величество каждый вечер целует меня и желает спокойной ночи, а утром снова целует и говорит: «Доброе утро, милая!»?
Джейн смотрит на меня с недоумением, а я понимаю, что Анна не так проста, как кажется. Она насмехается над Джейн, а та не в состоянии этого понять.
- Знаете, леди Маргарет, что король сказал Кромвелю утром после первой брачной ночи? – злорадно спрашивает Джейн, когда мы с ней остаемся одни. – Что у королевы обвислая грудь и дряблый живот. И что от нее отвратительно пахнет. Поэтому он не смог заставить себя исполнить свой долг. А на самом деле, - тут Джейн перешла на шепот, оглянувшись, не подслушивает ли нас кто-нибудь, - со своей язвой на ноге и огромным животом он просто ничего не может. Наверняка ждал, что эта немецкая корова возбудит его, а потом сама заберется сверху и все сделает. А она наивно ждала того же от него. Так что поверьте, королевой ей оставаться недолго. Не для этого Его величество женился, чтобы невинно спать на ложе.
Я молчу, от одного вида Джейн меня начинает мутить. Но и ссориться с ней не хочу – она такая же опасная ядовитая змея, какой была ее золовка Анна Болейн. Удивляет одно: как только она не боится злословить о короле и королеве. Почему так уверена, что я не донесу на нее? Конечно, герцог Норфолк, дядя ее покойного мужа, покровительствует ей, но ведь и он не всесилен. К тому же, по-стариковски сражаясь за влияние с Саффолком, Норфолк забывает, что у них за спинами уже стоят молодые и зубастые братья Сеймуры, которые в родстве с наследником престола.
Что до королевы, я поражаюсь ее выдержке и терпению. Она как-то сказала, что с первых минут полюбила Англию и ни в коем случае не вернется в Клеве. Возможно, надеется, что король со временем привыкнет к ней, и она сможет родить сына, чтобы потом жить спокойно в свое удовольствие.
На мгновение я пытаюсь представить, что должна делить ложе с Генрихом, и к горлу подступает тошнота. Мало того, что он стар, уродлив и безобразно толст. Его незаживающая язва на ноге издает запах гниющего мяса. К тому же ни для кого не секрет, что Его величество страдает запорами. Да и как это может быть секретом, если он беспрерывно испускает зловонные газы, даже за парадным столом. Шлейф ужасных запахов тянется за ним, куда бы он ни шел, - и после этого он говорит, что дурно пахнет от королевы!
Но в одном Джейн не ошибается. Генрих действительно ищет возможность аннулировать брак с Анной. Когда-то, еще маленькой девочкой, та была помолвлена с герцогом Лотарингским, но никаких письменных документов о разрыве помолвки не сохранилось. Это может быть веским основанием для аннулирования брака. Впрочем, в качестве причины вполне хватило бы и отсутствия консуммации. Но это означало бы выставить себя на посмешище. Ведь для всех очевидно: королева вовсе не безобразна, и если Генрих не может осуществить брак, это не ее вина.
Спустя некоторое время мне кажется, что король примирился со своим браком – и с королевой. Анна делает большие успехи в английском, и Генрих с удовольствием беседует с ней. Каждый вечер они играют в карты, улыбаются, шутят, а потом отправляются в спальню – где, впрочем, по-прежнему ничего не происходит.
Но Джейн смеется над моими предположениями:
- Вы так наивны, леди Маргарет. Вот увидите, не пройдет и нескольких месяцев, как с этим браком будет покончено. Для развода уже все приготовлено. Едва нашей немецкой фрау подыщут замену, она тут же отправится восвояси. А пока почему бы не поиграть с ней в карты? Кстати, откуда у вас этот перстень?
- Подарок короля моему отцу, - отвечаю я, и Джейн умолкает, хмуря лоб.
Кольцо с лиловым сапфиром я ношу теперь постоянно, не снимая даже на ночь. Не могу сказать, что оно мне нравится, да и не ко всякому наряду подходит этот странный цвет с переливами от ярко-синего до темно-фиалкового. Но почему-то я чувствовала себя словно неодетой, если вдруг оставляла его в шкатулке. Белая звезда, скользящая по выпуклой поверхности камня, завораживает меня, затягивает в неведомые глубины, где я могу грезить наяву. Иногда мне кажется, что я вот-вот увижу в них прошлое или будущее.
- Это кольцо, леди Маргарет, - однажды замечает Генрих, - не его я подарил вашему отцу?
- Да, Ваше величество, - я приседаю в реверансе, стараясь не вдыхать отравленный воздух вокруг него. – Но ему оно тесно, и он отдал мне.
- Я рад, что оно у вас, - король смотрит на меня пристально, и мне становится не по себе.
Я замечаю, как переглядываются Джейн и герцог Норфолк, - и это не сулит ничего хорошего.
***
В начале апреля внимания короля ко мне становится таким явным, что об этом начинают шептаться. Он постоянно заговаривает со мной, прикасается, делает комплименты. Я все чаще чувствую на себе его тяжелый, изучающий взгляд. Подарив королеве большого говорящего попугая, Генрих спрашивает, не хотела бы и я получить такого же. Я отвечаю, что не имею возможности ухаживать за птицей, и тогда король присылает мне золотую подвеску в виде попугая. Роджер, подкараулив меня в темном коридоре, шепчет насмешливо:
- Не теряйся, сестричка. Может быть, станешь новой Анной… Болейн. Если, конечно, раньше тебя не отравят Говарды.
Мне стыдно смотреть в глаза королеве, но она делает вид, что ничего не замечает. Более того, мне кажется, она была бы даже рада, если бы кто-то заменил ее. Предупреждение Роджера пугает, но гораздо сильнее пугает интерес короля. Я пишу отцу – прошу разрешения покинуть двор и жить с ним в замке, но его, похоже, уже известили о происходящем. Он отвечает, что оставить службу я могу только с позволения короля. Я прошу королеву отпустить меня, она смотрит понимающе и с грустью, но говорит то же самое: если разрешит король.
А король, разумеется, не согласен.
- Я хотел бы и впредь видеть вас при дворе, леди Маргарет, - говорит он таким тоном, что я понимаю: не сегодня-завтра ночью придет кто-то из особо приближенных, чтобы отвести меня в королевскую спальню.
Я в отчаянье. Генрих отвратителен мне как мужчина и не менее отвратителен как возможный муж. Всем хорошо известно, что происходит с его женами. Если у него еще и осталось желание обладать женщиной, то оно далеко не главное. В первую очередь ему нужен запасной наследник, а может, и не один. Дети – дело ненадежное, сегодня они есть, а завтра умерли.
Я вспоминаю слова Джейн о том, что Генрих ничего не может в постели сам, значит, мне, пока не забеременею, придется делать то, что я не могла представить себе даже с Джоном. Тогда король на мне женится, но если родится девочка, сразу же начнет искать очередную несчастную. А поскольку оба моих жениха скончались и повода для развода не будет, он обвинит меня в вымышленной измене и казнит. И тогда, как сказал Роджер, я стану новой Анной Болейн.
Ночь. Я сижу у открытого окна, закутавшись в одеяло. Внизу влажно поблескивают каменные плиты. Всего один шаг… Не знаю, что меня пугает больше: адские муки или то, что я никогда больше не встречусь с мамой, бабушкой и Джоном. Слезы капают на руки, на кольцо, отблеск свечи играет на камне…
И вдруг я оказываюсь в странном месте, где вокруг только голая земля, выжженная солнцем, небо пылает яростной синью, а на горизонте виднеются каменные руины. Очень жарко, хочется пить, и я не могу двинуться с места. Нежный голос раздается откуда-то с неба, язык мне незнаком, но я понимаю каждое слово:
- Выбирай: долгая жизнь, в которой не будет ни одного радостного дня, или большое, но короткое счастье в любви.
- Конечно, счастье, - отвечаю я и в то же мгновенье оказываюсь снова в своей комнате.
Все это кажется сном, но на следующий день король не обращает на меня никакого внимания. Он смотрит на Кэтрин Говард, еще одну родственницу Норфолка и Джейн. Смотрит так, словно увидел впервые, хотя она появилась при дворе одновременно со мной. Сначала я не могу поверить, но с каждым разом его взгляды на Кэтрин становятся все более жадными, наполненными желанием. Королева понимающе улыбается мне, и я вздыхаю с облегчением.
Кэтрин семнадцать, но она выглядит четырнадцатилетней девочкой – маленькой, худенькой. Она очаровательна - и глупа настолько, что даже моя невестка Миртл по сравнению с ней умна, как Кромвель. Кроме танцев, нарядов и кавалеров, Кэтрин не интересует больше ничего. Ее отец был бедным младшим сыном, и она, как и я, воспитывалась в доме бабушки, точнее, мачехи отца.
Надо признать, что дом бабушки Невилл не отличался строгостью нравов, но в доме леди Норфолк царила такая распущенность, что мужчины свободно приходили к девушкам по ночам. Взгляд Кэтрин на любого одетого в штаны, от шестнадцати до шестидесяти, ясно говорит: я охотно задеру для вас юбки, прямо здесь и сейчас.
Апрель, май… Генрих чрезвычайно любезен и предупредителен с королевой. Мне кажется, они уже обо всем договорились. Анна признает, что ее помолвка с герцогом Лотарингским была расторгнута без надлежащих документов, разводу ничего не мешает. Она улыбается, напевает и втайне признается мне и еще двум фрейлинам, что, хотя ей и жаль покидать дворец, весьма довольна тем, как все складывается. Зато судьба Кромвеля, который устроил этот брак, висит на волоске.
Начинается лето, и всем становится ясно, кто будет следующей королевой. Анна переезжает во дворец в Ричмонде под благовидным предлогом: опасаясь чумы, которой еще и в помине нет. Кромвель арестован по обвинению в государственной измене и вскоре казнен. Король везде появляется вместе с Кэтрин, он сияет от счастья и даже как будто помолодел. Зато его личный слуга Томас Калпепер, кузен Кэтрин, которому до сих пор доставалось больше всего ее внимания, кусает губы от досады.
Томас мне откровенно не нравится. Он хитрый, трусливый и наглый. Зато красив, как девочка или херувим с церковной фрески: светлые волосы, голубые глаза, румяные щеки и пухлые губы. Когда смотришь на него, кажется, что пьешь приторный сироп, от которого язык липнет к гортани. Ходят слухи, что он изнасиловал женщину и убил ее мужа-лесничего, и все сошло ему с рук за отсутствием веских доказательств. Я вполне могу этому поверить.
Июль. Саффолк и епископ Гардинер приезжают к королеве спросить, согласна ли она с признанием брака недействительным. Довольная Анна соглашается. Не менее довольный Генрих объявляет ее своей любимой сестрой, назначает щедрое содержание, дарит два замка, а потом берет в привычку приезжать к ней, чтобы побеседовать и поиграть в карты. Сразу же после развода он женится на Кэтрин, впрочем, с коронацией молодой супруги не спешит – ждет ее беременности.
Я снова прошу разрешения оставить службу. Мне совсем не хочется быть фрейлиной распутной девчонки, которая всего пару месяцев назад выносила ночной горшок прежней госпожи. Но теперь меня не отпускает сама Кэтрин – королева Екатерина. Зачем я ей нужна – загадка, ведь мы никогда не дружили, да и сейчас я не принадлежу к ее ближайшему окружению. Ее подругой и наперсницей становится, разумеется, Джейн Болейн, леди Рочфорд, которая по возрасту годится Кэтрин в матери. Ничего удивительного, нужно же кому-то присматривать за этой дурочкой, чтобы не сорвала Говардам всю игру. Уж теперь-то они должны взять реванш за неудачу с Анной Болейн.
Я скучаю по Анне Клевской, но все же рада за нее. Кажется, теперь она по-настоящему счастлива. Но где же мое счастье, обещанное в том странном ночном видении? Да, я избавлена от любви короля, но, помимо этого, в моей жизни нет ничего, что доставляло бы мне радость. Напротив – вместо приветливой, мягкой королевы Анны я прислуживаю теперь сумасбродной, капризной Екатерине.
Обычное женское у нее приходит нерегулярно, и каждый месяц она спешит обрадовать короля известием о своей беременности. Но через несколько дней радость сменяется слезами, обидой на весь свет, раздражительностью и придирками.
Джейн, которая никак не может держать язык за зубами, - видимо, так же глупа, как и ее царственная подруга, - шепчет мне на ухо: при всем старании расшевелить вялый мужской орган Генриха Кэтрин может не чаще раза или двух в месяц, поэтому вряд ли стоит ждать зачатия. Я теряю терпение и прошу Джейн избавить меня от подобной откровенности. До чего же хочется набраться смелости и сказать, что она отвратительна, как скользкая холодная гадина.
Мне всего двадцать три, но я чувствую себя старой вдовой. Не об этом ли мечтала когда-то? Нет, конечно, не об этом. Мне кажется, что я никогда не выйду замуж. Кто-то пытается за мной ухаживать, однако ни один из придворных кавалеров не может вызвать хотя бы слабого ответного интереса. Меньше года я провела при дворе, но повидала столько грязного и отвратительного, что отбило всякое желание иметь отношения с мужчиной.
Порой приходят мысли: мне повезло, что я так и не вышла замуж за Джона. Наши чувства в моей памяти навсегда останутся светлыми, нежными и пылкими. Я буду помнить его молодым и прекрасным и никогда не увижу старым, больным и сварливым.
________________
* Второй сын короля по традиции носит титул герцога Йоркского (старший – принца Уэльского)