Книги
Глава 14. Теория и практика личной жизни
Разбудил меня не стук в дверь, а склянки. Собак на кровати уже не было. Ну ладно, зайти-то они смогли, а вот вышли как? Я точно помнила, что хорошо закрыла дверь. Или Энни услышала визг и выпустила их? Интересно, что она подумала, увидев неразобранную постель?
Я быстро почистила зубы, причесалась, сменила измятую блузку на легкую кофточку. Брюки, к счастью, были из немнучей ткани, правда, испачкались при падении с лестницы, но мне удалось их отряхнуть.
Во рту, как говорится, замполит нагадил, голова тупо болела, особенно затылок, в желудке плескалась ядовитая кислота. Класс. Третья ночь в замке – и второе похмелье. Не спиться бы. Есть не хотелось, но все-таки пропускать завтрак не стоило.
Выйдя из комнаты, я чуть не столкнулась с Энни, которая, видимо, шла забирать чайный поднос, так и стоявший сиротливо на столике. Увидев меня, она вытаращила глаза, забыв присесть даже номинально.
- Доброе утро, Энни, - я сладко улыбнулась. – А собак вы выпустили? Я уснула вчера вечером на тахте. Вот только сейчас проснулась. Поэтому и чай не пила.
- Да, мадам, - она наконец пришла в себя и изобразила книксен.
Интересно, почему Тони вчера сказал, что соврет, будто идет к Энни, если попадется. Почему к Энни, а не к Салли? «Может, мы наконец от нее избавимся»… Что вообще с ней не так?
Я снова вспомнила ее появление в «Хэмптон-корте» и слова Маргарет во сне.
Впрочем, эти мысли мгновенно отступили куда-то на двадцать второй план, вытесненные воспоминаниями о наших с Тони ночных похождениях.
«До завтра… позвони, когда проснешься».
Саламандры в животе встали на хвосты и принялись плясать «Бамболео». Вот ведь дьявол!
Тони отозвался после первого же гудка – действительно ждал моего звонка?
- Как ты, милая? – спросил он.
Я понимала, что это обычная формула, которая значит не больше, чем наше «как дела?», и надо ответить «отлично, а ты?», но вместо этого зачем-то начала рассказывать, что ем сосиски в томате, не хватает только водки и маринованных белых грибов. Мой отсыл к классике Тони, конечно, не понял, но я его простила.
- Голова болит? – посочувствовал он. – После эля всегда тяжелое похмелье. Извини, что не остановил тебя вовремя.
Помолчав немного, Тони сказал, что сейчас он в Стэмфорде, занят делами поместья, потом заберет машину и вернется.
- Как ты думаешь, - спросил он, снова сделав паузу, и мне показалось, что кое-кто здорово волнуется, - ты к вечеру уже будешь в порядке? Если я у себя что-нибудь приготовлю, придешь ко мне на ужин?
Я уронила с вилки половинку сосиски, которую моментально подхватила Пикси, явно считавшая, что пожертвованный мною кусок ветчины – это курам на смех.
- Ты ведь хотел спросить, не передумала ли я заняться с тобой… любовью, правда?
Мне всегда непросто давались подобные формулировки, да и вообще, наверно, не стоило вот так в лоб, но я словно в холодную воду нырнула. Как говорил один мой знакомый, давайте сразу расставим все точки над ё.
- Прямолинейно, но верно, - согласился Тони. – Именно это я и хотел спросить. Но, по правде, боялся. Наверно, я трус.
- Нет, - прошептала я.
- Нет – что? – не понял Тони. – «Нет, не трус», «нет, не передумала» или «нет, отвали»?
- Не трус. И не передумала, - ответила я и нажала на кнопку отбоя, мысленно умоляя Тони не перезванивать сразу же, дать мне прийти в себя.
Дорогое Мироздание, у меня два вопроса. Как мне дожить до вечера и как я буду жить после этого вечера?
Поскольку Дорогое Мироздание молчало, я ответила за него сама: будем решать проблемы по мере их поступления.
Я допивала кофе, когда позвонила Люська.
- Ну, и где ты сегодня ночевала? – даже не поздоровавшись, ехидно поинтересовалась она.
- У себя, на тахте, - честно ответила я.
- Почему? – обалдело спросила Люська.
- На кровати спали твои охреневшие псины. Развалились во всю ширь и меня не пустили. Надо было стартануть их с ноги на Марс, но в последнюю секунду пожалела.
- А… Тони?
- Что Тони? – разозлилась я. – Где Тони ночевал? Не знаю, спроси у него.
- Но вы же?..
- Мы же гуляли по городу и ужинали в баре. Приехали на такси обратно. Все.
- Он тебе не понравился?
- Слушай, а чего ты, собственно, хотела? – я уже почти орала, пряча за воплями свою беспомощность и страх перед будущим. – Это же вы с Питером его попросили меня пригласить, нет? А оно ему надо?
- Ну… да, - виновато согласилась Люська. – Но мы хотели как лучше. Думали, что… Свет, он что, тебя обидел как-нибудь?
- Нет, не обидел, - я постаралась взять себя в руки. – Извини, мне просто хреново. И не из-за Тони. Я вчера выжрала три пинты… как его? Светлого эля, вот.
- Алкашиха, - ласково промурчала Люська. – Ладно, давай, до вечера. Или у вас… у тебя планы?
Черт, черт, черт!!! Ничего, придумаю что-нибудь.
- Никаких планов, Люсь. До вечера.
На улице снова светило солнце, поэтому я, не дожидаясь горничных с пылесосом, переоделась в легкое платье и босоножки. Корги ждали в холле. Интересно, они читают мои мысли или просто тусуются там на всякий пожарный случай? Хотя нет, Люська ведь говорила, что обычно гуляет после завтрака или верхом катается. Вот они и привыкли к такому распорядку. Как же им скучно должно быть зимой, когда хозяева приезжают только по выходным, да и то не каждый раз.
Мне хотелось побыть одной - собаки не в счет, - поэтому я пошла не в парк, а во внутренний садик, где еще не была. Словно в насмешку за ближайшим кустом оказался Бобан, который любезничал с Салли. Он что-то рассказывал, наклонившись к ней, а та тоненько хихикала, жеманно прикрыв рот ладошкой. Увидев меня, Бобан демонстративно отвернулся, а Салли наоборот уставилась в упор. Потом спохватилась, криво присела, продолжая коситься с любопытством, и нехотя поплелась в дом. Бобан - за ней.
Похоже, из-за чертовых собак вся наша ночная конспирация пошла прахом. Мы чуть не убились на этой проклятой лестнице, а весь дом обсуждает, вернулась ли я перед завтраком или все-таки ночевала у себя. Откуда я могла вернуться, тут наверняка ни у кого сомнений не было. Или у меня уже паранойя?
Кстати, а чего это Салли болтается во дворе с Бобаном, когда ей положено ходить по дому с пылесосом? Или, может, она и есть его таинственная девушка?
За следующим кустом садовник встретил меня комплиментом, что я прекрасно выгляжу и вообще похожа на прекрасный цветок. Странное дело, мне всегда было не по себе, когда кто-то говорил, что я красивая или просто меня хвалил. Чудилась то ли лесть, то ли пустая вежливость, то ли преувеличение. Я и сейчас чувствовала себя немного странно, но все же с удивлением поняла, что такое внимание вдруг стало мне даже приятно. И кого же за это благодарить – Маргарет или Тони?
Я села на скамейку, подставив лицо солнцу. Припекало уже с утра, одуряюще пахла мокрая от росы трава. В небе, подернутом белесой дымкой, носились, истерично голося, юркие птицы – стрижи или ласточки. Я словно затаилась в ожидании.
Будь что будет! Будь что будет. Будь что будет…
В конце концов, может, я придаю всему слишком много значения? Может быть, для взрослых, самодостаточных людей секс – это просто секс? Или все дело в моем небогатом опыте?
***
Актив мой и правда был невелик. Робкий школьный роман в десятом классе – кино, мороженое, неловкие поцелуи в парадном. После летних каникул мы с Лешкой встретились, и все само собой закончилось.
На втором курсе Вадим – тут уже все получилось по-взрослому, но интим меня тяготил. Слишком уж грубо. И слишком все отличалось от того, чего я ожидала. От некоторых женщин сильно пахнет лесом, сказал Вадим, намекая, что в постели я бревно бревном. И отчалил к более живой однокурснице. Я записала себя во фригидные неудачницы и решила, что личная жизнь не для меня.
Довольно долго я играла роль скромной «подруги героини», пока на пятом курсе не встретила Альберто. Он приехал из Барселоны по программе обмена студентами. Люська, вторым языком изучавшая испанский, познакомилась с ним на каком-то университетском вечере. На тот момент ее страдания были отданы другому персонажу, поэтому Альберто достался мне. Языковой барьер нам нисколько не мешал, так как все свободное время мы проводили в постели. Бешеный темперамент классического мачо растопил мою мифическую фригидность, и я наконец-то поняла, почему люди считают «это» приятным времяпрепровождением.
Увы, вскоре всплыло сакральное «а поговорить?». Я не знала английского, Альберто французского, а скудного набора русских (у него) и испанских (у меня) фраз уже не хватало. К тому же подоспели госы, защита дипломного проекта, и когда Альберто вернулся в Испанию, я даже не очень переживала.
Следующие три года мой образ жизни был вполне монашеским. Нет, какие-то мужчины появлялись, но большей частью без взаимности с той или другой стороны. Или же все заканчивалось, толком не начавшись, после одного-двух платонических свиданий. Пока не появился Федька. Это было какое-то торнадо – подхватило, закрутило и унесло. А началось все с того, что он меня чуть не убил.
Я переходила дорогу, хоть и по зебре, но замечтавшись-зазевавшись. Федька, видимо, тоже зазевался и затормозил в последний момент. Обнаружив в паре сантиметров от себя здоровенное черное чудовище, я в испуге отшатнулась. Каблук туфли с треском сломался, и я шлепнулась на задницу. Из чудовища выскочил вполне приличный мужчина начальственного вида, донельзя испуганный. Помог подняться, многажды попросил прощения, спросил, не ушиблась ли я и чем он может загладить свою вину.
Я попросила отвезти меня туда, где срочно починят каблук. Идти с разницей пятковысоты в десять сантиметров было просто невозможно – легче уж босиком. Федор – так он представился – усадил меня в машину и куда-то повез. Не успела я пожалеть и обдумать перспективу быть изнасилованной, убитой и съеденной в любой последовательности, как мы оказались у торгового центра. Федор оставил меня в машине, а сам ушел с моей туфлей. Минут через двадцать вернулся и сказал, что мастерскую не нашел и поэтому купил новую пару.
Туфли, даже на самый беглый взгляд, стоили минимум половину моей зарплаты. Я пыталась протестовать – впрочем, довольно вяло, но бунт был подавлен в зародыше. Далее последовало более похожее на приказание предложение обмыть покупку: чтобы «хорошо носились». Тут уж я уперлась, отказалась от ресторана и согласилась только на кафе в фудкорте. Мы просидели там, болтая обо всем на свете, несколько часов, а потом… ну да, поехали к нему.
Оказалось, что Альберто был никаким не мачо, а просто неопытным подростком. Сначала все упиралось в бешеный секс, а потом я поняла, что влюбилась. Какую роль играл в этом меркантильный интерес, трудно сказать. Какую-то определенно играл. Но далеко не главную.
Федька был на семь лет старше меня и владел довольно крупной логистической компанией. За год до нашего знакомства он развелся и платил приличные алименты пятилетней дочери. О бывшей жене никогда не говорил – ни плохо, ни как-либо вообще, с ребенком общался часто. Ко мне относился просто сказочно, торопясь исполнить любой мой каприз. Впрочем, я была не избалована и особо не наглела.
Далеко не сразу, но я все-таки поверила, что наконец сорвала джекпот. Мой принц был красив, умен, добр, щедр, великолепен в постели, состоятелен, и прочая, и прочая. Люська завидовала – несмотря на то, что Федька не был иностранцем. Счастье мое казалось безграничным, и единственное, что его омрачало, - это болезнь мамы. С Федькой они очень подружились, и она говорила, что оставит меня с ним со спокойной совестью.
Мы встречались уже год, когда мама умерла, и он предложил жить вместе. По правде, я ждала совсем другого предложения, но убедила себя, что ему нужно время после первой неудачи. Моя квартира была лучше расположена, и мы поселились у меня. О браке и о детях говорили, но чисто теоретически: мол, когда-нибудь, не сейчас. Впрочем, меня это не слишком беспокоило, потому что первые два года нашей совместной жизни казались одним большим праздником – особенно если учесть, что у нас не было никаких бытовых и финансовых проблем.
Когда началось охлаждение, я даже не могла точно вспомнить. Если в сети повышенное напряжение, лампочка быстро перегорает. Кажется, был осенний дождливый вечер, я шла домой с работы и вдруг поняла, что хочу задержаться на улице – в сырости, на холодном ветру, лишь бы немного побыть одной.
Потом стало казаться, что Федька слишком правильный, слишком педант. Что в нем нет какой-то чертовщинки, сумасшедшинки. Я упрекала себя в том, что бешусь с жиру. Притворялась, будто обижаюсь на то, что он не торопится на мне жениться. Мы стали реже ходить куда-то вместе, проводить вечера за бокалом вина и разговорами, смотреть фильмы, обнявшись под пледом. Потом реже стали заниматься любовью.
Я уверяла себя: это нормально и неизбежно. Ни у одной пары страсти-мордасти не длятся вечно. Ипостась любовников, которая до сих пор была ведущей, должна была стать в строй с другими ролями: друзей, единомышленников, соратников, возможно, родителей. Федька тоже понимал, что мы идем куда-то не туда. Не единожды мы пытались выбраться из этого болота, обсудить проблему, встряхнуть наши отношения, но эффект получался минимальным.
К началу четвертого года стало очевидным: даже если мы поженимся, ничего не изменится. И все же мы еще надеялись. Быть может, ребенок?.. Я перестала принимать таблетки, но организм месяц за месяцем провожал эндометрий с завидной регулярностью. Как будто знал, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
Агония длилась долго. Сначала мы сопротивлялись, потом сдались. Жили в одной квартире, но каждый сам по себе. Рано или поздно это должно было закончиться…
Глядя в бледное линкольнширское небо, я подумала, что с Тони все получается пугающе похоже – быстро и бурно. Может, поэтому мне и не по себе? И дело не в отсутствии перспектив – ведь с Федькой в тот самый первый вечер они тоже выглядели нулевыми. Что, если в любви я точно такая же, как и во всех своих интересах и увлечениях: либо с фанатизмом, либо никак? А фанатизма надолго не хватает – выгораешь.
Проклятье, зачем я расставила эти самые точки над ё? Сейчас вполне могла бы притворяться, что просто пойду выпить чаю… а вовсе не трахаться.
Света, ты элементарно психуешь, потому что для здоровой женщины твоего возраста, привыкшей к регулярному и качественному интиму, два года воздержания – это очень много. Саламандры хотят, а мозги боятся. Только и всего.
Ох, если б все было так просто…
