Книги
Глава 10. На пять веков назад
Убирать чайную посуду пришла все та же команда. Как будто кинопленку прокрутили в обратном направлении. Энди унес плюшки и сэндвичи, Томми сложил стол и забрал поднос. Мистер Джонсон потянулся за термопотом, но не успел.
- Здесь три окна! – я сунула ему под нос альбом, постаравшись вложить в это утверждение как можно больше вопроса.
- Да, мадам, - кивнул он. - Но после пожара одно заложили. С каждой стороны было по три маленькие комнаты, сделали по две большие.
- А в средней слева жила леди Маргарет?
На лице дворецкого метровыми буквами замигало: «Далась тебе эта леди Маргарет?!»
- Не могу сказать, мадам, - подчеркнуто вежливо ответил он. - Почти пятьсот лет прошло.
Угу, проворчала я про себя, зато я могу. Именно там она и жила, ни капли не сомневаюсь. А вслух спросила:
- А почему ее портрет висит не рядом с братом?
- Его повесили не так давно, мадам. При лорде Колине, дедушке лорда Питера. Там было свободное место. Не стали передвигать остальные портреты.
- А где он висел раньше?
- Нигде, мадам. Его нашли в кладовой. Могу я спросить, почему вас интересует именно леди Маргарет?
Ага, так я тебе и сказала!
- Не знаю, мистер Джонсон. Она очень красивая. И печальная. И умерла совсем молодой.
- Да, мадам… Понимаю.
Он подхватил термопот, поклонился и вышел. А я отправилась прямиком туда, откуда мне вчера махала леди Маргарет. Для этого пришлось подняться на второй этаж и обойти почти весь дом кругом – иначе туда было не попасть.
Кроме той части коридора, где находились хозяйские комнаты, и кусочка с моей стороны, со вторым этажом познакомиться я еще не успела. Справа от меня были двери, двери, двери – гостевые спальни. Может быть, потом я попрошу Люську показать их, просто так, из любопытства. Но сейчас было совсем не до того. Я даже не пробовала – открыты они или нет. Слева висели портреты.
Конечно, за два часа до чая я смогла лишь очень бегло ознакомиться с генеалогией Скайвортов, но отдельные имена и лица все же запомнила. Это было довольно странное ощущение – видеть большие портреты, которые только что рассматривала в книге. Вот, например, жена четвертого графа Фелиция, пережившая супруга на целых шестьдесят лет и умудрившаяся выйти замуж еще четыре раза. А вот генерал времен войны за австрийское наследство – восьмой граф лорд Мэтью. Как он только на лошадь садился, в нем же не меньше полутора центнеров весу, судя по портрету!
Или вот десятый граф лорд Майкл. Родился с горбом на спине и вырос всего до полутора метров. Сквернослов, пьяница и страстный любитель женского пола. Эдакий крошка Цахес. Хоть и прожил больше семидесяти лет, но так и не женился. По слухам у него было человек пять бастардов от служанок и деревенских девок, но ни одного он так и не признал. А титул после его смерти достался сыну младшего брата.
А эта невероятная красавица в голубом платье - леди Клэр, первая жена шестнадцатого графа, того самого дедули Скайворта. Они поженились по безумной любви семнадцатилетними, а через год юная графиня умерла, рожая дочь. Только спустя полтора десятка лет вдовец решился жениться снова.
Рассматривая портреты и заглядывая на ходу в комнаты с открытыми дверями, я наконец добралась до готической части. Коридор сделал очередной поворот и исчез, нырнув в большую, светлую и совершенно пустую комнату. Она анфиладой переходила в следующую и дальше в некое подобие длинного холла с двумя окнами. Посмотрев на план замка, я поняла, что нахожусь в самом центре, над аркой. Стена здесь немного выступала вперед, но окна в этой нише не было, вместо него - мозаичное панно с невнятным сюжетом.
По противоположной стене шла узкая лестница на третий этаж – там, если верить плану, между двумя башнями находился большой зал. За холлом такой же анфиладой располагались еще две комнаты, но уже красиво обставленные старинной мебелью.
Надо сказать, сначала меня удивляло это обилие помещений без определенного назначения – не спальни, не гостиные, даже не бильярдные или курительные. Просто комнаты. Но потом я сообразила, что несколько столетий назад семьи были побольше, плюс всевозможные приживалы и гости, которым хотелось не только где-то ночь переночевать, но и просто посидеть днем на мягком диване.
Я вернулась обратно в пустую комнату по соседству с холлом и остановилась в углу между внешней стеной и внутренней. Снаружи в этом месте красовалось лепное украшение, а раньше было окно. То самое.
- Маргарет, - позвала я. Да, именно так. Пусть для кого угодно она будет леди Маргарет, но не для меня. – Ты здесь? – и повторила по-английски: - Are you here?
Она не ответила, но в проеме анфилады я увидела смутный силуэт. Он словно наливался изнутри светом, становясь яснее, отчетливее – существеннее? Я хотела подойти ближе, но ноги не слушались, колени подгибались. Испытывая какую-то звенящую, космическую слабость, я села на пол, спиною в угол.
Призрак тем временем обретал все большую телесность. Если сначала сквозь него было видно, словно через мутное стекло, то теперь он выглядел как реальная женщина. Красивая, молодая, цветущая. В синем переливчатом платье. И да – с большим перстнем на пальце.
- Не бойся, - сказала Маргарет. – Твоя слабость – это пройдет. Это не опасно. Мне надо немного твоей силы, чтобы ты видела меня.
- Что с тобой случилось? – спросила я почему-то по-русски.
- Я не понимаю твой язык, - ответила она. – Но могу сделать так, чтобы ты хорошо понимала меня. И чтобы говорила со мной.
Она подошла ко мне вплотную и коснулась моей руки. Это не было прикосновением человеческой плоти, я почувствовала странное покалывающее тепло. И вдруг произошло что-то необыкновенное.
Призрак слился со мной, и я превратилась в Маргарет. Самую настоящую, живую Маргарет. С ее мыслями, чувствами и воспоминаниями. И в то же время мое сознание как будто спряталось в уголке ее сознания – оно никуда не делось. Это трудно объяснить, но я была двумя разными личностями в одном теле. Не попеременно, как шизофреник, а именно одновременно.
- Ничего не бойся! Сейчас ты узнаешь обо всем, что со мной произошло - сказала я-Маргарет.
Она говорила по-английски, но теперь я понимала все, абсолютно не напрягаясь, так же свободно, как на родном языке.
Это не была статичной картинкой или чем-то вроде видеоролика. Я окунулась в чужую жизнь – жизнь женщины, которая умерла почти пять веков назад. Я стала ею и вновь проживала то, что уже произошло с ней. Время в настоящем остановилось, теперь оно шло только в прошлом – минуты, часы, дни, годы.
***
Это я - маленькая синеглазая девочка в некрасивом платье. Ведь мой отец лишь бедный рыцарь, а ему столько всего надо, чтобы жить при дворе, участвовать в турнирах. Так говорит няня, когда я жалуюсь на то, что грубый воротник платья натер шею. Поэтому у нас редко бывает новая одежда или вдоволь вкусной еды.
Мама держит меня на коленях и частым гребнем расчесывает мои волосы – «чтобы никто в них не бегал». Мама – такая красивая, и от нее так хорошо пахнет (я-Света морщит нос: от этой женщины пахнет несвежим бельем, потом и еще чем-то неприятным, и руки у нее шершавые).
Мы живем с мамой и братом Роджером в небольшом каменном доме у реки, он так и называется: «Риверхауз». В нем всегда темно, холодно и сыро, а летом много кусачих комаров. А еще – мыши и крысы с противными голыми хвостами. Няня принесла из деревни рыжего кота, но он убежал, потому что Роджер кидал в него камнями.
Отец приезжает к нам редко. Я знаю, он совсем нас не любит. Он кричит на маму, на Роджера, на меня. Даже если мы не сделали ничего плохого. Мы с Роджером прячемся, чтобы не попадаться ему на глаза. Мама говорит, что если бы ее родители нам не помогали, мы все давно умерли бы с голоду. Даже наш дом – подарок бабушки и дедушки. Отец говорит, что мы ему не нужны и больше он не приедет. Мы с Роджером радуемся – но он приезжает снова. Ночью я слышу, как в соседней комнате отец рычит и тяжело дышит, а мама стонет. Потом отец громко храпит, а мама плачет. Мне страшно.
Старенький священник учит меня молиться: «Pater noster…». Мама часто ходит в церковь, иногда берет с собой и нас. Когда она жила с бабушкой и дедушкой, у них в замке была своя церковь и свой священник. Роджеру не нравится в церкви, а я люблю, когда поют. И еще мне нравится статуя Богородицы в золотой короне.
Роджер всего на два года старше меня, но он никогда не хочет со мной играть. Он говорит, что все женщины и девочки – глупые. Нет, он говорит другое слово, но мама запретила его повторять. Однажды Роджер специально порвал красивую куклу, которую сшила мама и подарила мне на Рождество. Няня говорит, я должна любить его, но у меня никак не получается.
Отец говорит, что я расту слишком быстро. Руки торчат из рукавов платья, и давно нужны новые ботинки – старые стали такими маленькими, что больно ходить. Бабушка Невилл прислала денег, но отец отобрал их у мамы, чтобы купить новую лошадь. Он говорит, что выдаст меня замуж, как только мне исполнится двенадцать лет. Но мне всего лишь семь, и я не хочу замуж. Вдруг у меня будет такой же муж, как отец? Нет, лучше стану монахиней. Роджер смеется и говорит, что никто не отпустит меня в монастырь.
У нас гость, он приехал с отцом. Его зовут лорд Уилтхэм, он виконт. Он старый, даже старше отца, у него грязные сапоги, из носа и из ушей растут волосы, а еще от него ужасно воняет. Няня говорит, он хочет на мне жениться. Они с отцом уже все решили и подписали договор о помолвке. Мы с Роджером слушаем их разговор, прячась за драпировками. Лорд Уилтхэм говорит, что готов ждать со свадьбой, пока у меня не начнется женское, но после этого консуммация* будет сразу же. Я спрашиваю Роджера, что такое консуммация. Он отвечает, что это… еще одно грубое слово, которое нельзя произносить. Но я знаю, что оно значит. Это то, от чего рождаются дети. А еще Роджер говорит, что теперь я невеста и не могу выйти замуж ни за кого другого. Только если лорд Уилтхэм сам от меня откажется. Или умрет. Я знаю, нельзя просить бога, чтобы кто-то умер, но ведь лорд Уилтхэм уже совсем старик, может, он и правда умрет – и тогда мне не надо будет становиться его женой.
Отец забирает Роджера с собой в Лондон. Ему десять – самое время стать пажом при королевском дворе. Его будут учить семи рыцарским премудростям: верховой езде, фехтованию, владению копьем, плаванию, соколиной охоте, сложению стихов в честь дамы сердца и игре в шахматы, а еще придворному этикету. Потом он станет оруженосцем, а потом – рыцарем. Няня говорит, что Роджера уже три года назад надо было отдать на воспитание кому-то из братьев матери, как положено, но мама ни за что не хотела с ним расставаться.
В деревне потница, и многие уже умерли. Мама запретила мне выходить из дома. Это нехорошо, но я, наверно, не стала бы плакать, если бы умер Роджер. Или отец – говорят, в Лондоне тоже болеют. Ну почему, почему богу было угодно, чтобы потница пришла к маме? Я знаю, не все умирают. Надо только продержаться один день. И чтобы больному не давали спать. Я бы не позволила ей уснуть – но меня к ней не пускают. Мамочка, только не спи, не умирай!
Меня забирает к себе бабушка Невилл. Мне хорошо у нее, и я уже меньше горюю по маме: бабушка говорит, что она на небе с ангелами, и когда-нибудь мы с ней обязательно увидимся. Но приезжает отец и говорит, что меня выдадут замуж немедленно. До совершения брака я буду жить у лорда Уилтхэма. Отец продал Риверхауз, этих денег хватит для них с Роджером, а кормить бесполезную девчонку он не намерен. Пусть о ней заботится муж. Бабушка возражает – она готова содержать меня столько, сколько потребуется, но отец не согласен. Я – его дочь, и он сам будет решать, как со мной поступить.
У меня огромная радость. Бог спас в последнюю минуту, как Исаака, которого собирался принести в жертву Авраам. Через неделю я должна была обвенчаться с лордом Уилтхэмом, но он действительно умер – как я и мечтала, стыдясь и прося у бога прощения за эти мечты. Я остаюсь у бабушки Невилл, а когда стану постарше, она сама найдет мне подходящего жениха. А пока меня будут учить тому, что должна знать настоящая леди. Я ведь даже писать толком не умею и читаю плохо…
***
Откуда-то издалека, через столетия, я услышала шаги. Так бывает, когда видишь сон – яркий, объемный, похожий на реальность, и вдруг в соседней комнате уронят что-то тяжелое. И вот сон уже тускнеет, его ткань разлезается клочьями, но ты еще в нем, цепляешься за обрывки, пока не обнаружишь себя в постели, в своей комнате. Да, я оставалась Маргарет Даннер, нескладной, неуклюжей девочкой, которая только-только начинала превращаться в девушку. Я еще была там – в средневековом замке семьи Невилл, но уже сквозь зубчатые башни и высокие каменные стены проступали золотистые обои пустой комнаты.
Что-то с силой вырвалось из моего тела, вспарывая кожу, раздирая мышцы, ломая кости. Я не испытывала боли – лишь ощущение, что превращаюсь в лохмотья. От меня должны были остаться лужа крови и обрывки плоти, но… на самом деле ничего не произошло. Только сильно тошнило, звенело в ушах, кружилась голова.
Шаги были уже совсем рядом, в соседней комнате. Я с трудом встала на ноги, держась за стену. В проеме анфилады, на том же месте, где появилась Маргарет, стояла одна из горничных и с удивлением смотрела на меня.
_______________
*(лат. consummatio, «довершение») - первое осуществление брачных отношений (половой акт). В средние века в случае заключения брака между несовершеннолетними либо с лицом, не достигшим половой зрелости, консуммация брака откладывалась.
