Следующие несколько дней Мари казалось, что она ходит по облакам. Это было странно, учитывая, что ничего такого не произошло и, по сути, всё осталось, как прежде. Курт еще не обрел покой, а дедушка всё еще не мог начать относиться к нему без предубеждения.
И всё же после прогулки по горе Мари не могла перестать улыбаться.
Между тем пошла уже третья неделя их пребывания на ферме. Мари отчаянно гнала от себя мысли о том, что, вероятно, их с Куртом план провалился, и ей всё-таки придется вернуться в волчий город.
Чтобы отвлечься хоть как-то, она помогала бабушке и дедушке собирать ранний урожай. К ней в этом деле присоединился Курт, который искал любые поводы, чтобы отказаться от очередной тренировки.
Кажется, боевое искусство, которое подарило покой Лензу, вовсе ему не подходило.
— Мари, не отвлекай его! — рявкнул дедушка, когда она в очередной раз подошла к Курту, который трудился в поле. — Дни становятся короче, мы должны успеть всё собрать на этой неделе.
Она закатила глаза и кивнула, передавая Курту ведро воды, чтобы он мог напиться.
Курт сделал несколько глотков и покачал головой.
— Он командует тобой так, будто верит, что ты не способна думать самостоятельно.
Мари улыбнулась и пожала плечами.
— Да, но… Он всегда был суров, но, когда я была маленькой, он взял меня…
Ее прервал звук приближающей лошади. Они стояли на виду, и кем бы ни был посетитель, он мог их увидеть, поэтому Мари неохотно направилась к воротам, чтобы поприветствовать гостя. Она узнала в нем владельца скотоводства, который жил ниже по дороге.
Мужчина, немного моложе, чем был бы сейчас ее отец, был весь в дорожной пыли. Он приехал на телеге, в которой сидел новорожденный теленок.
С копной седеющих черных волос и широко посаженными глазами, мужчина уставил на Мари, когда увидел ее. Она же пыталась вспомнить про него хоть что-то. Кажется, он овдовел как раз перед тем, как ее семья переехала в Валд.
Курт последовал за ней, и бабушка с дедушкой тоже вышли.
— Ленз! — крикнул мужчина, спрыгивая с лошади. — Ты вроде хотел купить у меня теленка, а? Этот тебе должен понравиться.
Он сделал паузу, прежде чем спросить:
— Это Мари?
— Да в обоих случаях, — проворчал дедушка.
Пока Ленз осматривал теленка, мужчина проделывал то же самое с Мари. Курт нарочито громко откашлялся, когда взгляд соседа готовился соскользнуть с лица девушки и отправиться гулять ниже.
Подняв глаза, мужчина, кажется, впервые заметил Курта.
— А это кто?
Все замерли, не зная, что сказать. Курт и Йохан не покидали пределы фермы, чтобы не вызвать вопросов, на которые проклятие всё равно не позволит им ответить. Но всеобщее молчание на прямой вопрос выглядело так же подозрительно, как появление в Майсене незнакомцев, так что Мари собралась с духом и выпалила:
— Это мой жених!
Мужчина вяло кивнул и пробормотал Курту приветствие, а Мари не упустила вспышку ярости на лице деда.
— Вы идете на свадьбу Адлера в конце недели? — спросил гость у Ильзе.
— Мы еще не решили, — натянуто ответила та.
— Жаль, а то люди уже начинают шептать, чего это Ильзе и Ленз совсем носа не показывают в деревне, — он усмехнулся. — Скрываете что-то, а?
Бабушка и дедушка обменялись тревожными взглядами, а потом Ленз сказал:
— У нас урожай в этом году рано и обильно пошел. Стараемся сохранить темп работы.
— Но мы, пожалуй, будем на свадьбе, — вмешалась Ильзе.
Мужчина и Ленз еще несколько минут обсуждали покупку теленка и ударили по рукам. Когда сосед уезжал, то бросил на Мари еще один жадный взгляд, а дедушка, разъяренный, подлетел к ней и Курту.
— Мари, — строго сказал он, — я не желаю больше слышать от тебя подобную чепуху!
— Что ты… — начала она, но Курт ее перебил.
— Я бы не назвал нашу помолвку чепухой, старик.
Ленз пару мгновений молчал и тяжело дышал, а затем повернулся к Ильзе.
— Ну, вот и всё. Я не могу больше притворяться, что позволю своей внучке выйти замуж за эту псину.
— О, ну ты-то был лучшим выбором для своей жены, — съязвил Курт.
Ленз впился в него гневным взглядом.
— Я изменился для своей жены, а не просто вешал лапшу на уши, что могу разрушить чары, когда захочу, — прошипел он.
В следующий миг они вцепились друг в друга, и Мари не успела опомниться, как нос Ленза оказался в крови, а Курт валялся на земле, сбитый с ног посохом. Ленз ударил его палкой в грудь.
Лицо Курта исказилось болью и ненавистью. Он попытался встать и этим спровоцировал новые удары.
Мари, не помня себя от захлестнувшей ее ярости, схватила с земли первый попавшийся камень и бросила его в мужчин. Она намеренно промахнулась, но сумела привлечь их внимание. И когда они застыли, Мари услышала, как произносит слова, которых никогда никому из них не говорила раньше.
— Я ненавижу вас обоих! — крикнула она.
И в тот момент она не врала.
Она развернулась и побежала к горе так быстро, как позволяли ее ноги. Рванула вперед с такой скоростью, будто за ней по пятам гнались злые духи. Слезы жгли ей глаза. Должно быть, бабушка остановила Ленза и Курта, потому что ее никто не преследовал.
Мари не нашла в себе сил взобраться на гору, где всего пару дней назад произошел один из самых волнующих моментов в ее жизни. Вместо этого она свернула с тропы и направилась к деревьям. Она бродила среди них, пока не нашла достаточно плоский валун, чтобы плюхнуться на него. Сделав это, она растворилась в рыданиях.
Часть ее задавалась вопросом, не была ли она сейчас слишком далеко от Курта и Йохана. Они ведь всё еще не знали, на какое расстояние она может от них уйти.
Но другая ее часть вовсе об этом не заботилась, потому что была злее, чем когда-либо. Сцены того, что могло произойти, мелькали у нее в голове. Курт мог бы потерять контроль. Ленз мог бы сломать Курту пару костей или того хуже.
Но всё же ей было всё равно. Да, она знала, что дедушка не одобряет Курта, но подумать не могла, что это может зайти настолько далеко.
В попытке успокоиться, Мари глубоко вздохнула и позволила своему разуму погрузиться в окружавшие ее звуки. Нужно закрыть глаза и просто наслаждаться чистым воздухом и спокойствием природы.
Ручей струился где-то позади нее. Рядом квакала жаба. Птицы в своем путешествии на юг пели прощальные песни, поскольку лето показало первые признаки старения.
Среди царящего вокруг умиротворения она услышала шорох листьев и тяжелые, приближающие шаги. Ее лицо исказилось гневом — наверняка это Курт, которого ей сейчас вовсе не хотелось видеть. Слезы подступили с новой силой, и из груди Мари вырвался всхлип.
— У вас всё в порядке, мисс?
Она вздрогнула. Голос казался незнакомым. Мари повернулась и увидела молодого человека, стоящего в нескольких шагах от нее. В руках у него были лук и стрелы.
— Вас кто-то обидел? — спросил молодой человек.
Потребовалось еще мгновение, прежде чем Мари узнала того, кто стоит рядом с ней. Взрослый или нет, его рыжие кудри и веснушчатое лицо невозможно было ни с кем спутать.
— Гензель!
Мари встала и раскинула руки, чтобы обнять друга своего детства.
— Мари? — его лицо озарилось узнаванием. — Когда ты вернулась?
Несмотря на недавние слезы, Мари не могла не улыбнуться.
— Пару недель назад.
— Не видел тебя в деревне, — он провел рукой по своем огненным волосам и рассмеялся. — Старая Берта рассказала бы всему Майсену, если бы тебя увидела.
— Она еще жива? — рассмеялась Мари вместе с ним.
Городская сплетница Берта была древней, как грязь, еще когда Мари была ребенком.
— Конечно! Кто еще догадается о том, что делают соседи?
Гензель немного помолчал, добродушно рассматривая Мари.
— Выглядишь… здорово, — сказал он.
Мари покраснела, и приятное волнение разлилось по ее телу.
— Спасибо. Ты… Ты тоже.
Она вдруг почувствовала ту же глупую застенчивость, на которой часто ловила себя, когда рядом с ней стоял Курт.
Гензель был невысоким, но всё-таки выше Мари. Мальчика-сорванца, за которым она когда-то носилась по холмам вместе с его младшей сестрой, казалось, больше не было. Перед ней стоял видный юноша с открытым и добрым лицом.
— Охотишься? — Мари прервала молчание и указала на оружие в его руках.
— Что? — Гензель вздрогнул, словно вышел из оцепенения. — А, это… Да. Хотел подстрелить пару кроликов на ужин. Я… мы с Гретель теперь живем в доме отца Хенрика, помогаем вот ему.
— О… А что случилось…
— Наш дом сгорел три года назад. Отец умер в пожаре.
— Мне… очень жаль.
Мари действительно сочувствовала его потере, но, если честно, не от всей души. Отец Гензеля был пьяницей, но, в отличие от Варина, взял за привычку бить своих детей, когда приходил домой в предрассветный час. Следы его гнева неделями не сходили с лиц и рук Гензеля и Гретель, а как только начинали заживать, на их месте тут же появлялись новые.
— А что насчет тебя? — спросил Гензель. — Твоя семья вернулась, чтобы остаться?
— Нет, — тихо сказала Мари. — Нет, я просто приехала навестить бабушку и дедушку перед… своей свадьбой.
Было так странно произносить это вслух. Злость на Курта и дедушку вновь зашевелилась в ее душе, но не охватил ее целиком, и она заметила, что лицо Гензеля немного помрачнело на ее последних словах.
— А… понятно. Значит, и твой жених тоже здесь?
Мари кивнула.
Они помолчали еще полминуты, и тишина стала ужасно неловкой. Наконец, Гензель откашлялся.
— А… эм… А почему ты тогда тут одна и плачешь?
— Я просто поняла, что буду скучать по нашей горе, — медленно сказала Мари, стараясь не выдавать слишком много эмоций. — И уже собиралась домой.
Тревога по поводу того, что она слишком далеко от Курта и Йохана всё-таки взяла над ней верх сейчас, когда злость поутихла.
— Могу… — Гензель замялся. — Могу я проводить тебя? Если ты не против, конечно.
— Да, звучит неплохо, — улыбнулась Мари.
К счастью, пока они шли по тропе, Гензель больше ничего не спрашивал о личной жизни Мари. Они предпочли посвятить разговор воспоминаниям об их детских проделках. Только когда он привел ее на крыльцо бабушки и дедушки, он спросил:
— Ты будешь на свадьбе Адлера?
— Бабушка говорит, что да.
Гензель довольно улыбнулся и кивнул Мари на прощание, а потом отправился по своим делам. Мари смотрела ему вслед и даже почувствовала себя довольной внезапным воссоединением со старым другом, пока не вспомнила о причине своего побега.
— Кто это был?
Голос Курта звучал низко и грозно, когда он вышел к ней из вечерних теней.
Ильзе и Ленз тоже вышли во двор.
Мари собиралась ответить, но увидела, как дедушка бросает на Курта полный ярости взгляд, а тот, в свою очередь, возвращает ему точно такой же. Ненависть на их лицах снова разожгла в Мари гнев. Вместо того, чтобы ответить Курту, она повернулась к бабушке и говорила будто бы только с ней.
— Гензель был достаточно добр, чтобы спросить о моем состоянии и проводить меня до дома.
Произнеся это, Мари кинула беглый взгляд на Курта и заметила, как исказились его черты.
— Ну, это мило с его стороны, — пожала плечами бабушка.
— Да, очень мило, — Мари гордо вздернула подбородок. — А теперь, если вы не возражаете, я пойду прилягу. Устала, знаете ли.
Она решительно зашагала к двери, но резко остановилась.
— Бабушка!
— Да, милая?
— Если они еще не поняли, пожалуйста, скажи дедушке и Курту, что если они вытворят что-то подобное еще раз, я не буду разговаривать ни с одним из них до конца жизни.
Семья молчала, пока Мари шла в свою комнату. Как только дверь за ней закрылась, крупные слезы покатились из ее глаз, а рыдания начали сотрясать тело. Но не только воспоминания о драке причиняли ей боль.
Она не могла взять толк, как ее дедушка, который пошел против всех правил, чтобы достигнуть своей мечты, теперь отказывает Мари в праве на ее собственный выбор. Он лучше других должен знать, что это значит — следовать своим путем, каким бы он ни был. И если она видит свой путь в том, чтобы остаться с Куртом, то Ленз должен поддержать ее, а не чинить преграды.
По крайней мере, ей так казалось. До сегодняшнего дня.
— Мари, — прошептал Курт с той стороны двери.
Прежде чем он успел продолжить и сказать еще хоть слово, она услышала приглушенный голос Ленза, который, очевидно, стоял на другом конце коридора. Она не поняла, что именно дедушка говорил, но ответ Курта был едким и ядовитым.
— Если мы каким-то чудом провернем это и снимем проклятие, не жди, старик, что я когда-нибудь позволю ей сюда вернуться.
Как раз в тот момент, когда Мари подумала, что ее сердце не может болеть сильнее, она почувствовала, как оно разрывается на части.