Книги
Голоса разбудили Мари, и она поняла, что ее голова раскалывалась. Ей потребовалась пара секунд, чтобы понять, где она находится. Точно не в своей маленькой комнатке под чердаком у Эллисов. Больше в Тагеле.
События предыдущего вечера обрушились на нее убийственной волной, и она решила, что больше не будет вставать. Никогда. Волки, Курт, магия, проклятия и даже пропавшая миссис Данст — ей хотелось, чтобы всё оказалось кошмарным сном. Пусть они все проваливают в Геенну.
— Ты сам подумай! — звенел голос за дверью. — Она верит в добрую магию! Она могла бы покончить с этим раз и навсегда!
Кажется, это Криган.
— Не позволяй отцу всё это услышать, — сухо ответил Курт, — иначе вы с дядей получите по ушам.
Мари сморгнула остатки сна и получше оглядела комнату, в которую ее вчера принесли. Просторная. Стены из светлых бревен и широкое окно, через которое падал серый лесной свет.
Напротив кровати висела тонкая книжная полка. Маленький письменный стол стоял в углу возле двери. Шторы на окне сшиты из тонкого розового кружева — они, наверняка, когда-то были красивым, но сейчас выглядели настолько ветхими, что, казалось, вот-вот развалятся.
На тумбочке у кровати стояла пустая тарелка, оставшаяся тут с вечера. Сначала, когда Мари принесли скромный ужин, она подумывала оставить его не тронутым. Ей не хотелось, чтобы волки не решили, что она готова с ними сотрудничать, но ее желудок протестовал, и в итоге она решила выразить свое неудовольствие по-другому.
Пока она лежала, раздался стук в дверь, который заставил ее вздрогнуть. Раздраженная, она подскочила и принялась искать свой плащ. До только сейчас нее дошло, что она всё еще во вчерашнем платье, а где теперь достать новые — понятия не имеет.
— Мари, это Курт, — послышались из-за двери приглушенные слова.
— Минуточку, — отозвалась она.
Как бы Мари на него не злилась, но представать перед ним взъерошенной и заспанной у нее не было ни малейшего желания. Если ее собирались держать тут насильно, то она хотя бы будет выглядеть достойно.
Она подбежала к небольшому тазу с холодной водой, наспех умылась и заглянула в круглое зеркало, изо всех сил стараясь укротить свои непослушные светлые локоны. Темные круги под глазами так просто не прогнать, увы.
Наконец, Мари открыла дверь и увидела Курта, стоящего там с тарелкой яиц, парой булочек и чашкой горячего чая. Как бы ни было трудно это признавать, еда пахла восхитительно. К ее ужасу, ее живот подумал так же и громко заурчал.
Курт попытался скрыть улыбку, протягивая ей поднос.
— Уже почти полдень, — сказал он. — Я подумал, что ты можешь быть голодна.
Мари вздохнула, взяла еду и вернулась на кровать.
Курт взял стул и сел в дверях. Мари попыталась сосредоточиться на своем завтраке, а не на эффектном молодом человеке, пристально наблюдающим за ней. Даже не глядя на Курта, она прекрасно осознавала, что теперь он выглядит мужчиной во всех отношениях.
И ей захотелось изучить каждый дюйм его лица. Хотелось понять, осталось ли там хоть что-нибудь от того мальчика, которого она любила. Но пялиться на него было бы в высшей степени неуместно. Не хватало только, чтобы он подумал, что она подчинилась планам стаи на счет нее.
Как бы она ни относилась к Курту, ни одна эмоция не позволила бы ей просто принять судьбу, которую они ей тут напридумывали.
— Когда закончишь, — прервал Курт неловкое молчание, — я хочу тебе кое-что показать.
Мари метнула в него холодный взгляд и молча продолжила жевать. Ей страшно хотелось ответить ему какой-нибудь колкостью, он ведь солгал ей. Даже нет, не так, — он врал ей с самой первой их встречи. Знал всё про то, что от нее хотят горожане и волки, но не обмолвился ни единым словом, чтобы ее спасти. И даже после того, как он отослал ее в Тагель, он вернул ее обратно в этом место одиночества и ужаса.
Единственное, что мешало Мари излить на Курта бурный поток обвинений, это осознание того факта, что он недавно потерял мать.
Мари ела настолько медленно, насколько это возможно, но всё-таки еда закончилась. Она вздохнула, проглотила остатки чая и встала, показывая, что готова идти. Нехотя она последовала за Куртом из его дома. Когда они вышли, она поняла, что это тот самый дом, на который она случайно вышла много лет назад. Но на этот раз они пошли не в сторону леса, и Мари ахнула от картины, которая ей открылась.
Она ожидала увидеть что угодно, но только не целое поселение. Тут и там, укрытые огромными деревьями, стояли маленькие домики — бревенчатые, с соломенными крышами, очень похожие на те, в которых жили люди на окраине Валда. Люди сновали туда-сюда, занятые каждый своей работой.
Всё как в обычных городках.
И всё же, что-то было не так. Мари это чувствовала, но пока не могла понять, что именно.
— Ты наверняка надеешься сбежать, — голос Курта звучал так спокойно, будто он говорил о погоде.
Мари ответила ему взглядом, полным вызова. Он вернул ей лишь небольшую понимающую улыбку.
— Разве не все пытаются?
Мари решила, что небольшую дерзость может себе позволить.
Курт усмехнулся.
— Ну да. Очевидно, что это глупо — пытаться сбежать от двухсот тридцати волков, но многие пытаются. Хотя некоторые и остаются.
— Чего ради?
Мари заметила мимолетную боль на лице Курта и чуть не пожалела о своем вопросе. И всё-таки она не могла придумать причины, по которым кто-то может по доброй воле остаться в таком жалком месте, оторванный от всего, что когда-то любил и знал.
Это просто нелепо.
— Прогуляемся? — вместо ответа предложил Курт.
Он повел ее по первой улице. Грязные дети бесстрашно носились и верещали, огибая дома и заборы. Взрослые работали и бранили детей. Когда Курт и Мари шли мимо, все ненадолго оставляли свои дела, чтобы посмотреть на них. И, хоть горожане отвечали на взгляды Мари, ей захотелось съежиться и попросить, чтобы они перестали.
Улыбок не было. Смеялись только дети, которые еще мало что понимали.
Они подошли к маленькому двору, и Курт жестом попросил Мари стоять на месте. Может, убежать сейчас, пока он шагает к входной двери в хижину? Но она сдержала порыв. Любопытство взяло верх.
— Штефан, — позвал кого-то Курт. — Я знаю, что ты наверху, не вынуждай меня подниматься. А то всё расскажу твоему деду, и ты сам знаешь, что будет дальше.
Из дымохода показалась белокурая голова мальчишки. Он уставился на Курта широко распахнутыми глазами, а тот снова позвал его суровым, но добрым голосом.
— Я же говорил тебе, что играть на крыше небезопасно. Слезешь сам, или тебе нужна помощь?
Мальчик не ответил, но через мгновение исчез, а затем снова появился внизу. Курт взъерошил ему волосы и велел пойти играть с сестрой. Мари не хотела проявлять никакого интереса, но всё-таки приподняла одну бровь.
— Его родители умерли прошлой зимой, — объяснил Курт, и они продолжили прогулку. — Штефан и его сестра теперь живут с дедом.
Говоря это, он постоянно кивал прохожим. Чем дальше они шли, тем сильнее у Мари сжималось сердце от жалости ко всем этим незнакомцам. Она попыталась отбросить эту жалость, ведь чем больше она будет их жалеть, тем более оправданными будут ей казаться действия стаи.
И всё-таки для двухсотлетнего поселения людей тут катастрофически не хватало. Кроме того, Мари поняла, что до сих не увидела ни одной лавки или мастерской. Когда она спросила об этом Курта, он пояснил, что некоторые продавали свои услуги на дому, например, кожевник, портной и мясник. Другие же просто перебивались случайными заработками и экономили на всём, на чем можно было сэкономить.
— Мы пытались строить магазины, — сказал Курт, горько усмехнувшись. — Даже распределили рабочие места, планировали возвести церковь и зернохранилище. Они слушают нас, делают то, что им говорят, но...
Курт осекся и остановился. Он привел Мари к самому печальному рынку, который ей доводилось видеть. Ни одной телеги, ни одного торговца — крохотная площадь совершенно пуста и одинока.
— Но они не хотят? — тихо спросила Мари.
Курт кивнул.
— Люди должны хотеть процветать, чтобы искренне что-то делать.
— Они сдались, — прошептала Мари.
До нее, наконец, дошло, что не так в этом волчьем городе. Одежда большинства жителей порвана и испачкана, а волосы они будто бы и не стригут вовсе, а обрубают грубым лезвием. Все, кто им встретился по дороге, уже выглядят уставшими и вялыми, хотя еще только полдень.
За работой никто не напевает песен, которые в Тагеле доносились с каждого двора. Хоть Мари собиралась оставаться бесстрастной, но всё-таки не выдержала.
— Что происходит без Чистой Крови? — выпалила она.
— Без нее здесь все, кто старше шестнадцати, окончательно утратят человечность. И каждый ребенок будет в опасности. Скорее всего, их загрызут собственные родители.
Мари замялась, а потом посмотрела Курту прямо в глаза.
— И ты тоже утратишь человечность?
— Особенно я, — усмехнулся он. — Моя волчья кровь еще гуще, чем у всех остальных.
— Почему?
Она затаила дыхание.
— Тот колдун был моим предком.
В его золотисто-карих глаз вспыхнула ярость, и Мари отвернулась, закусив губу. Всю следующую часть поселения они исследовали молча. Им встретилась пара человек, которые мило их поприветствовали, но большинство просто одаривало их горестными взглядами.
Они вышли на окраину города. Дома и люди закончились. Теперь они углубились в лес и просто гуляли, и у Мари сжалось сердце. «Совсем как в детстве». В голове у нее крутились вопросы, и она задумалась над тем, как правильно и тактично их задать.
— Мари, стой на месте.
Голос Курта прозвучал низко и строго. Мари сообразила, что в задумчивости отошла немного в сторону и принялась блуждать между деревьев, как привыкла. Удивленная, она повернулась к Курту и проследила за его взглядом.
Он смотрел на землю под ее ногами, где всего в паре футов лежало гнездо поросят.
— Медленно иди ко мне, — сказал Курт. — Ничего не говори.
Мари затаила дыхание и отступила назад, собираясь сделать, как он сказал. Но оглушительный треск ветки, на которую она наступила, эхом прокатился по деревьям. А за ним раздался пронзительный визг — одна из маленьких свиней проснулась.
Мари сковал ужас. Что-то огромное и свирепое неслось на нее с дикой скоростью. Всё, что она успела разглядеть за одну бесконечную секунды — глаза-бусинки и ощетинившийся мех. Свиноматка приготовилась к атаке, и у Мари промелькнула мысль, что не так, так эдак этот лес ее всё-таки убьет.
Но она не успела даже вскрикнуть, когда сзади послышался злобный рык. Пятно серебристой шести пронеслось мимо и набросилось на свиноматку. Сила удара волка повалила ее на бок, но она тут же вскочила и укусила его за шею.
Онемевшая от страха, Мари наблюдала, как два зверя катаются в кустах, рычат, щелкаются пастями и обмениваются визгами. Казалось, что это никогда не закончится, но всё закончилось в один миг.
Свиноматка уселась перед своим гнездом, а волк остановился напротив нее.
— Курт, — полушепотом позвала Мари. — Пойдем. Она просто защищала поросят.
Только сейчас ей пришло в голову, что она не задала Курту самого главного вопроса — как ей вести себя с волком, в которого он превращается? Слышит ли он ее? Понимает ли ее речь?
Это всё еще человек или полностью зверь? И, что самое важное, насколько он опасен для нее?
Воспоминание о том, как Курт показывал ей олененка, вселяло в ее сердце надежду. Ни одна в мире магия не превратит того заботливого мальчика в кровожадного монстра.
Волк и свиноматка смотрели друг на друга, а Мари решила рассмотреть Курта. В волчьем обличии он был ростом примерно с ее талию и оставался таким же жилистым и крепким. Его серый мех почти блестел в тусклом свете леса.
Мари рискнула сделать шаг и протянуть к нему руку. Без малейшего предупреждения огромные челюсти сомкнулись у ее запястья. Она отпрянула. Его глаза казались все еще человеческими, но в них не было ни следа понимая или узнавания.
Ей потребовалось мгновение, чтобы осознать, что Курт только что ее чуть не укусил. Паника затопила ее разум, когда она поняла, что волк снова рычит — и на этот раз на нее. Не зная, что делать, Мари начала медленно пятиться.
Отступив на два шага, она решила, что пора. Она развернулась и побежала так быстро, как только могла. Прошлой ночью, перед сном, она представляла себе тысячу и один способ побега, но ни в одном не могла представить, что ей придется убегать от Курта.
Она бежала бесцельно, движимая только страхом, и не знала, как долго это может продолжать. Отчаяние и ужас заставили ее задыхаться, когда она услышала, что преследователь приближается.
Курт был прав. Как бы быстро она не двигалась, ей ни за что не убежать от волков.
Мари нырнула за широкое дерево и старалась разучиться дышать, чтобы Курт ее не услышал.
Когда шаги стали ближе, от страха она даже не сразу поняла, что они человечьи, и что рычания больше нет. Всё, что у нее получалось, это молить Создателя послать ей быструю смерть. Только когда Курт нашел ее за деревом, она увидела, что волк больше не главный.
— Мари, прости!
Она вдруг обнаружила, что больше не стоит — она сидит на корточках, скорчившись под деревом, обхватив голову руками. И самый громкий звук, который она слышит — стук собственных зубов.
— Мне так жаль, — прошептал Курт, опускаясь рядом с ней на колени.
Он попытался протянуть к ней руку, но она вздрогнула и отшатнулась. Боль в каждой черте его лица не могла изменить положение. Увидев, на что он способен в своей волчьей форме, Мари еще не готова была принять его как человека. Если вообще когда-нибудь будет готова принять.
У нее не укладывалось в голове, что Курт и чудовище, которое гналось за ней — это одно и то же существо. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось его прикосновений.
— Давай хотя бы найдем место поудобнее, — предложил он.
Мари замотала головой и спрятала лицо обратно в руки. Курт вздохнул и покорно отошел, сев под деревом напротив. Получив немного свободного пространства, Мари сделала судорожный вдох и попыталась собраться с мыслями.
Это не должно было стать таким сюрпризом. Курт же прямо сказал ей, что он волк. Чего она ожидала? Что он смирно сядет у ее ног и попросит почесть ему за ушком?
И всё же она не могла вообразить, что именно представляло собой его проклятие, пока не испытала его на себе. Она вдруг вспомнила, какими взглядами встречали Курта жители Валда. О, теперь Мари поняла природу их страха. И она ненавидела этот страх. Найдя в себе силы открыть глаза и поднять голову, она осторожно взглянула на Курта.
Он сидел, прислонившись спиной к дереву, и направил взгляд в пустоту. Ей показалось, он даже не моргал. Мари заметила, что серые круги под его глазами стали больше. Интересно, удавалось ли ему поспать в последние дни, когда столько навалилось?
Чтобы подавить в себе порыв сочувствия, Мари заставила себя говорить.
— Поэтому так много умирает?
Курт не ответил, просто продолжил тупо смотреть в лес.
— Курт!
Он вздрогнул.
— Да?
— Ты говорил, что твоя мать была четвертой. Почему так много умирает? — Мари старалась звучать спокойнее. — Это из-за таких вот… случайностей?
Стыд и понимание отразились на его лице, и он опустил взгляд в землю.
— Иногда. Но это случается только с невестами. После свадьбы магия защищает Чистую Кровь от любого вреда, которую могут причинить волки. Вот почему мы стараемся всё сделать быстро. У нас есть месяц до того, как заклятие умрет, и мы утратим человечность. Ради женщин стараемся не ждать.
— А почему тогда жен умирает так много? — Мари приподняла бровь.
Курт заерзал у дерева.
— Не знаю. После свадьбы многие начинают чахнуть. Отец говорит, что это просто из-за их слабости, но мне всегда казалось, что это что-то другое.
Он поднял на Мари встревоженные глаза, наблюдая за ее реакцией. Видя его искреннее раскаяние, она смягчилась, сама того не желая.
— Значит, когда ты оборачиваешься в волка, ты не можешь себя контролировать?
Курт поморщился.
— Некоторые не могут контролировать даже сам процесс. Страх нас меняет в первую очередь. Многие хотят оставаться людьми, а чтобы править над животным, нужно отказаться от части человечности.
Он фыркнул.
— Некоторые на это идут. Например, такие, как мой дядя. Он готов жертвовать волку, сколько угодно. Но большинство из нас предпочли бы терять контроль над зверем, но сохранить в себе человека. Когда ты оборачиваешься, инстинкт берет верх, и должно пройти время, чтобы успокоиться и справиться с этим.
Пока он говорил, Мари снова вспомнила вечере танцев в Валде. Курт тогда показался ей напуганным, но…
— Как так вышло, что ты никогда не превращался, когда мы были вместе?
Он лишь печально улыбнулся.
— Курт? Скажи, как так вышло?
Мари не верила, что за всё то время, пока они общались, он ни разу не испытывал страх.
— Ты жертвуешь тем, чем должен, — еле слышно ответил Курт.
Мари нахмурилась.
— И чем же? Что ты отдал, чтобы контролировать это рядом со мной?
Он покачал головой и закрыл глаза.
— Ради тебя это того стоило, — вот всё, что он сказал.
Увидев, что большего уже не добьется, Мари решила, что обязательно узнает, чем именно он пожертвовал, просто в другой раз.
*
— Так зачем приводить меня сюда сейчас? — спросила Мари, когда они с Куртом вернулись в город и шли по направлению к дому.
Ей и правда было интересно. Почему волки просто не забрали ее к себе, когда она прибыла в Валд? И зачем Курт игрался с ней? Отправил в Тагель и позволил ей думать, что у нее есть шанс побороться — теперь это выглядело, как издевка.
— Я же говорил тебе, моя мать умерла.
— Я поняла… и мне очень жаль.
И несмотря на весь ее гнев, ей и правда было жаль. Столько лет прошло со смерти ее собственной матери, но годы мало помогали. Зияющую дыру в сердце время так и не смогло залечить.
Курт легонько кивнул, отвечая на ее сочувствие.
— Я видел, что это место сделало с моей матерью. И хотел сберечь тебя еще хотя бы на несколько лет. Чтобы ты пожила нормальной жизнью.
Мари решила не уточнять, что бы было, если бы она попыталась уехать из Тагеля сразу же, как приехала. Или того хуже, вдруг ей бы пришло в голову всё-таки выйти замуж за Дерека? Кажется, ее отказ сохранил бедолаге жизнь.
— А что вы будете делать, если Чистая Кровь всё-таки сбежит? — продолжила Мари допрашивать Курта.
Она вспомнила, как Арон говорил про девушку по имени Ильзе. Она отсюда убежала, а значит, нет ничего невозможного.
Курт бросил на Мари тяжелый взгляд.
— Если за месяц вожак не женится на любой чистокровной девушке, люди здесь потеряют себя в волках…
— Но…
— Мари, — Курт звучал одновременно строго и печально. — Поверь, мне это тоже не нравится. Никому не нравится. Но мы застряли, и выхода нет. На карту поставлена не только моя человечность или даже моей семьи. Просто представь, что полчище голодных волков сделают с малышами вроде Штефана и его сестры? А жители Валда? А другие близлежащие города?
Он покачал головой.
— Если Чистая Кровь сбегает, приходится выбирать другую, и делать это быстро, — продолжил он. — За двести лет мы несколько раз нарушали договор с Валдом. Но если бы мы этого не сделали, то города уже не было бы, и погибли бы сотни людей.
— Это всё не имеет никакого смысла! — воскликнула Мари.
— Да что ты? — удивился Курт.
— Да! Вы не на то тратите время. Любое проклятие можно разрушить.
— Кто сказал?
Мари впервые за последние несколько часов увидела почти веселую улыбку на его лице.
— Сам подумай, — Мари остановилась и заглянула ему в глаза. — Проклятие позволяет вам сохранять человечность до тех пор, пока в семье есть Чистая Кровь, а потом еще месяц после ее смерти. Это уже перерыв! В худшем случае вы все были бы волками уже в первом поколении. Но я думаю, это способ Создателя вас спасти! Проклятие просто ждет, когда его снимут.
Курт выслушал ее, и его вид стал непроницаемым.
— Есть одна вещь, которую ты должна увидеть, — тихо сказал он и кивнул на дом.
Она молча, но не без любопытства проследовала за ним. Он привел ее в новую для нее комнату, а сам исчез в коридоре, оставив Мари осматриваться. Она нашла помещение тесноватым, но довольно уютным, хоть здесь и было прохладно — огонь еще не разжигали. Зато зеленый ковер по центру оказался одной из самых роскошных вещей, который Мари видела после переезда в Валд.
У стены стоял простой деревянный стол, а на нем желали две книги. Мари подошла поближе, чтобы их рассмотреть. В одной она сразу узнала Святое писание, а насчет другой она так и не смогла понять — названия на обложке из зеленой кожи не оказалось.
— Все ушли, — сказал Курт, когда вернулся, — говорить пока безопасно.
Он тоже подошел к столу и взял зеленую книгу.
— Только не говори отцу, что я тебе рассказал, — он одарил ее почти мальчишеской ухмылкой. — Об этом должны знать только вожаки стаи и их сыновья.
Курт вручил Мари книгу, и она поняла, что этот маленький томик довольно старый. Страницы пожелтели, покрылись пятнами и были ломкими на ощупь. Но больше всего Мари заинтересовало то, что изображено на них. Во всевозможных рисунках и каракулях угадывать наброски волков, а еще различные травы и цветы. Многие из них Мари уже были знакомы — про какие-то рассказывала мать, а про другие — Бенно Эллис.
Но один цветок, появлявшийся на страницах снова и снова, Мари никогда прежде не видела и не могла узнать. Его длинные, заостренные лепестки выглядели почти как иголки, а из бутона вылетало что-то вроде пушистых спор. Вот бы еще понять, что это такое? Мари напрягла память, но всё напрасно.
Записи на страницах ясности не прибавляли. Мари прищурилась, но не смогла разобрать ни слова.
— Что это за язык? — спросила она Курта.
Явно не ваксамский.
— Это дневник колдуна, — ответил он. — Всё, что нам от него осталось. Помимо волчьей натуры, конечно.
Курт покачал головой.
— За двести лет никто так и не понял, как всё это прочитать. Я корпел над книгой в детстве, думал, что смогу интерпретировать хотя бы пару слов, но нет. Зато рядом с дневником можно ощутить на себе магию.
Он жестом попросил Мари поднести книгу поближе к лицу. Как только она вдохнула ее пыльный аромат, ее охватило то странное головокружение, которое она почувствовала во время танца с Куртом. Только в этот раз не такое сильное.
Курт взял у нее книгу.
— После долгих поисков я решил, что просто глуп для темных искусств.
Когда он закрыл дневник колдуна, со страниц слетело маленькое перышко. Курт нахмурился.
— А вот мой дядя явно так не думает, — процедил он.
Мари вдруг вспомнила о своей первой встрече с Рупертом.
— А что он имел в виду, когда говорил, что я та, кто верит в добрую магию? И Криган сегодня утром?
Мари решила, что за давностью лет Курт всё ей расскажет, но тут же поняла, что совершила ошибку. Его лицо исказилось яростью.
— Ты не должна слушать моего дядю! — рявкнул он — Ни одного его слово, поняла?
Мари отшатнулась. Впервые Курт говорил с ней в такой приказной тоне, и что-то ей подсказывало, что самым правильным будет просто молча кивнуть в ответ.
Его глаза немного смягчились, когда он увидел ее испуг.
— Извини, — выдохнул он. — Я не хотел тебя пугать, я просто… Хочешь верь, хочешь нет, но я пытаюсь тебя защитить. Всегда пытался, — Курт слабо улыбнулся. — С Криганом всё в порядке, но он слишком много слушает дядю.
Курт положил книгу обратно на стол, а когда снова повернулся к Мари, то открыл рот, чтобы что-то сказать, но осекся. Он смущенно уставился в пол.
— Нам нужно идти, — пробормотал он. — Я отведу тебя к портнихе, чтобы… ну… Померить платье для свадьбы.
Сердце Мари пропустило удар, и она почувствовала, что краснеет так же, как Курт. Она не знала, как ко всему этому относиться и просто пошла за ним, как делала уже сотни раз. В полной тишине они вышли из дома.
По дороге потрепанная туфля Мари зацепилась о камень, и девушка споткнулась и упала, больно ударившись ладонями о землю. Но вместо того, чтобы встать, она так и осталась сидеть. Ее глаза наполнились слезами, будто ей пять лет.
Всё это было слишком. Это падение будто сорвало плотину чувств, с которыми Мари не знала, как совладать. Она не готова. Это будет ее жизнь. Темный город без улыбок и солнечного света станет ее домом.
Она больше никогда не увидит бабушку и дедушку. Не поднимется ни на холмы, ни на свою гору. Не полюбуется виноградниками. А о северных странах, где из холодного моря выходят девушки-рыбы, ей останется только мечтать.
Курт опустился на колени рядом с ней и потянулся к ее щеке, чтобы вытереть слезы, но она мотнула головой.
— Прости, — прошептал он. — Мне правда очень жаль.
Из ее груди вырвался громкий всхлип.
— Если ты всё знал, почему пообещал, что мы уйдем отсюда вместе?
Она почувствовала себя довольно глупой, задав этот вопрос, но сейчас он казался ей самым важным в мире. Будто только это и имело значение. Ее мечта — взять Курта за руку и исследовать мир вместе с ним, — оставалась ее якорем, когда вся жизнь превратилась в шторм. Зачем же он обещал, если заранее знал, что это несбыточно?
— Это была надежда мальчишки.
— А ты бы пошел, если бы мог?
Она подняла на него полные слез глаза и увидела, что он тоже готов заплакать. Ей так отчаянно захотелось услышать «да», будто это могло что-то изменить.
— Я больше не могу надеяться на невозможное, — тихо ответил Курт.
