Книги
Год спустя
Мари разогнула спину и вытерла лоб рукавом. Для поздней осени в лесу без солнца в тот было необычайно жарко. Но ее огород и сад выглядели замечательно, и она гордилась своей работой. Конечно, ничего общего с тем, что росло у матери, но зато следующей зимой Мари точно будет, чем кормиться.
Она снова захотела, чтобы Курту позволили посмотреть на плоды ее трудов. Они теперь виделись не так часто, как год назад, ведь ей нужно ухаживать за садом, а ему стали поручать больше дел семьи.
И всё-таки Мари хотелось, чтобы он пришел сюда и увидел. Ведь никакого сада не было бы, если бы не Курт. Как и самой Мари, вероятно, уже не было бы в живых.
Зима в этом году была суровой и пришла неожиданно. Оказалось, что лесной массив, который был слишком плотным для солнца, беспрепятственно пропускал лед, так что телеги торговцев, снабжавших Валд зерном, не могли проехать через ледяные бури.
Горожанам выделили паек из резервных запасов, но Варин был слишком занят в таверне, чтобы его получить. Когда он очнулся, было уже поздно — кто-то более предприимчивый забрал себе их долю. Для отца Мари это стало лишь досадным недоразумением — его насыщал эль, но она не могла питаться так же. Хотя и она не сразу осознала, насколько плохи ее дела.
Когда случился первый ледяной шторм, она выскочила на улицу, замерев от холодной красоты, открывшейся ее глазам. Сосульки свисали с каждой ветки и блестели на крышах и окнах, словно хрустальные украшения во дворце Ледяной девы. Всё вокруг переливалось бело-голубым сиянием, и Мари на секунду перестала жалеть, что переехала в этот город.
Но лед приходил снова и снова, а еды с каждым днем становилось все меньше, и скоро постоянная боль в животе начала мешать Мари восхищаться зимним великолепием. Она чувствовала себя постоянно уставшей и вяло передвигала ноги, неспособная пройти дальше пары футов от дома. По больше части, она просто лежала в кровати, чтобы не тратить силы. Вставала только, чтобы выпечь хлеб из скудных остатков зерна и согреться чаем.
Также она обнаружила, что их дом продувается всеми ветрами, позволяя пронизывающему до костей воздуху свободно гулять в дырах и трещинах. Варин грелся в таверне больше, чем когда-либо, и оказывался дома уже с наступлением темноты. Он засыпал мертвым сном, и у Мари не хватало сил, чтобы разбудить его и попросить обратить внимание на свою скромную персону.
Именно в эти моменты она больше всего скучала по Курту. Он не мог войти в город, а она не могла добраться до леса, чтобы встретиться с ним. Ей не хватало их совместного чтения историй и планирования приключений. Больше всего она хотела, чтобы он снова схватил ее за запястье и потащил за собой через лес, ведя ее к их водопаду.
Спустя два месяца после первой бури они всё-таки увиделись. У Мари закончилась растопка для огня, и она собрала остатки сил, чтобы доковылять до леса и собрать хоть какие-то ветки. Сначала она не заметила Курта, но, наклонившись за очередной деревяшкой для связки, услышала резкий возглас.
— Где ты была? Я искал тебя повсюду!
Курт звучал строго и хотел сказать что-то еще, но, когда она подняла на него лицо, он умолк и просто смотрел.
Лишь тогда Мари осознала, в каком виде она предстала перед ним. Часы, проведенные в доме без света и свежего воздуха, сделали ее бледной и слабой. В последний раз, когда она осмелилась взглянуть в зеркало, доставшееся ей от матери, на нее оттуда посмотрело какое-то чужое лицо. Худая, болезненная девушка с сухими желтыми волосами, безвольно разбросанными по плечам. Под глазами темные впадины, похожие на синяки.
Мари продолжила собирать ветки, но если бы в ней было больше жизни, ее щеки пылали бы от стыда.
Курт взял ее за плечи и заставил взглянуть на него.
— Что с тобой случилось? — прошептал он.
Теперь его голос стал добрее, но это не уменьшило смущение Мари.
— Лед не пустил телеги с припасами, — пробормотала она, не желая смотреть ему в глаза.
— Но вы должны были получить паек.
— Я пыталась, но не смогла унести зерно.
— А твой отец?
Мари не ответила. Курт осторожно ее встряхнул.
— Мари, отвечай! Твой отец получил паек?
— Он мог бы, если бы не был так занят в трактире!
Эти слова оказались острее, чем она рассчитывала. Ее охватил новый вид стыда, и она пожалела, что не может просто раствориться в воздухе. Мари до последнего не рассказывала Курту о пристрастии Варина к выпивке. Одно дело, когда у тебя невнимательный и угрюмый отец, и совсем другое, когда он забывает обо всем, стремясь утопить скорбь в эле.
— Почему он не охотится? — сурово спросил Курт.
Мари усмехнулась и наконец-то набралась смелости, чтобы посмотреть ему в глаза. В них пылал гнев. Но в остальном Курт выглядел прекрасно — в его лице не было и следа того вечного желания есть, что она видела в своем зеркале. Он выглядел здоровее, чем когда-либо, и даже немного подрос с тех пор, как они виделись в последний раз. Его щеки и подбородок тронула неравномерная щетина.
— Охота запрещена, — пожала плечами Мари.
Курт отпустил ее и виновато почесал затылок.
— Точно. Я забыл, — пробормотал он.
— Что ж, — вздохнула Мари. — Ненавижу с тобой расставаться, но…
Глаза Курта широко распахнулись.
— Конечно, здесь холодно, — с жаром ответил он. — Тебе лучше вернуться домой.
Она грустно кивнула. Уходить от него — последнее, чего бы ей сейчас хотелось, но пальцы всё еще были ей дороги, а она их уже почти не чувствовала.
— Прости, — прошептал Курт. — Я хотел бы проводить тебя.
Мари слабо улыбнулась.
— Всё в порядке. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы с отцом.
Она побрела домой, но через пару шагов снова услышала Курта. Он окликнул ее по имени. Мари обернулась.
— Я рад, что твой плащ всё еще красный, — сказал он. — Так я смогу найти тебя, когда ты снова потеряешься в лесу.
Его взгляд был печален, как и его улыбка. Всю дорогу до дома Мари чувствовала его взгляд на своей спине. Придя домой, она сложила связку веток у огня, чтобы они могли просохнуть, и заснула до самого вечера. Ее разбудил голос Варина.
— Мари! Это что такое?
Она попыталась смахнуть сон и поплелась к двери. Отец держал в руках мертвого кролика и тугую связку бревен, завернутых в бурую ткань.
— Где ты это взяла? — грозно спросил отец.
— Я… — ошеломленно пробормотала Мари. — Не знаю. Этого не было, когда я выходила в последний раз.
Она уже обо всём догадалась и силилась сдержать улыбку, которая была готова расползтись по ее лицу. А вот Варину было не весело.
— Тут охотиться нельзя! — потряс он кроликом перед ней. — Ты собираешься меня подставить?
— Это скорее всего от Курта, — поспешила объясниться Мари. — Его семье можно охотиться, помнишь?
Варин впился в нее долгим взглядом, но потом вручил ей маленькую тушку.
— Ладно, приготовь его, он всё равно уже мертв, — он проследовал внутрь и начал стягивать грязные сапоги. — В таверне давно подают протухшее мясо, меня блевать от него тянет.
Мари сжала губы так сильно, что они побелели. Он что, ел мясо всё это время? И даже не подумал принести ей? Сама она не видела дичи с самого начала зимы. Но как бы ей не хотелось поругаться с отцом, сил на это не было.
Суп, который Мари приготовила в тот вечер, показался ей самым вкусным в ее жизни.
С того дня она каждый день находила у порога то кролика, то какую-нибудь птицу, а еще сухую связку дров. Мари крепла день ото дня, наконец позволяя себе наесться, и когда пришла весна, она уже была так же здорова, как и раньше.
В их новую встречу Курт ничего не сказал про еду и дрова, но в его глазах искрилась радость, пока он наблюдал, как Мари уверенно шагает к нему.
Она была бесконечно благодарна ему за то, что он для нее сделал, но ее переполняла решимость не дать подобному повториться. Нельзя больше ни от кого зависеть хотя бы в плане еды.
Как только земля оттаяла, Мари умоляла Курта научить ее садоводству в месте без солнца. Она помнила, что у целительницы, которая убила ее мать, был сад, хоть и напоминавший кладбище растений. К тому же, из того странного дня рядом с домом Курта она запомнила не только волков.
— У твоей мамы чудесный сад! Может, она могла бы меня…
— Точно нет!
Это прозвучало так резко, что она вздрогнула.
— Ты туда не пойдешь.
— Но как мне еще научиться? — заскулила Мари.
Они сидели у водопада впервые с тех пор, как растаял снег. Мари, конечно, понимала, что Курт пытается защитить ее, но ей отчаянно хотелось уметь больше, раз уж она застряла в этом городе.
В итоге Курт пообещал, что научит ее всему, что знал сам.
— Ты умеешь работать в саду? — Мари недоверчиво подняла бровь.
Курт казался слишком беспокойным для того, кто мог хоть что-нибудь вырастить. А еще она помнила, что все мальчики, с которыми она была знакома, считали работу в саду исключительно женским делом. Поливка и прополка ущемляли их гордость.
— Когда я был маленьким и не слушался родителей, — пояснил Курт, — меня наказывали работой в саду.
— И до сих пор наказывают?
Мари не могла сдержать озорной улыбки. Она представила Курта стоящим над грядками, и эта картина показалась ей необычайно забавной.
— Теперь я стараюсь не попадаться, — подмигнул он.
Верный своему слову, в следующий раз Курт принес с собой ассортимент ростков и семян и объяснил, как всё это закапывать и поливать, чтобы осенью можно было собрать урожай.
Мари добросовестно трудилась всё лето и теперь, на исходе теплых дней, она по праву гордилась собой, жалея лишь об одном — Курт не мог всё это увидеть.
— Мари!
Голос отца прервал ее размышления о саде и Курте.
— Ты сегодня рано, — ответила она, вытирая руки о фартук.
Обычно Варин из кузницы направлялся прямиком в таверну, а не домой.
— Нам нужно купить тебе ленту! — сказал он.
Она непонимающе моргнула.
— Ленту?
— Именно! На праздник. Ты ведь уже достаточно взрослая, чтобы танцевать!
Мари невольно улыбнулась. Варин до сих пор чувствовал свою вину за то, что в прошлом году пропустил ее день рождения. Зимы для него как будто бы и не было, и сейчас он снова пробовал стать примерным отцом.
Он часто заставлял ее выбираться в Валд вместе с ним, убежденный, что ее нежелание общаться с горожанами — не более, чем застенчивость. Он заговаривал с каждым, кого встречал, и заставлял их знакомиться с Мари под его суровым взглядом. После этого Варин выглядел довольным, уверенный, что нашел дочери нового друга.
У Мари не хватало духу его переубедить. От чего-то ее сердце сжималось в эти моменты.
— Спасибо, но не думаю, что мне пригодится лента, — сказала Мари, собирая садовый инвентарь. — Сомневаюсь, что кто-то из мальчиков захочет со мной танцевать.
— Ерунда, — отмахнулся Варин. — Ты уже такая же красива, как твоя мать.
— Они со мной даже не разговаривают.
— Они просто стесняются! Ты ведь не даешь им шанса.
Варин последовал за дочерью в дом. Она положила инвентарь, вымыла руки и начала нарезать хлеб к ужину.
— Что ты имеешь в виду? — уточнила Мари.
— Ты всё свое время проводишь в лесу с этим мальчишкой. Ему будет полезно узнать, что у него появился конкурент.
По щекам Мари пополз румянец.
— Курт просто друг.
Произнеся эти слова вслух, она поняла, насколько они абсурдны. Просто друг вряд ли бы стал кормить ее всю зиму. Да и в целом «друг» — не совсем подходящее слово, чтобы объяснить, кем Курт стал для Мари. Но если не друг, то кто он?
— Дочь, — Варин мягко взял нож из руки Мари. Его глаза переполняла вина. — Пойдем сюда.
Он подвел ее к деревянному сундуку в углу и опустился на колени рядом с ним, доставая из кармана маленький медный ключ. У Мари перехватило дыхание. Это сундук матери. Они не прикасались к нему с самой ее смерти.
— Твои платья скоро снова станут коротки, — сказал Варин.
Он вытащил из сундука сверток ткани и нежно его погладил.
— Кажется, ты уже достаточно высокая, чтобы носить мамины платья.
Мари не двигалась. Гнев и боль смешались в ее груди, и она не смогла бы произнести ни слова, даже если бы сильно захотела. Отец не видел, что она умирала от голода, но умудрился заметить ее рост. Как всё это может сочетаться в одном человеке?
Варин вряд ли увидел эмоции, бушевавшие в дочери. Он не поднял на нее глаза, а лишь продолжал ласкать у себя на коленях платье покойной жены, будто новорожденного младенца.
— Я знаю, Мари, что выпиваю больше, чем должен. Когда я увидел, что твое платье становится коротким, то понял, что у меня сейчас недостаточно денег, чтобы купить тебе новое. И это… Это навело меня на мысль…
Его голос дрогнул. Варину потребовался глубокий вдох, чтобы снова заговорить.
— Я представил, что бы сказала Амалия, если бы видела меня сейчас.
Он, наконец, поднял на Мари глаза, покрасневшие от скопившихся слез.
— По правде говоря, я паршивый отец. Я просто… просто не знаю, как жить без нее. Но я стараюсь, Мари. Это большее из всего, что я могу сделать.
Мари пребывала в шоке. Она не слышала от отца так много слов с тех пор, как они приехали в лес.
— В ту ночь, когда ты сбежала, — продолжил Варин, — когда мы потеряли ее… Я почти был готов закончить всё это. Невыносимо знать, что я позволил ей умереть, хотя ты пыталась меня предупредить. Я был близок к тому, чтобы сдаться. Потом этот охотник привел тебя обратно, и мне пришлось идти дальше. Но я не могу. Не без посторонней помощи.
«Не без помощи эля», — промелькнуло в голове у Мари, она и чуть не усмехнулась этой мысли, но вовремя сдержалась.
— А потом я увидел, что твое платье слишком короткое...
Он осекся, проглатывая слезы. А затем развернул платье, которое держал в руках. Ярко-красное — Амалия такие очень любила.
Варин умоляюще смотрел на дочь.
— Я не могу даже представить, что бы она сказала, увидев, сколько боли я причинил ее девочке.
Мари присела рядом с ним и дотронулась до платья. Отец плакал впервые с той ночи, когда умерла мама. Конечно, эти слезы не могли ее не тронуть, но… Сколько раз она должна его прощать?
Она всё еще прекрасно помнила слабость в ногах и постоянное чувство голода. Помнила сцену в доме целительницы, когда она умоляла не вливать в ее мать отраву. Всё еще слышала, как бабушка кричит, что ей нужно бежать из этого леса.
Мари не хотела его прощать. Он причинил ей боль слишком много раз. Но всё-таки она вспомнила слова матери, которые та произнесла после ссоры с Варином — одной из самых крупных и громких на памяти Мари. Она не помнила, из-за чего именно они ругались, но хлопки дверей и звон разлетающейся посуды прочно засел в ее памяти. Как и те слова.
— Почему ты сказала, что любишь его, если злишься? — спросила маленькая Мари.
Амалия устало покачала головой и криво улыбнулась.
— Никогда не знаешь, какие твои слова будут последними. Если Создатель призовет меня слишком рано, я не хочу жалеть о своих последних словах.
Мари посмотрела на отца. Она всё еще злилась и знала, что от этого просто так не избавиться. И всё-таки мать была права.
— Я… — начала Мари. — Я думаю, лента мне не помешает.
Ее голос прозвучал странно. Слишком взросло для пятнадцатилетней девочки.
— Темно-синяя бы подошла к этому.
Она взяла платье матери и уткнулась в него лицом. Немного пахло пылью, но всё же запах Амалии преобладал.
Варин робко обнял дочь.
— Я буду лучше, Мари!
Ей так сильно захотелось ему поверить, что она почти позволила надежде расцвести в своей душе, хоть тихий голос в голове и шептал, что слова Варина — это не правда. Вряд ли что-то всерьез изменится. Но отец хотя бы осознает свою вину, а это уже что-то.
