12
Андрей автоматом, на деревянных ногах добрался до своего «Форда», положил пакет с продуктами на переднее сидение и сел за руль. Ключ никак не желал вставляться в замок зажигания.
Руки дрожат, что ли, с досадой подумал он. И дернуло же его в «Окей» заехать. Мать просила купить чего-нибудь вкусненького к ужину. Как будто других магазинов по пути не было. Уж не говоря о том, что ехать по Выборгскому шоссе через Осиновую рощу намного дольше, да еще мимо поста ДПС.
Она изменилась. Сильно изменилась. Семь лет прошло. Даже засомневался, она ли. Только... Только так жестко, с металлом в голосе и ледяным блеском в глазах не отвечают случайно обознавшемуся человеку. Сколько раз его самого принимали за кого-то другого. Это еще не повод смотреть как на врага. Нет, она его узнала. Именно поэтому и отвернулась так резко.
Нельзя сказать, что Андрей вспоминал об Инне часто. Сначала это вообще было слишком больно. Особенно потому, что прекрасно понимал: сам виноват. А если и приходило в голову, что все еще можно исправить, малодушно отвечал себе: нет, она его не простит, нечего и пытаться. А потом и вовсе понял, что обратной дороги нет. Слишком поздно.
Говорил себе: ну и ладно, таких Инн у меня будет еще грузовик с прицепом. А оказалось, что ни одна женщина и сравниться с ней не может. Даже Тамара. Удивлялся: а ведь выходит, парень, что ты ее действительно любил. Одну единственную – по-настоящему. И тут же вздыхал: ничего себе «по-настоящему», если бросил беременную. Ну да, возражал внутренний голос, это не ты ее бросил, а она тебя.
А что ей еще оставалось делать, если кое-кто ни мычал ни телился.
Вот такие беседы он вел с собой, и со всех сторон выходило: сам дурак!
В конце концов мы с ней обязательно встретимся, думал Андрей. Так всегда бывает. Проходит время, люди опять встречаются. Только вот чаще всего выходит так, что лучше бы им и не встречаться снова.
Навязчивой идеей мысли эти у него не были, приходили время от времени и опять уходили. И каждый раз Андрей представлял себе эту встречу иначе. От самых розовых оттенков до самых черных.
Идет он, к примеру, по улице, а Инна навстречу. Все такая же красивая, милая. А за руку ребенка ведет. Мальчика. Или девочку – неважно. Увидела его, обрадовалась. И ребенку говорит: а это твой папа. Берутся они все трое за ручки и идут... в светлое будущее. Короче, литр соплей. Новый русский сериал.
Или все так же, с ребенком, только Инна совсем ему не рада. И говорит: деточка, это твой папа, но он такая сволочь, что лучше бы его и вовсе не было. И идут они, не за ручки, ав разные стороны. Тоже новый русский сериал, а слез и соплей литра на два.
Только вот того, что в действительности произошло, Андрей почему-то не предусмотрел. Что она сделает вид, будто вообще с ним незнакома.
Подходя к квартире, он попытался изобразить человека если не счастливого, то хотя бы довольного жизнью. Но маму провести все равно не удалось. Ей стоило мельком взглянуть на него, забирая из его рук пакет с продуктами, - и все.
- Ну, что на этот раз? – словно между прочим поинтересовалась она, выгружая свертки на кухонный стол.
- А что? – попытался отвертеться Андрей. – Все в порядке.
Но обмануть маму... Он обычно и не пытался. Безнадежное дело.
Удивительно, но, будучи «мямликом», Андрей маменькиным сынком все же не был. Хотя бы уже по той причине, что сама мама не хотел этого. «Своим детям надо быть немножко мачехой, - любила говорить Ольга Павловна. – Потому что именно у чокнутых наседок получаются самые отъявленные подонки. Либо ведерко манной каши вместо человека».
До выхода на пенсию она служила прапорщиком в той же военной части, где и отец-полковник. Солдаты ее боялись и обожали. Ольга Павловна была «всехней» мамой, и не раз Андрей видел, как она утешала зеленого салабона, которому вдруг перестала писать девушка или слишком уж досаждали сослуживцы. А Восьмого марта Ольга Павловна бывала завалена цветами и подарками, как ни одна другая офицерская жена.
Отца Андрей видел эпизодически – тот постоянно был занят. Мать тоже крутилась, как белка в колесе, но для него время у нее находилось. Она не тряслась над ним и всегда предоставляла свободу выбора. И не ее вина в том, что Андрей иной раз боялся этой свободой воспользоваться. Кроме того, мать буквально видела его насквозь. Даже когда он пытался скрыть что-то из желания лишний раз не расстраивать.
Вздохнув горько, Андрей как был, прямо в куртке, уселся за кухонный стол, заваленный покупками, и начал рассказывать. И так ему вдруг обидно стало, чуть ли ни до слез.
- Ты уверен, что не ошибся? – осторожно спросила Ольга Павловна.
- Уверен. Хотя... Да нет, она, точно. Изменилась, конечно.
- Столько лет прошло. Да и вообще, жизнь тяжелая.
- У нее тяжелая? – усмехнулся Андрей. – «Лексус», шуба из... не знаю даже из кого. Мужик весь такой прикинутый.
- Причем здесь шуба и мужик? По мне, так с «Лексусом» жизнь тяжелее, чем с жигулем. Послушай, может, она так на тебя фыркнула, что муж рядом? Или кто он там?
- Да нет, не думаю. Он совсем не выглядел таким уж злобным монстром. Обычный мужик. Да и потом, даже если она так боится, что ее приревнуют к первому встречному столбу, эта ее злость гораздо подозрительнее выглядела, чем если бы сказала спокойно: «Извините, вы обознались». Уж глупой она никогда не была.
Андрей помолчал, передвинул с места на место несколько пакетов, отщипнул хвостик багета.
- Знаешь, мам, - сказал он тихо, разглядывая упавшие на стол крошки, - она не просто изменилась. Ну да, повзрослела, прическа другая. Только раньше она такая была... Не знаю. Мягкая. Светлая. Изнутри светилась. А теперь... Совсем другая. Жесткая, грубая.
- Ты же не знаешь, Андрюша, как она жила эти семь лет. Жизнь многих ломает так, что не приведи господь. С тобой все глупо получилось. Тогда-то она не так уж сильно на тебя и обижалась...
Ольга Павловна поняла, что случайно проговорилась, и замолчала, закусив губу.
- То есть? – приподнял брови Андрей. – Ты что, с ней разговаривала тогда? Ну, когда она от меня ушла?
- Да, - виновато кивнула мать. – Инна просила тебе не говорить. Я ей позвонила, думала, может, она еще передумает. Я же видела, как ты переживаешь. Мы встретились. Она сказала, что не хочет, чтобы ты женился на ней, как говорится, по производственной необходимости. Мол, ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Что если б ты хотел, сразу бы предложил ей расписаться, как только узнал, что она беременна. А еще что если ты захочешь помочь ей и ребенку, она против не будет.
- О боже! – простонал Андрей. – Мама, что же ты наделала? Если б я знал! Если бы ты мне рассказала!
- А что, собственно, я наделала? – сухо поинтересовалась Ольга Павловна. – Это ты, голубчик, наделал, а не я. Она ведь не к другому мужчине ушла. Так что у тебя при желании была возможность все исправить. Пришел бы с букетом и конфетом. Раз прогнала, два прогнала, а на третий и простила бы. Честным пирком да за свадебку.
- Если б она меня прогнала, я больше не пришел бы.
- Ах, какие мы гордые, скажите, пожалуйста! Вон меня отец три года обхаживал. Пять раз предложение делал, пока не согласилась. Откажу – он фыркнет, мол, больше ты меня не увидишь. Недели две пройдет, смотрю – стоит на углу, ждет. А ты... Теперь-то что ныть? Ах, Инночка стала злая и грубая, ах, не бросилась мне на шею. С какой радости-то? Ждала-ждала, пока ты образумишься, и замуж вышла. И не вздумай теперь ее искать! Нечего мыльную оперу разводить. У ребенка твоего другой отец есть. Сам говоришь, на злобного монстра не похож. И слава богу. Учти, сунешься, узнаю - голову оторву.
Она права, уныло подумал Андрей. Как всегда права. А я, как всегда, идиот. Круглый идиот.