7
Андрею пришлось задержаться в Москве. С политиком он встретился, статью написал и отправил в редакцию, что называется, с колес. А в ответ получил новое задание: разнюхать о назревающем в банковских кругах мощном скандале, который мог задеть интересы многих видных людей (не говоря уже о главном редакторе его газеты, державшем свои сбережения в одном из подозрительных банков).
В редакции Андрей работал не так давно, и столь ответственное задание говорило о многом: шеф его оценил и счел заслуживающим доверия. Доверие это необходимо было оправдать.
Так уж вышло, что, несмотря на свое филологическое образование, Андрей имел в московских финансовых кругах некоторые связи. В основном благодаря бывшей жене Тамаре, которая руководила департаментом одного из крупных банков.
Они познакомились пять лет назад в Крыму. Полгода перезванивались, переписывались, потом Тамара приехала к нему в Питер встречать вместе Новый год. Приехала, побыла неделю и... увезла с собой в Москву. Убедила, что ему, одинокому, перебраться на новое место гораздо легче, чем ей, имеющей на горбу пятилетнего сына от первого брака, больную маму и собаку со скверным характером.
Как любой нормальный коренной петербуржец без властных амбиций, Андрей в Москву не слишком рвался. И, мягко говоря, не слишком ее любил. Зато ему нравилась Тамара, которая могла уболтать кого угодно. К тому же это была первая женщина, согласившаяся выйти за него замуж. Хотя Андрею уже стукнуло на тот момент тридцать два, с личной жизнью что-то не ладилось. Внешности он был самой заурядной, среднестатистической, точнее, никакой. Не за что глазу зацепиться. Среднего роста, средней комплекции, слегка сутуловатый. Русые волосы, неопределенного цвета глаза. Что называется, без особых примет. И характер тоже никакой.
«Ты, Андрюшка, у нас мямлик какой-то», - вздыхала мама. Ему говорили: надо сделать вот и вот так. Он делал. Даже если и не хотелось. Просто спорить не умел и не любил, поэтому сам себе удивлялся, когда в областной больнице наорал на медсестру и врача, которые не хотели принимать раненую женщину. И с Тамарой тогда согласился, хотя совершенно не улыбалось ему покидать свою уютную однокомнатную квартирку на Юго-Западе, спокойную и необременительную должность главреда небольшой ведомственной газеты, родителей, приятелей.
«Ну, это ненадолго, - сказала мама, познакомившись с будущей невесткой. – Съезди, проветрись, узнай, каково это – быть примаком. Только квартиру не продавай».
На маму Андрей обиделся. Выходит, он совсем ни на что не пригоден? Ну да, не получалось у него до сих пор ничего. Ни один из его романов дольше полугода не просуществовал. Разве что с Инной почти год встречались. Она была совсем молоденькая, первокурсница, он - на двенадцать лет старше. И как глупо они расстались, до сих пор вспоминать тяжело. Инна забеременела, а он все тянул, не мог ни на что решиться. Дотянул до того, что она его бросила. Написала ему письмо, что между ними все кончено, чтобы он больше не приходил и не звонил. Он и не звонил. Так и не знает даже, родила Инна или аборт сделала.
А квартиру, дурак, все-таки продал, Тамарка уговорила. Свою она тоже продала, купили большую четырехкомнатную. Мама страшно ругалась, но жили они, тем не менее, душа в душу, разводиться, вопреки прогнозам, не собирались.
Тамара, маленькая пухленькая блондинка, настоящий живой шарик ртути, ко всему относилась с легкостью, граничащей с легкомыслием, так что они и не ссорились вовсе. Ссоры – вот что для флегматичного Андрея было самым ужасным. А если их нет, то все остальное можно пережить. Он наладил вполне приличные отношения и со вздорным, избалованным Митькой, и с вечно стонущей, всем недовольной Каролиной Стефановной, и даже с мерзким красноглазым бультерьером Альбертом, которого про себя звал не иначе как муфлоном.
Смущало Андрея только одно обстоятельство. С работой было туго, но в конце концов он пристроился редактором в один дамский журнал. Зарплата крошечная, перспектив никаких. Тамара зарабатывала – страшно сказать! - ровно в двадцать раз больше. И смеялась над его переживаниями: брось ты, что еще за «Москва слезам не верит». Денег хватает, работа привычная, знакомая, не всем же миллионы огребать.
Так прошло без малого пять лет. В Москве Андрей толком не прижился, своих друзей не завел, разве что с парой сотрудником поддерживал не слишком близкие приятельские отношения. Тамара знакомила его со своими многочисленными друзьями и подругами, таскала на всевозможные вечеринки, на которых он откровенно скучал. Они посещали театральные премьеры, презентации и вернисажи, дважды в год ездили на какой-нибудь модный курорт. Общих детей у них так и не завелось – Тамара была категорически против, а Андрей, как всегда, не настаивал.
В общем и целом, семейная жизнь протекала довольно гладко, поэтому, когда Тамара однажды вечером, после ужина в приятной домашней обстановке заявила, что подает на развод, Андрей едва не выронил глаза на коленки. Прости, сказала она, но я полюбила другого.
Впрочем, расстались они довольно мирно. То ли дело было в его характере – «мямлик», – то ли в Тамарином – сердиться на нее было просто невозможно, так или иначе, когда первый шок отошел, Андрей вроде бы вздохнул с облегчением. И даже где-то растрогался, когда бывшая супруга вручила ему пластиковую карту своего банка с кругленькой суммой, вырученной за квартиру недавно умершей Каролины Стефановны. Он вернулся в Питер, денег с лихвой хватило на покупку «однушки» на Гражданке и почти нового «фордика».
Пока дом достраивался, Андрей жил у родителей в военном городке рядом с поселком Агалатово, в получасе езды от Питера. А на работу устроился в одну из самых влиятельных городских газет, корреспондентом. Конечно, начинать карьеру в тридцать семь лет – дело довольно кислое, тем более при подобном рыбьем темпераменте, но в своем бедном московском журнальчике ему частенько приходилось самому писать статьи, чтобы сэкономить издательству хоть какие-то деньги, так что процесс вполне пошел.
Получив новое задание, он позвонил Тамаре и был немедленно приглашен «на чашечку кофе». Встреча бывших супругов прошла достаточно тепло, если не сказать, жарко. Возможно, дошло бы и до горизонтального уровня, если б не угроза скорого возвращения нового мужа, который повез Митьку за город кататься на лыжах. Тамара сделала несколько телефонных звонков, Андрей встретился с нужными людьми и получил изрядное количество конфиденциальной информации. Можно было возвращаться в Питер.
Удивляло то обстоятельство, что ему так и не позвонили насчет женщины, которую он привез в больницу. Насколько ему было известно, в таких случаях непременно заводят уголовное дело. И его, как обнаружившего потерпевшую, должны допросить. Не то чтобы он так жаждал иметь дело с милицией и вообще служить правосудию, просто...
Просто женщину ему было невероятно жаль. Так жаль, что аж внутри все переворачивалось. Такую жуткую, изуродованную. Такую маленькую, легкую, беззащитную. Он готов был глотку перегрызть тому негодяю, который сбил ее и оставил на дороге умирать. Непохоже на него? Ну и пусть.
Он думал, что ему, наверно, просто отправили домой повестку, но ничего не приходило. И не звонил никто. Сначала Андрей рукой махнул и сделал вид, что забыл. Не нужны его показания – ну и слава богу. Но каждый раз, когда ехал в город или возвращался в Агалатово, особенно на том злополучном месте рядом с болотом, ему становилось не по себе. Вот, где-то здесь – он точно не мог сказать, где именно, - она чуть не попала ему под колеса. Неужели никому нет до нее дела? Может, она пришла в себя, все рассказала, и того гада уже нашли? Или вдруг... умерла? Но тогда его тем более должны были вызвать, разве нет?
Прошла неделя. Андрей возвращался домой, проехал по проспекту Культуры мимо областной больницы и вдруг увидел стоящий у светофора милицейский УАЗик. Он вспомнил, что где-то совсем рядом находится отделение милиции. Подумал, подумал... и начал выискивать взглядом место для парковки.
Объяснить дежурному, что ему надо, оказалось непросто. Андрей, как всегда, мямлил что-то себе под нос, капитан брезгливо морщился, листал какой-то толстый журнал, куда-то звонил с недовольным видом и в конце концов отправил его на второй этаж, к старшему лейтенанту Кречетову.
С трудом отыскав нужный кабинет, Андрей поскребся в дверь. Из-за нее донеслось невнятное бурчание, которое он принял за приглашение войти.
Тощий рыжий парень лет двадцати пяти, одетый в черные джинсы и темно-серый свитер, с аппетитом жевал гигантский бутерброд с вареной колбасой, крошки сыпались на служебные бумаги, но старлею Кречетову не было до этого никакого дела. Сдвинув брови, он посмотрел на Андрея и, продолжая работать челюстями, махнул рукой в сторону стула.
Андрей послушно сел и вытащил на всякий случай свое журналистское удостоверение. Не говоря ни слова, рыжий старлей внимательно изучил его и вернул Андрею.
- Ну? – поинтересовался он, дожевав бутерброд и стряхнув с подбородка крошки.
Стараясь изъясняться как можно более внятно, Андрей изложил суть дела. Кречетов удивленно хмыкнул.
- Ни х... фига себе! – протянул он и полез в сейф за какой-то папкой. – В кои-то веки сознательный гражданин объявился. Или вы решили статейку нацарапать, признавайтесь?
- Я не по этой части, - слегка обиделся Андрей. – Не по криминальной хронике. Я сознательный гражданин. Можете сдать меня в музей.
Старлей снова хмыкнул, пожевал губу, стряхнул со стола крошки.
- Значит, вы ее обнаружили, так? И привезли в больницу?
- Ну да, да! – начал терять терпение Андрей. – Вам что, не передали ничего? Ну, не вам лично, а вообще…
- А что должны были передать?
- Копии моего паспорта, техпаспорта на машину и билета в Москву. Я ехал в аэропорт, улетал в командировку. И еще – что моя машина в аэропорту на стоянке, что ее можно осмотреть, - он почувствовал острое сожаление, что не набил тогда эскулапу морду. Или, может, к приезду милиции дежурный врач уже сменился?
- А зачем? – поинтересовался Кречетов.
- Что зачем?
- Зачем машину осматривать?
- Ну как же, - растерялся Андрей. – Чтобы... Чтобы убедиться, что это не я ее сбил.
- А ее никто и не сбивал, - пожал плечами Кречетов и вытащил из ящика стола бледно-серый бланк. – Нам сказали только, что женщину привез какой-то мужчина. Привез и уехал. Больше ничего. Я тут все запишу, а вы подпишете, раз уж пришли, идет?
- Хорошо, - кивнул Андрей. – Только... как это никто не сбивал?
- Да так. Врачи дали заключение, что травмы явно не с ДТП. Даму долго и упорно били тупыми предметами, в основном по голове. На момент поступления в приемный покой... – Кречетов полистал папку, - давность травм была на тот момент – семь-восемь часов. Кроме одной раны, рваной, совсем свежей.
- Да, я помню, на лице у нее кровь запеклась, а на шее текла еще.
- Вы говорите, нашли ее на шоссе, за городом? Тогда, скорее всего, она на сук напоролась. В ране были частицы древесины. А может, ей просто палкой кто-то добавил. Знаете что, давайте мы с вами завтра утречком съездим на место. Конечно, следов там никаких давно нет, но мало ли что.
- Скажите, а она... жива? – голос Андрея неожиданно дрогнул.
- Жива, - равнодушно ответил Кречетов. – Только до сих пор без сознания. Три операции сделали. Впрочем, не сочтите за цинизм, ей, наверно, было бы лучше умереть.
- Почему? – изумился Андрей.
- Вы лицо ее видели? Конечно, видели. А пальтецо? Если она и выживет, то останется таким уродом, что Джиперс-Криперс отдыхает. А судя по пальтишку, ей денег не хватает, даже чтобы пломбу в зуб поставить, не то что на пластику.
- Понятно, - Андрей вздохнул, посмотрел себе под ноги. – А... личность ее установили?
- Да как сказать? – замялся Кречетов. – Собственно, вам-то что?
- Ну... – промычал Андрей. – Так.
- Документов у нее, конечно, никаких не было, - сжалился старлей. – Но в кармане пальто нашли железнодорожный билет. От Сочи до Питера. На имя некой Марины Сергеевны Слободиной.
- Откуда там имя и отчество? – удивился Андрей, которому с железнодорожными билетами приходилось иметь дело в среднем раз в два месяца.
- На обороте карандашом были написаны фамилия, имя и отчество. Наверно, она заказывала билет через какое-то агентство, там нередко надписывают. Впрочем, в компьютере ведь все равно остаются паспортные данные пассажира. Мы связались с Сочи, там действительно зарегистрирована некая Марина Сергеевна Слободина, семьдесят восьмого года рождения. Которая в настоящее время неизвестно где находится. Бывший муж о ней никаких известий не имеет, на бывшей работе тоже ничего не знают. Но дело в том... – тут Кречетов прервался и попросил у Андрея паспорт, чтобы занести данные в протокол. – Дело в том, что неизвестно, ее ли это билет. Как говорится, не факт. Мы через пресс-службу ГУВД давали на телевидение информацию, но никто не отозвался. Даже пальцы у нее откатали, но по базе данных она нигде не значится. Не наш клиент.
- А если попробовать проводника найти? Может, вспомнит, как эта женщина выглядела, во что одета была, хотя бы примерно? – робко предложил Андрей.
- Пробовали, - махнул рукой Кречетов. – Нашли. Не помнит.