Книги
Глава 4
— Кого? — спрашиваю я.
“Си…” — это имя владельца конкурирующего Бюро? Кого бы ни назвала Азири, её имя запомнить и произнести гораздо легче, чем прозвучавшую шипучку. Похожие сочетания звуков я слышала в языке нагов.
— Не обращай внимания, Карин, — Азири Ра совсем по-человечески морщится и пожимает плечами, развивать тему ей явно не очень приятно, но от ответа она не отказывается и поясняет, что “Системой” называется контора, занимающаяся организацией перерождения душ.
У меня рушится картина мира.
Во всех известных мне легендах говорится, что боги судят, что боги награждают, что боги стоят на страже миропорядка, а сейчас богиня пьёт со мной чай как с подружкой-приятельницей и говорит нечто невообразимое.
Контора, которая занимается перерождением?
Бюро исполнения желаний?
Разве это не похоже на коммерцию?! А как же высшая справедливость?
— А… — открываю я рот.
Азири Ра наклоняется ко мне и доверительным шёпотом продолжает:
— От чистого сердца не советую связываться с “Системой”, те ещё мошенники. Представляешь, буквально позавчера закинули душу в иной план бытия, в чужое тело, в нежилой загородный дом, да ещё и с мужем-паралитиком в довесок?! Вот ты бы хотела оказаться в другом мире и решать проблемы чужой жизни?
— Нет! — это… страшно, мне в своей-то жизни страшно. — Азири, а разве ты занимаешься не тем же?
Она ведь только что сказала, что хочет потеснить “Систему”.
Может, я и оглушённо-пришибленная, но на память не жалуюсь.
Она смотрит на меня оскорблённо, но видно, что по-настоящему богиня не злится.
— У меня на каждое перерождение отдельный прозрачный договор с конкретными условиями и взаимными обязательствами, а у них, если связалась, то договор бессрочный, и будут тебя кидать из тела в тело, пока не выжмут потенциал твоей души досуха.
— Оу…
По-настоящему проблемы чужих душ меня не трогают.
— Я готова исполнить твоё сокровенное желание, — серьёзно говорит Азири Ра. Звучит как деловое предложение.
Внезапно.
Хотя и ожидаемо.
Я смотрю на богиню, а руки холодеют, потому что пришло время сделки, пришло время принять решение. Самой. Никто за ручку меня не отведёт и ответственность за последствия на себя не возьмёт.
И да, я отчётливо понимаю, что за желание придётся дорого заплатить. Только чем? Я поворачиваю голову. Исчезнувшая стена до сих пор не вернулась на место, и я вижу залитый солнцем лес, игру лучей на водной глади купели, белизну храма.
Знакомо пахнет травой…
— Я сплю?
Больше похоже на обморок.
— Ты с потерянным видом опираешься на стену и смотришь невидящим взглядом в пустоту. Ты можешь вернуться прямо сейчас.
— Нет. Продолжай, пожалуйста.
Если платить не деньгами — зачем они богине? — то чем? На ум приходит только одно — жизнью. Но какой высшему существу прок с моей смерти?
— Я готова исполнить твоё сокровенное желание, — повторяет она с улыбкой.
Мне страшно упустить шанс, только:
— У меня нет желаний.
Вообще никаких.
— Есть, Карин. Ты просто забыла. Знаешь, что самое забавное? Ты забыла дважды, потому что твоё сокровенное желание, желание жгучее и страстное, которое дало тебе сил встряхнуться и прямо сейчас почувствовать себя живой, ты ощутила, когда окунулась в тишину священной воды. Скажи мне, что это? Ты знаешь.
— Оно невыполнимое.
Передо мной богиня, высшая, но она не стоит над миром. Мы обе живём по его законам, и в этом смысле я и она равны.
— Нет ничего невозможного. Скажи, Карин. Скажи или возвращайся.
Из моих рук исчезает чашка недопитого чая, исчезают и чайник, и столик.
Если я промедлю… исчезнет всё, и я очнусь на улице, где меня заметит стража и проводит туда, где я лягу на диван и встречу конец.
Нет, только не обратно!
Вскочив, я думаю сказать, что согласна отправиться в другой мир и в чужое тело, куда угодно. Но выкрикиваю я не то, что думаю, а то, что чувствую:
— Я хочу вернуться в свои восемнадцать. Я хочу вернуться и прожить свою жизнь.
— Легко.
Ещё одна стена исчезает, и я вижу до боли знакомый коридор, ведущий к моей детской, где меня наверняка ждёт плюшевый заяц, слегка облысевший, но такой любимый. Я его обниму как в детстве, и всё будет хорошо. Он нечто большее, чем игрушка. Талисман?
Когда я была маленькая, я играла только с ним. Родители пытались заинтересовать меня куклами, но я оставалась равнодушна, и однажды мама даже забрала у меня зайца, чтобы я играла как все девочки. Какую грандиозную истерику я тогда закатила… Никакие увещевания и угрозы не помогали, пока мне не вернули мою игрушку.
Помню, я хотела забрать зайца с личными вещами, когда выходила замуж, но родители категорически запретили, а я уже была слишком… правильной, чтобы настоять на своём. Мне хватило обещания, что они никогда не выбросят мою плюшевую любовь
Мама сдержала обещание.
Я иду к детской, почти бегу, но внезапно с противоположной стороны раздаётся заунывный дикий вой.
Вздрогнув, я оборачиваюсь:
— Кто-то плачет?
Никогда не слышала подобного воя. “Плач” — я выразилась очень мягко. Кто-то орёт? На звуки моей детской истерики не похоже. Да и место не то.
— Давай посмотрим? — предлагает Азири Ра.
Храм исчез, мы находимся в доме, где я выросла, где прошли лучшие годы моей короткой бесславной жизни.
— Посмотрим, — киваю я с искренним любопытством, но когда понимаю, откуда именно идёт вой, останавливаюсь перед дверью.
Неужели? Мне исполнилось четырнадцать, и из детской меня переселили во “взрослую” спальню с крошечным будуаром, модным век назад, во времена строительства особняка.
Повзрослев, я вела себя тихо, как положено.
За одним маленьким исключением.
— Белая луна горит на небе, — раздаётся из-за двери с надрывом. Теперь можно разобрать, что вой не просто вой, в него сливаются стихи.
Я шарахаюсь.
До меня наконец доходит, что происходит.
— Это было действительно ужасно, — выдыхаю я.
Азири уверенно касается двери, и створка просто растворяется, открывает будуар нашим взглядам.
Посреди комнаты стою я, и судя по ещё немного детскому лицу и ярко-розовому в рюшах платью, мне около пятнадцати. Тогда я горела мечтой стать певицей, а мне отвечали, что у меня нет ни музыкального слуха, ни приятного голоса. Что я не способна петь, только выть и скрежетать.
Мне говорили, что я должна молчать, быть малословной и обходиться полушёпотом. Короче, всеми правдами и неправдами скрывать свой недостаток.
— Ужасно? Разве? По-моему, ты репетируешь и ты счастлива в этот миг.
— И что, что я счастлива? Родители были правы.
— То есть, вернувшись, ты снова будешь молчать и слушаться? Карин, тогда какой смысл возвращаться? Чтобы повторить стремительное угасание?
— Нет, я не буду слушаться. Я не пойду за Берта…
— Светлые боги! — раздаётся возглас мамы. — Карин, немедленно прекрати! Это невыносимо. Ты хочешь свести нас с папой с ума?
Мама поднимается по лестнице и входит в комнату. Забавно смотрится, как она открывает не видимую мне дверь.
Мама…
Сердце отзывается теплом и одновременно горькой досадой.
— Мама, ну почему?! — прерываюсь я-маленькая. — Мне нужно петь, чтобы стать певицей! Я буду давать концерты, собирать залы. Однажды я обязательно выступлю на конкурсе талантов Эльфийского королевского Двора и выступлю в Гранд-холле!
Я морщусь, и меня пробивает на смешок — так наивно…
Конечно же, ничего подобного никогда не случится.
Услышать, что отвечает мама, я не успеваю, но я и так помню, она скажет, что я бездарна.
Окружающее пространство стремительно выцветает, и я оказываюсь в кромешной серости, липкой как паутина. Но я не одна, передо мной стоит Азири:
— Моё условие очень простое, Карин. Я исполню твоё желание вернуться, а ты обязуешься исполнить свою заветную мечту. Ты должна петь, собрать зал, участвовать в конкурсе и выступить в Гранд-холле. Ты согласна?
