Глава 1
Настоящие леди никогда не подслушивают, но я вжимаюсь ухом в дубовую дверь. Металлическая окантовка замочной скважины неприятно холодит, и я чувствую как клеймом пропечатывается на коже красноватый, похожий на свежую царапину след.
Но ещё больше холодят слова, звучащие по ту сторону.
За дверью усмехается мой жених:
— Брось. Ты же не думаешь, что я действительно женюсь на этой нищей сиротке?
Его хриплый прокуренный голос я ни с чьим не перепутаю.
Бывает хрипотца приятная, завораживающая, но только не у моего жениха, любителя тяжёлых папирос и горячих девочек из заведения, о существовании которого настоящие леди опять же никогда не знают.
Я не вижу, но воочию представляю, как он, развалившись на диване, пускает в потолок фигурные дымные кольца и треплет прильнувшую к его коленям очередную зайку.
Он рассмеялся и тотчас надсадно закашлялся.
Кажется, его похлопали по спине.
— Признаться, на твоём месте я бы не отказывался от брачной ночи. Фигуристая, нецелованная… М-м-м! — второй голос я тоже узнала, один из подпевал жениха.
— Но-но! Моя невеста — сам завалю.
Я передёргиваюсь.
— До свадьбы? — лениво уточняет второй.
— Естественно. Не жениться же ради пары интересных ночей. Пфф!
— Почему же только пары? Девочка темпераментная, я б с неё неделю не слезал.
Слушать их грязные фантазии на мой счёт откровенно мерзко, но я терплю — жду, когда прозвучит что-нибудь полезное, а желание вымыться с мылом становилось всё острее.
Сосредоточенная на происходящем в комнате за дверью, я не слышу мягких, приглушённых ковром шагов. А забывать, что за мной приглядывают не стоило. Ой, не стоило.
Над головой внезапно раздаётся:
— Иветт! Иветта, что ты делаешь?
Я вздрагиваю, резко оборачиваюсь.
Мама, как же ты не вовремя. Или вовремя?
Она смотрит на меня с искренним негодованием, а я… Раньше, чем мысль успевает оформиться в слова, я хватаю маму за руку, тяну к двери, и мама под моим напором слегка теряется. Этого хватает, чтобы она услышала главное:
— Конечно, я не буду разрывать помолвку! Я не собираюсь выплачивать отступные. Дело не в сумме, хотя и в ней тоже. Старый хрыч вписал что-то заоблачное, будто не обычную девку замуж выдаёт, а кронпринцессу с троном в приданом. Дело принципа. Ненавижу, когда мне что-то навязывают.
— А как тогда? — озадачился подпевала.
— Ре-пу-та-ция. Я уничтожу её репутацию, сотру в порошок, опозорю, и ей ничего не останется, кроме как утопиться или пойти к мадам Зизи. У Зизи я её и объезжу хорошенько.
Мама вздрагивает, будто ей пощёчину влепили, смотрит на меня ошеломлённо, и на миг мне даже становится её жаль, но в глубине души я радуюсь. Наконец-то мама увидела подлинное лицо единственного сына градоправителя нашего провинциального городка. Больше она не сможет утверждать, что это достойная партия.
Мы, крадучись, отходим от двери, молча возвращаемся в главный зал, где в это время весёлый котильон сменяется кокетливой кадрилью. Мы останавливаемся у колонны.
— Мама, теперь вы убедились? Замужество за этим ничтожеством не принесёт нам ничего, кроме несчастий.
Помолвку стоит расторгнуть прямо сейчас, пока не поздно.
Мама всё ещё ошеломлена. Её безупречный мир треснул и грозит разбиться вдребезги, разлететься колкими осколками кривого зеркала, порезать до крови. Она реагирует не сразу. Молчание длится не меньше минуты, а то и двух. Но реагирует она совсем не так, как я надеялась. Что за жестокая насмешка?
— Иветт, пожалуйста, не говори глупостей, — рассудительный тон никак не вяжется с абсурдностью просьбы. — Когда мужчина женится на девушке значительно ниже себя по положению, когда репутация — её единственное приданое, совершенно естественно, что он хочет убедиться в её чистоте. Забудь! С этого момента ты должна быть вдвойне осмотрительна. Нет, втройне!
— Мама! — поражаюсь я.
Она же не может говорить этого всерьёз, правда?
Но мама предельно серьёзна:
— Милая моя Иветта, выйти замуж в семью градоправителя — твой единственный шанс устроить нашу жизнь. Может быть, тебе совсем не жаль обрекать меня на беспросветное нищенство? Что же, подумай хотя бы о своих будущих детях, которые получат достойное положение, образование, перспективы. Прости за пошлость — деньги. Те самые деньги, которых у нас нет.
— Мама?
Я замираю, не могу поверить своим ушам.
Почему я чувствую себя… преданной? Или… проданной?
В душе горячей волной поднимается гнев, на языке жгутся тысячи язвительных слов и даже оскорблений, но я их проглатываю, и во рту появляется кисловатый привкус, словно я разгрызла незрелое яблоко. Я сжимаю кулаки, чтобы не сорваться и начинаю под мысленный счёт делать простенькую дыхательную гимнастику.
И почему я разозлилась? Знаю же, что мама считает единственно верным полагаться на мужчину, причём любого, каким бы он ни был. А, нет. Есть одно требование — благородное происхождение. Крепкому купцу мама предпочтёт гуляку-мота-аристократа. К тому же в её понимании я выхожу замуж не за Геранда, а в его семью, то есть под опеку самого градоправителя. Хоть бы подумала, что именно градоправитель нашего брака не допустит!
Впрочем, мэрия — не место для тяжёлого разговора, тем более — главный зал. Мы поговорим дома. А пока…
Слева слышится многоголосое «а-ах».
Молодых людей на вечере не так много, танцующих молодых людей и того меньше. В кадрили приняли участие всего восемь счастливиц. Остальные девушки теснятся вдоль стены, обмахиваются надушенными веерами, сплетничают, ждут.
И все они в едином порыве выдыхают в унисон. Я тоже поворачиваю голову. И на миг забываю обо всём.
В зал по парадной лестнице неторопливо спускаются градоправитель и вальяжный незнакомец с выражением скуки на холёном лице. Незнакомец чуть выше среднего роста, худощав, молод, подтянут, скупые выверенные движения выдают умелого воина. А ещё я издали могу оценить и безупречно сидящий костюм-тройку, и совершенной белизны шейный платок, заколотый овальной чёрной брошью. В нашей глуши я ничего подобного никогда не видела. Однозначно, столица. Тот самый лорд, который по слухам сбежал в нашу глушь из-за скандала. И в честь прибытия которого градоправитель и устроил танцевальный вечер.
— Говорят, только в этом месяце он убил десятерых, — громким шёпотом сообщает одна из юных леди.
— Первая дуэль в четырнадцать, — мечтательно закатывает глаза её пухлощёкая подружка.
— Ни единого поражения…
Я раздражённо дёрнула щекой. Нашли, кем восторгаться. Роковой сердцеед, овеянный мрачной славой непревзойдённого убийцы, наверняка не меньший мерзавец, чем сынок градоправителя.
— По две дуэли каждую неделю, — продолжают нагнетать девушки.
Я не выдерживаю, фыркаю:
— Леди, вас послушать, сделать нехитрые расчёты, и получится, что уважаемый лорд ещё года два назад всех мужчин-аристократов вырезал подчистую.
Щебет, вздохи и ахи обрываются. Девушки смотрят на меня с откровенным негодованием — я посмела усомниться в их новом кумире. Хуже! Я посмела сказать, что блистательный образ кумира не больше, чем раздутый пузырь, и ткнула в этот пузырь пальцем.
— Ха! — произносит дочка помощника градоправителя и замолкает.
Потому что именно в этот момент приезжий лорд небрежно проводит рукой по волосам, и в свете ярко горящих люстр на каштановых прядях начинает играть лёгкая рыжинка.
Хорош собой и знает об этом. Спускается с видом хозяина мира. Даже не спускается. Милостиво нисходит. Знает, какое впечатление производит и беззастенчиво этим пользуется.
Я не могу не признать, что лорд привлекателен. Даже притягателен, особенно на фоне наших провинциальных аристократов, далёких от столичной «огранки». Но мне он категорически не нравится, отчасти из-за предубеждения, отчасти из-за брезгливости, с которой он оглядывает зал. Хотя толика симпатии к лорду всё же проклёвывается — мужчина откровенен, не прячет истинное отношение за лицемерной любезностью.
Я отворачиваюсь, успеваю заметить, как мама удовлетворённо кивает. Боялась, что я поддамся всеобщему сумасшествию? Снова становится неприятно. Я перевожу взгляд обратно на лорда.
И мы случайно встречаемся взглядами.